Почти полный список наихудших кошмаров - Сазерленд Кристал

В прошлый раз она согласилась на свидание с ним под влиянием моментной признательности, поэтому теперь надеялась, что он: а) не вспомнит о данном согласии и б) больше никогда об этом не заговорит.

Сегодня Джона прибыл к ней в отглаженном коричневом костюме, рубашке цвета заварного крема и узорчатом галстуке-бабочке. С точки зрения Эстер из всех его нарядов этот был самый отвратительный, но сам Джона придавал ему некое очарование. Он вообще умудрялся все делать очаровательным. Отчасти в этом и заключалась проблема. Она паниковала бы рядом с ним гораздо меньше, не выгляди он столь восхитительно.

В честь такого события он даже изготовил для нее бумажную бутоньерку (приклеив к одному из лепестков трупик мотылька, как романтично), так что теперь она не могла отказаться.

Но поскольку кукурузные поля пугали Эстер намного меньше, чем свидание, она настояла в первую очередь отправиться туда.

– В кукурузных полях нет ничего страшного, – сказал Джона, остановив мопед под деревом. Спешившись, они зашагали к расположенной вдалеке ферме. – Что такого может тебе сделать кукуруза?

– Она из разряда темноты, – пояснила Эстер. Девушка шла, опираясь на свой зонтик как на трость, а другой рукой придерживая длинное белое платье. – Пугает то, что находится в самом кукурузном поле.

– Да что такого там, черт возьми, может быть?

– Дети. Выстриженные круги. Пугала. Серийные убийцы. Торнадо. Пришельцы. Я тебе говорю, кукурузные поля – это сущий кошмар. Они на самом деле могут быть эпицентром зла.

– Почему плохой репутацией пользуется именно кукуруза, а не пшеница или сахарный тростник? Меня тошнит от такой дискриминации против мотыльков и кукурузных полей.

– В первый раз приступ паники у меня случился после просмотра «Знаков» в тринадцать лет. – Эстер не понимала, почему рассказывает об этом Джоне; она никогда не делилась ни с кем такими вещами. Но рядом с ним было легко говорить. Постоянная скованность в плечах, возникавшая в компании других людей, в его присутствии, казалось, улетучивалась. Джона дарил ей спокойствие. С ним становилось легче говорить о пугающих вещах.

– Ну да, Мел Гибсон – страшный чувак.

– Мы с Юджином смотрели фильм дома у Хеф. В ту ночь я не сомкнула глаз. Клянусь, я слышала за окном щелчки, которые обычно издают пришельцы по радионяне. Как только утром мы вернулись домой, я решила отправиться на пробежку вокруг квартала, чтобы снять напряжение и тревогу. И тут один из пришельцев начал меня преследовать.

– Это что, были галлюцинации?

– Нет. Я никого не видела. Даже не была рядом с кукурузным полем. Я просто знала, что он там, у меня за спиной. Я бежала до тех пор, пока не свалилась от усталости. Тогда я заползла под ближайшую машину и спряталась от пришельца. Расцарапала до крови руки и колени, выплакала все слезы, меня колотила дрожь. Я понимала, что вот-вот умру.

– Боже, да ты еще более чокнутая, чем я думал.

– Ну спасибо.

Когда они подошли к краю кукурузного поля, Джона опустился на колени и достал из рюкзака дрон. Дрон, черт его побери!

– Наверное, мне даже не стоит спрашивать, где ты его взял, – проговорила Эстер.

– Лучше тебе ни о чем не знать, – ответил он, прикрепил камеру к беспилотнику и запустил его в воздух.

Затем Джона с Эстер нырнули в поле. Они бежали по дорожкам между кукурузой, а дрон, то вращаясь, то опускаясь, летел над их головами. Эстер представила себе, как этот кадр выглядел сверху: длинная зеленая лента на шляпе подобно морским водорослям развевается за спиной, мятный зонтик болтается сбоку, вздымающаяся юбка платья грозит поднять ее в воздух. Тут Эстер вспомнила о том долгом ужасном утре, когда ей пришлось бежать со всех ног, когда страх впервые вонзил в нее свои когти. Тогда она впервые почувствовала то, что Юджин испытывает каждую ночь. Она сидела возле машины, склонившись над сточной канавой, и тяжело дышала, пока слезы ручьями текли по щекам. Разумом понимая, что реальной угрозы нет, она все равно не могла избавиться от уверенности в неотвратимой смерти.

Ребята повернули. Дрон последовал за ними. Кукурузные стебли принялись вздыхать на ветру, будто дышали и даже перешептывались. Джона замедлил шаг; вскоре они окончательно остановились и прислушались. Солнце нещадно палило. Капельки пота стекали по ее спине. Дрон угрожающе кружил над ними.

Внезапно у Эстер заслезились глаза.

– Нас не должно быть здесь, – тихо произнесла она. До ее слуха доносился настоящий шепот. «Бегите, бегите, бегите, – твердила ей кукуруза. – За вами идут».

Кукурузное поле напоминало море, и они слишком удалились от безопасных берегов. Стебли возвышались над их головами. Кукуруза затопила собой весь мир. Она была везде и всюду, ребята тонули в ней и шли на дно. Эстер ощутила приступ паники, той самой, что захлестывает тебя под водой: ты отчаянно рвешься на поверхность, но не знаешь, успеешь ли выбраться раньше, чем со случайным вздохом в легкие хлынет вода.

«Убирайтесь, убирайтесь, убирайтесь», – продолжала вздыхать кукуруза. Или же это говорила иррациональная часть ее мозга. Именно она заставляла Эстер бояться акул в бассейнах, притаившихся за шторкой ванной убийц и внезапного нападения велоцирапторов.

– Мне нужно выбраться отсюда! – воскликнула Эстер. Теперь она уже паниковала по-настоящему и, крутясь на месте, искала глазами выход. Кукуруза шептала, шипела, хватала ее за волосы, тянула за одежду. В стеблях шевелились какие-то существа. Она чувствовала их. Видела оставляемые ими тени. Кукуруза пыталась запереть ее в ловушке, чтобы отдать им на съедение.

В такие моменты большинство людей говорит: «Дыши». В такие моменты большинство людей говорит: «Успокойся». В такие моменты большинство людей говорит: «Пришельцев не существует».

Но Джона Смоллвуд не относился к большинству. Он положил руки на плечи Эстер и сказал:

– Проклятие не делает тебя интересной.

Заявление оказалось настолько необычным, что мгновенно вырвало Эстер из пучины паники.

– Что?

– Ты думаешь, будто проклятие – самое интересное в тебе, но это не так. Оно даже не входит в лучшую пятерку твоих отличительных черт. Твоя боязнь кукурузных полей и пришельцев не делает тебя особенной. Страх каждого человека выглядит одинаково.

– Да как ты смеешь? – с сарказмом заявила Эстер, тяжело дыша. Она окончательно пришла в себя. – Я и есть особенная.

– Неужели ты позволишь М. Найту Шьямалану[34] так с тобой поступить? Это как плакать под песню “Nickleback”. Имей к себе хоть каплю уважения.

Она неуверенно усмехнулась.

– А что входит в лучшую пятерку?

– Пятерку?

– Моих самых интересных отличительных черт.

– Нарциссизм.

– Не может такого быть.

– Предлагаю сделку. Пятую особенность я назову сейчас, а остальные четыре потом, когда у тебя обязательно случится очередная истерика по поводу наших забав.

– Идет.

– Под номером пять – твой цвет волос.

– В клубничном блонде нет ничего интересного.

– А это не клубничный блонд. Они персиковые. У тебя волосы цвета летней орхидеи, – пояснил Джона, после чего пропустил между пальцами прядь тех самых волос.

– По-моему, кто-то перечитал Шекспира.

– Почему бы тебе не рассказать мне историю? Я хочу больше узнать о Джеке Горовице.

– Ладно, – согласилась Эстер. Переведя дыхание, она поведала Джоне Смоллвуду о второй встрече ее дедушки со Смертью.

19

Прекрасный день для пышной свадьбы

Поздним утром 4 октября 1982 года Джек Горовиц – Мужчина, Ставший Смертью – позвонил в дверь Реджинальда Солара и попросил быть шафером на его свадьбе. Редж, к тому времени отец двух сыновей и одной дочери, только взглянул на знакомое рябое лицо человека, стоявшего на пороге его дома – человека, которого, как помнится, он считал мертвым, – как тут же грохнулся в обморок. Когда через полминуты он пришел в себя, Горовиц стоял над ним и обмахивал платком.