Лабиринты надежд - Мила Бояджиева

«А почему бы и нет?» — подумала Снежина, опускаясь на ковер вместе с Мухаммедом…Сколько мягких атласных тюфяков предусмотрительно разбросал здесь этот гурман эротических игр!

— Ты оказала мне высокую честь, госпожа, — сказал он после того, как Снежина открыла глаза. Она словно вынырнула из омута испепеляющих ощущений, о которых, оказывается, мало что знала. Да, этот мужчина умел превращать страсть в нечто материальное.

— Это мой дар. — Он протянул ей футляр, в котором лежало ожерелье из чудесного розового жемчуга.

— Для шлюхи — слишком роскошный подарок, а для Королевы красоты мизерный. — Грациозно поднявшись, она набросила свой халатик и, не оборачиваясь, стала спускаться по лестнице.

— Ты вернешься! — произнес ей в след уверенный, властный голос.

Снежина не вернулась. Она сумела избежать опасности безрассудной страсти, привязанности, а может, даже несчастной, оскорбительной для неё влюбленности. Любовь к Мирчо, настоящее большое чувство, охранило её от ошибки, способной иметь роковые последствия.

А что охранит Софи? И стоит ли оберегать девочку от огня, который довелось испытать самой? Нужно ли мешать ей приобщить яркое чувственное приключение к дорогим сувенирам в сокровищнице женского опыта?

— Ты заинтриговала меня, Ина, — улыбнулась Софи. — Присмотрюсь к мрачному господину. Что за черти водятся в этом бездонном омуте? Ма, ну почему ты не отговариваешь меня?

Снежина оказалась права — господин Хасан начал проявлять чудеса восточной щедрости с первого же дня пребывания во Флоренштайне.

Утром в комнату Софи были доставлены конфеты из лучшей мюнхенской кондитерской и резной ларец с восточными сладостями. «Для сопоставления и изучения национальных вкусов будущим шефом телевизионных новостей» — было написано на карточке, половину которой занимала кружевная, лихо закрученная роспись.

За завтраком араб вел себя так, словно ничего не случилось, ограничиваясь чашечкой кофе и крошечным тостом. Зато в выборе коня и верховой прогулке он проявил высшее мастерство. Держась лишь в стременах, на всем скаку пригнулся к земле, чтобы сорвать красно-желтый, словно языки пламени, тюльпан, и преподнес его Софи.

Она не успела прореагировать на этот эффектный знак внимания, заметив на повороте шоссе едущий к замку автомобиль. Мама предупредила её о прибытии гостя и попросила сопроводить его к ней. Однако вместо того, чтобы притормозить, синий BMW ловко объехал всадницу, а на площадке у подъезда гость даже не обратил внимание на едва успевшую спешиться и догнать его девушку.

Софи представила визитера матери, хотя обычно с этой миссией прекрасно справлялся дворецкий, и поспешила вернуться к друзьям.

— Что за важная персона прибыла в замок? — поинтересовалась Кери, кивнув в сторону умчавшихся вперед мужчин. — Наш арабский герой выкинул тюльпан, ради которого едва не свернул шею. Даже не предложил его мне. Варварское воспитание.

— А мы догоним их и устроим въедливую пресс-конференцию. — Пришпорив вороного коня, Софи понеслась во весь опор.

Завершив-таки конную прогулку и приняв душ, она разыскала мать в галерее, где были выставлены её холсты, рисунки, акварели и несколько подарков от художественно настроенных друзей. Она стояла возле большой картины, на которой в тревожных черно-синих тенях алели весьма похожие на кровь потеки.

— Красный здесь пугает, — задумчиво сказала Софи.

— Это «Пьета», детка. Я бы не взялась уловить сюжет в абстракции. Но знаю наверняка: человек не думал о розах, когда оставлял на холсте красные отметины. Это раны и кровь, дорогая моя.

— «Д. Ам.». — Прочла подпись Софи. — Откуда сей шедевр?

— Отец привез из Милана. Дар его знакомого живописца Джузеппе Амирато… Парень, который сейчас отдыхает в голубой комнате — племянник художника, настоящий автор этой картины и сын моего старого знакомого. Мир необычайно тесен.

— Я уже заметила. Ты о чем-то размышляешь, мама?

— Гостя надо перевести в зеленую спальню. Там прелестная шпалера с розовыми кустами.

— Я тоже её люблю. Что-то ты очень о нем заботишься, мамочка. В чем дело, а?

— Не знаю. Интуиция, не больше. Он прекраснодушен, но очень раним. От этого зол. От синих тонов его пробирает дрожь. У него они ассоциируются с кровью и смертью. Вот и все. Долг гостеприимной хозяйки.

— А ты была права. — Зажав в зубах костяные шпильки, Софи собрала на затылке волосы, затем привычно заколола их. — Хасан засыпал меня знаками внимания. Ты что-нибудь понимаешь?

— Иногда кажется, что абсолютно все. А иногда… — Графиня потрепала дочь по щеке. — Куда меньше, чем хочу показать. Ситуация вполне очевидная ты нравишься ему. Хотя о брачных намерениях мусульман я бы не стала задумываться всерьез. Иметь любовницу и надежного партнера в политических играх — идеальная ситуация для мужчины такого ранга и типа. Тем более — ты графиня. Не надо забивать, эта старомодная мелочь сильно украшает и женщину, и государственную служащую.

— Завтра здесь будет черт знает что! — С наслаждением потянулась Софи. — Мы придумали конкурсы и соревнования. Питер не хочет оставлять за «черномазыми» приоритет в верховой езде. По-моему, он тайный неофашист.

— Только не затрагивай политические вопросы! О вашей вечеринке наверняка будет вопить светская хроника. Отцу не понравится, если в отчетах писак появятся намеки на какие-нибудь шовинистские настроения. И ещё одна просьба: не оставь вниманием нашего американского гостя.

— Так он остается?

— Я пригласила Сиднея провести у нас уик-энд. Кажется, ему будет полезно развеяться. К тому же, мальчик хорошо воспитан, деликатен и весьма привлекателен.

— Красив, — пренебрежительно уточнила Софи. — После увлечения Полем она демонстративно пренебрегала мужской красотой.

— Главное, что он себя таковым не считает. Кто-то здорово старался внушить ему обратное. Интересно… Гудвин не производил впечатление садиста.

— Значит, нашлась некая куколка, проделавшая с ним приблизительно ту же манипуляцию, что со мной Поль. А бедолага пока не сумел справиться.

— До чего же у меня мудрая и великодушная девочка!

— Ой, не надо, ма! Мне трудно соответствовать завышенным критериям как раз в тот момент, когда принимаешь решение распоясаться — стать капризной, легкомысленной глупышкой.

— Надеюсь, с этой ролью ты также справишься без труда.

Сид проснулся, пару секунд в недоумении оглядывал спальню и с неким брезгливым отвращением вскочил с пышной постели, застланной голубым бархатом. Мерзкое лицо ухмыляющегося Гуго все ещё стояло перед его глазами.

В дверь тихонько постучали.

— Войдите. — Сид напрягся, словно ожидая явления из преисподней.

— Извини, если помешала… — Приоткрыв дверь, Софи не вошла в комнату. — Пошли, посидим на балконе, пока не собралась вся компания. Мне надо тебе кое-что рассказать.

— Я должен переодеться?

— Ерунда. Не стоит распаковывать чемодан. Твои вещи сейчас перенесут в розовую комнату. Так распорядилась мама.

На балконе, вместо того, чтобы сесть в кресло, Софи устроилась на балюстраде. За её спиной зеленели перелески, пронизанные лучами заходящего солнца. По озеру скользили багряно-чешуйчатые блики. В большой белой вазе распускался букет розовых пионов. Сид подумал, что никогда не смог бы нарисовать такую красивенькую картинку. Лживая, чересчур привлекательная мишура, скрывающая гнойные язвы. Стоило так стремительно повзрослеть, чтобы в майский вечер в компании хорошенькой девушки кипеть от злости на пресловутые радости жизни, словно девяностолетний паралитик. Сид ненавидел себя за то, что разучился по-настоящему радоваться.

— Эй, ты грустишь… — Кончиком спортивной туфли тронула колено парня Софи. — Вообще-то мне нравятся романтические мужчины, но не накануне карнавала.

— Карнавала? — Сид встрепенулся. Экскурс в прошлое подействовал подавляюще, поглотив радостные краски весеннего путешествия. Следовало крепенько взять себя за уши и вернуть в реальность.

— Да. Я надумала превратить тусовку в старомодный карнавал. Понимаешь, иногда надо сделать приличные усилия, чтобы взбодриться. Особенно это трудно дается философски настроенным американцам… Моя мама была актрисой. Она знает, как следует настраиваться на необходимую роль. Поверь мне… Софи склонила над Сидом кудрявую голову и заговорщицки сверкнула темными глазами. — Ты должен сказать сам себе: я дубина, олух, легкомысленный весельчак. Ослиные уши — как раз то, что мне надо. В костюме Золотого осла я буду чувствовать себя чрезвычайно комфортно.

— Это уже решено? Про осла? — Сид с любопытством присмотрелся к девушке, удивленный её проницательностью.

— Конечно нет! Ты можешь преобразиться в Юлия Цезаря или Гамлета. Восточный шейх у нас уже есть. И мальчик-паж — тоже… — Софи повернулась. — Смотри — на лужайке основная труппа — Кери и Кеннет — брат и сестра. Кери нравится изображать мальчишку, а ещё она неравнодушна вон к тому белобрысому Шварценеггеру. Кеннет, по слухам, сохнет по мне. А живописнейшие восточные джентльмены оказывают нам честь своим присутствием.