Ночные видения - Томас Фейхи

— Дома уже не то, что было. Пришлось убраться.

— И тебя случайно занесло в Уилмингтон?

— Ну, вспомнил, что ты переехал сюда, и заглянул в телефонную книгу. Я здесь первый день.

— Хорошо, что напомнил. Надо попросить незарегистрированный номер.

Биггинс смеется над собственной шуткой, и они вместе идут по набережной.

Биггинс расспрашивает о доме, о старых приятелях, излюбленных местечках и былых любовницах. Уехал он достаточно давно, так что теперь в нем просыпается ностальгия, а воспоминания снимают первоначальное напряжение. Насколько легче любить что-то, когда знаешь, что уже никогда к этому не вернешься, размышляет Пульо.

— Мне надо остановиться где-то на несколько дней, может быть, на неделю. — Пульо просительно заламывает руки. Последние годы изрядно подточили его врожденное обаяние. Голос звучит неубедительно, неуверенно, как-то слишком пронзительно. — Мне бы только встать на ноги. Плохо сплю после смерти Томсона и… мне сильно не везет…

— Тебе никогда особенно не везло.

— Ты понимаешь, что я имею в виду.

— Нет, Джей-Пи, не понимаю. И вообще я не знаю тебя больше. Мы все изменились. Я изменился. — Биггинс смотрит на него, потом добавляет: — У тебя проблемы с копами?

— Нет. Дело не в этом… Я просто устал проигрывать, вот и все.

Биггинс отвечает не сразу, потом останавливается.

— Неделю. Не больше. У меня здесь новая жизнь. У меня были причины оставить прошлое в прошлом.

— Я всего лишь пытаюсь сделать то же самое.

Снаружи дом кажется обшарпанным и изъеденным временем, проливными дождями, ветрами и безжалостным солнцем. Под слоями отшелушивающейся краски обнаруживаются цвета минувших десятилетий, бело-красный кирпич и часть рекламы кока-колы, занимавшей в далекие пятидесятые почти всю стену. Прошлое пробивается на поверхность, и в этом есть что-то такое, что вызывает у Пульо страх перед будущим.

В небольшой квартирке стоит запах, напоминающий запах пригоревшего рыбного сандвича. Большую часть гостиной занимает пожелтевший диван с растрепанными, потерявшими форму подушками. Напротив дивана фанерная коробка с телевизором и видеомагнитофоном. На электронных часах мелькают одни и те же цифры, 12.00, — похоже, Биггинсу не до них. На полу валяется с полдюжины видеокассет, основная же их часть занимает несколько полок покосившегося книжного шкафа. На самом верху пара книг и стопка журналов.

Пульо идет вслед за хозяином на кухню. Биггинс открывает холодильник и бросает ему банку пива. Они садятся у карточного столика на разнокалиберные стулья. На стене плакат с изображением маяков Северной Каролины.

— Переехал сюда на прошлой неделе.

Говоря это, Биггинс полностью сосредоточивается на пиве, и Пульо понимает, что его старому приятелю не хочется говорить о квартире.

Не зная, что еще сказать, он спрашивает:

— Сыграем?

— Конечно.

Они играют в покер несколько часов подряд, поочередно сдавая карты и разнообразя игру новыми правилами и вариациями. Пульо уже не помнит, когда в последний раз играл ради интереса, а не на деньги. Может быть, никогда. Но это уже не имеет значения. Он выпивает целую шестибаночную упаковку, выкуривает три сигареты и рассказывает о том, как играли раньше, когда по домам расходились только с рассветом. Может быть, удача все-таки поворачивается к нему лицом.

Проиграв четыре партии кряду, Биггинс допивает остатки пива и говорит:

— Мне пора ложиться, Джей-Пи. Завтра рано вставать. Занимай вторую комнату.

— Спасибо.

Вдвоем они проходят в комнату, занятую нераспакованными ящиками и коробками. У окна, возле батареи отопления, расстелен матрас.

— Я принесу одеяло и подушку.

Биггинс уходит. Пульо снимает рубашку и трусы, открывает рюкзак и достает пару наручников. В комнате душно и пыльно. Он пытается открыть окно, но окрашенные створки присохли к раме, и у него ничего не получается. Пульо садится на матрас, пристегивает себя наручниками к батарее и ждет.

— Ну вот, это тебе. — Биггинс кладет на пол подушку и одеяло. — У меня… Эй, это что еще такое?

— Отдашь утром.

Пульо протягивает ему ключ от наручников.

— Господи! — Биггинс нервно усмехается. — Надеюсь, ты не сдвинулся на почве секса, а?

— А ты бы хотел? — улыбается Пульо. — Нет. Просто я хожу во сне, и иногда… В общем, это опасно.

— Никогда не слышал, чтобы кто-то приковывал себя к батарее из-за того, что ходит во сне.

— У тебя много знакомых лунатиков?

— Ну, вообще-то нет, но все-таки… Ты не перестраховываешься? А если, к примеру, захочешь пойти в туалет?

— Мочевой пузырь у меня крепкий. Пусть ключ побудет у тебя до рассвета, ладно?

— Ладно. — Биггинс осторожно берет ключ. — Ты только не сорви мне батарею, если уж очень разыграешься.

— Постараюсь не забыть.

11 июня 1994 года 5.33

В квартире еще темно. Биггинс входит в комнату и видит распростершегося на полу Джея-Пи. Правая рука и плечо вывернуты, как будто кто-то пытался оторвать их от тела, лицо искажено болью. Биггинс подходит ближе и кладет ключ рядом с телом. Тихо. Он слышит только приглушенный ковром звук собственных шагов. Джей-Пи лежит совершенно неподвижно, и Биггинсу становится не по себе. Он поспешно выходит из дома, чтобы успеть на автобус. Прохладный воздух приятно освежает лицо.

Целый день его не оставляют тревожные мысли. Кто такие лунатики? Что имел в виду Пульо, когда говорил об опасности? Из-за чего он покинул родной город? Что там случилось, в Новом Орлеане? Ему нужны ответы на все эти вопросы, но он не знает, как спросить. К концу смены голова уже пухнет от вопросов, а на улице так же темно, как и утром, когда он уходил.

Джея-Пи дома нет. Его рюкзак валяется на полу в комнате для гостей, а на кухонном столе лежит карта — бубновый король. Биггинс воспринимает ее как знак того, что Джей-Пи еще вернется. Он ждет его до четверти второго — смотрит телевизор, ест чипсы. Потом идет спать. Ему не хочется подводить гостя, поэтому он оставляет входную дверь незапертой.

13 июня 1994 года 9.41

Прочитав воскресные комиксы и проглотив еще одну чашку «Фут лупе», Биггинс открывает первую страницу: «Студентка колледжа убита в Райтсвилль-Бич!»

Ранним утром минувшего дня на пляже была обнаружена студентка первого курса университета Северной Каролины. Тело присыпано песком, вытянутые по бокам руки связаны. Нашел ее местный житель, заметивший торчавшую из песка игральную карту. Убийца вложил в рот жертвы бубновую даму.

Биггинс откладывает газету. Солнце уже согрело квартиру, но ему холодно. Он смотрит на карту, оставленную Джеем-Пи, которая все еще лежит на прежнем месте. У короля холодное, окоченевшее лицо и застывший взгляд человека, думающего не о своей даме, а о том, что ему не удается вспомнить, что было до нее.

Биггинс уже не уверен, что Джей-Пи вернется, но, уходя, на всякий случай запирает дверь.

19

ШРАМЫ

Двери кабины лифта беззвучно открываются. Коридор пятого этажа кажется пустынным. Тишина и приглушенное освещение призывают не шуметь, и Саманта крадучись, будто опоздавшая к воскресной проповеди прихожанка, спешит в свою палату.

Доктор Купер изучает какие-то диаграммы. Услышав шаги, она смотрит сначала на часы и только затем поднимает голову.

Саманта опоздала на двадцать минут.

— Будете готовиться? — отрывисто спрашивает доктор Купер и зовет сестру.

— Извините.

Саманта мешкает, ожидая, что доктор Купер выйдет из палаты, дав ей возможность раздеться без посторонних, но, очевидно, ввиду опоздания такая любезность на нее более не распространяется. Она стягивает бюстгальтер, не снимая рубашки, и отворачивается, чувствуя на себе клинически отстраненный взгляд доктора Купер.

— Где доктор Клей?

— Все еще болен.

— Вы с ним разговаривали?

— Я не секретарь, Саманта. Он опять позвонил на автоответчик и сообщил, что его не будет.

Саманта расстегивает джинсы и, когда они сползают на пол, неуклюже выбирается из них.

— Меня просто удивляет, что его нет уже второй вечер. Я хочу сказать, что проект только начался и…

— Привет!

В палату, жизнерадостно улыбаясь, заглядывает сестра Богарт. Настроение у Саманты сразу же улучшается.

Когда сестра Богарт улыбается, лицо у нее становится, как у смущенной школьницы. Большая часть веснушек и маленький шрам над губой исчезают. Без них все прочие черты диспропорционально уменьшаются, как будто она пробует что-то кислое.