Объятья - Джессика Ширвингтон

     - Встань передо мной на колени, - усмехнулся ей изгнанник.

   К моему ужасу я смотрела, как Клодия поползла на руках и коленях. Кровь текла свободно из глубокой раны над ее левым глазом. Она остановилась у его ног, становясь на коленях перед ним, как он приказал.

     - Умоляй меня отнять твою жизнь, - приказал он, словно разговаривал с бешеной собакой. Клаудия была потрясена от страха, но она не смогла остановить слова.

      - Убей меня. П-п-пожалуйста, - закричала она.

     - Нет! Отпусти ее! - закричала я. - Клаудия! Клаудия беги!

   Но она не сделала этого. И вместо того, чтобы отпустить ее, светлый изгнанник положил руки по обе стороны от ее лица.

     - Если она тебе нужна, подойди и забери ее, - прошипел он, глядя на меня. - Грегори!

   Он поднял Клодию, протягивая ее нам. Ее ноги повисли в воздухе. Прежде, чем я понимала, что делаю, я побежала. Я почувствовал крылья Финикса на моей спине, когда он потянулся, чтобы остановить меня. Раскинув руки в стороны, я бежала, даже при том, что я знала, что была слишком медленной, и он был слишком быстрым. Его руки переместились с быстрой точностью. Такое маленькое движение, но сила было своеобразна. Шея Клодии была свернула в сторону, заканчивая жизнь трещиной. Безошибочный звук отпечатался во мне навечно. Я был там меньше чем за секунду, но было слишком поздно. Но это, возможно, когда были часы для всего хорошего, которое было. Он освободил ее, бросая ее в мои протянутые руки. Ее мертвый вес рухнул как массивная тряпичная кукла, и я попала под нее. Изгнанник сделал глубокий вдох, удовлетворенный выдох, задерживая его на мгновение, прежде чем посмотреть прямо на меня, пока я отчаянно пыталась высвободиться. Его лицо было каменным. Никаких угрызений.

    - Твоя очередь, - произнес он с улыбкой, словно предлагая мне пройти на Колесо Обозрения.

    Он бросился ко мне. Я не выдержала, но потом, мне и не нужно было. Он едва ли оказался на расстоянии вытянутой руки, прежде чем Феникс уже был тут как тут, приближаясь к нему словно грузовой поезд. Они молниеносно обменивались удар за ударом. Если бы я сама не увидела, я не поберила бы. Светловолосый был слишком быстр, ударяя кулаком Феникса по лицу с такой сокрушающей силой, что отбросил его через всю ширину переулка к кирпичной стене. Поразительно, но это едва ли остановило Феникса, который снова стал быстрее, чем я смогла уловить своим человеческим зрением. Феникс не сомневался в своем отмщении. Он был красивой, смертоносной машиной - гибкой и подвижной, когда он наносил и уворачивался от ударов изгнанника. Вскоре стало ясно, что они равны в силе, но не в мастерстве. С жестокой точностью, Феникс маневром заманил блондина с конец переулка, ударяя его кулаками снова и снова. Наконец, изгнанник сполз на землю. Феникс стоя на коленях, возвышался над ним. Я не могла четко видеть в темноте, и я была этому рада. Один чудовищный удар, затем влажный липкий звук чего-то рвущегося и треснувшего. Я никогда не слышала ничего подобного прежде, и мне не хотелось услышать что-то подобное снова. Феникс быстро забрал у меня Клаудию и помог мне подняться. Он вытер слезы с моих глаз и прижал меня к себе. Чувства все еще оказывали на меня воздействие, но я не обратила внимания. Я стиснула его так крепко, как только смогла. И как только я это сделала, я ощутила его усталось...и что-то еще. Он был жестким, напряженным.

     - Что случилось? - я дернулась, слегка отпрянув.

     - Он мертв.

     - Как?

     - У Грегори свои способы, у изгнанников свои.

     - Я слышала. Ты оторвал ему голову?

     - Да, - ответил он.

Самым пугающим было то, что я нисколько не возражала.

      - Как он мог заставить ее молить о смерти? - Я качала головой, даже задавая вопрос. Это было невозможно.

      - Воображение. Он заставил видеть ее одно, а говорить другое. Она была слабой и он с легкостью завладел ею.

Я подумала о письме матери, которое перечитала бесчисленное колличество раз. Воображение - это их путь, свобода воли - наш. Мой разум работал по инерции, вспоминая моменты. Я почти снова переживала это заново.

     - Он назвал меня Грегори,- произнесла я. - Он убил ее потому что она позвала меня.

 У меня перехватило дыхание при мысли об этом. Была ли я причиной, по которой убили Клаудию? Пожалуйста, нет.

     - Он бы все равно убил ее, просто не так быстро.

   Я отпрянула от него и впервые хорошенько рассмотрела его. Он тяжело дышал. Не отусталости... От адреналина. Его взгляд был таким.... живым....колючим.

     - Он был темным изгнанником, Херувимом. Никогда не любил Херувимов, ни здесь, ни в обители. - Он вытер ладони о джинсы, стирая с них пыль. - Его единственной целью было причинить боль. Ты просто спасла ее от мучения.

     - Ее звали Клаудия - Мне нужно было произнести ее имя вслух. Я бы никогда не забыла его снова.

     - Нужно уходить, - произнес Феникс, оглядываясь.

     - Нет. Нам нужно что-то сделать. Позвонить в полицию, - произнесла я, ужасаясь тому, что он хотел просто оставить ее в грязном переулке.

     - Кто-нибудь еще найдет ее. - Он попытался вытолкать меня на главную дорогу. Я отказалась идти и в итоге, он вздохнул и кивнул.

   Когда полиция приехала, мы ответили на все их вопросы. Я чувствовала себя ужасно, когда лгала, но Феникс ясно дал понять, что другого выбора нет. По-крайней мере, для объяснений было только тело Клаудии. Тело изгнанника исчезло. Даже и следа не осталось. Полиция приняла наши заявления, включая все то, что мы случайно увидели промелькнувшее лежащее на земле тело, когда мы проходили мимо переулка, по пути домой из пиццерии.

Феникс разобрался со всеми вопросами с ошеломляющей легкостью. Я даже задумалась, делал ли он что-нибудь этакое. Офицеры были слишком услужливы, и весь процесс был окончен в считанные минуты. Я почувствовала себя ужасно из -за того, что семья Клаудии никогда не узнает правду. Впрочем, я обнаружила, что правда не всегда лучше.

   После того, как Феникс проводил меня домой, он неуклюже стоял на тротуаре, пока я рылась в сумочке, в поисках магнитной карточки для входной двери. Молчание затянулось когда я икала и рыдала большую часть нашего пути домой. В любой другой раз, я бы смутилась, но сейчас на меня нашло своего рода оцепенение.

     - Вайолет?