Сентябрь - Розамунда Пилчер

— Когда же это случилось?

— Около двух месяцев назад.

— И ты нам ничего не сообщила?

— Не потому, что стыдилась или хотела скрыть от вас. Просто все было так чудесно, что я боялась нарушить колдовство, боялась что-нибудь испортить.

— У Ноэля есть семья?

— Родители умерли, и мать и отец, но есть две сестры. Одна замужем, живет в Глостершире. Другая — в Лондоне.

— Ты с ней познакомилась?

— Нет, и не очень хочу. Она старше Ноэля, и я ее побаиваюсь. Она — главный редактор «Венеры», в кругах законодателей моды очень известная женщина.

— А когда я приеду домой, ты хочешь, чтобы я рассказала?

— Как ты сочтешь нужным…

Вирджиния подумала.

— Конечно, лучше рассказать Эдмунду до того, как он услышит об этом от кого-нибудь постороннего. Он часто и подолгу бывает в Лондоне, а ты знаешь, как люди любят сплетничать. Особенно мужчины.

— Вот и Ноэль так же считает. А ты можешь сказать папе? И Ви тоже? Тебе не трудно?

— Ничуть. Ви — удивительная женщина. Она всегда принимает все очень спокойно. А что до папы, то в данный момент меня совершенно не волнует, что ему говорить.

Алекса нахмурилась…

— Что это значит?

Вирджиния пожала плечами и тоже нахмурилась, а когда она хмурилась, на ее прелестном лице вдруг проступали резкие складки и морщинки, и она уже не казалась такой молодой.

— Я думаю, тебе следует обо всем узнать, — начала она. — Сейчас мы с твоим папой не в лучших отношениях. У нас конфликт, которому что-то не видно конца. Конечно, мы не оскорбляем друг друга, но отношения у нас холодные. Вежливые, но абсолютно холодные.

— Но как же…

Ноэль был забыт, Алекса была вся внимание. Она никогда не слышала, чтобы Вирджиния говорила о муже таким ледяным тоном, не помнила, чтобы они вообще когда-либо ссорились. Вирджиния обожала Эдмунда, одобряла все его планы, соглашалась со всеми предложениями. Они всегда были в согласии, все свидетельствовало об их взаимной любви, они смеялись и непринужденно болтали друг с другом, их веселые голоса можно было услышать даже за закрытой дверью. У них всегда находилось, что обсудить и о чем поболтать, это был такой прочный супружеский союз, что Алекса с удовольствием ехала домой, в Балнед, едва только у нее выдавалось несколько свободных дней. Сама мысль о том, что в семье разлад, что отец и Вирджиния не разговаривают, не любят друг друга, больно ранила ее. А вдруг любовь не вернется? Неужели им грозит развод?.. Боже мой, как это могло случиться?

Увидев, как погасла радость на лице Алексы, Вирджиния почувствовала себя виноватой: не сказала ли она лишнего? За разговором о Ноэле она совсем позабыла, что Алекса ее падчерица, разговаривала с ней как со старой близкой подругой, своей ровесницей. Выложила все начистоту. Но ведь Алекса дочь Эдмунда.

— Прошу тебя, не пугайся, — поспешила поправиться Вирджиния. — Ничего особенного не случилось. Просто Эдмунд настаивает на том, чтобы отправить Генри в школу-интернат, а я не хочу его отпускать. Генри всего восемь лет, он еще такой маленький. Эдмунд знал, как я к этому отношусь, но, не посоветовавшись со мной, договорился обо всем с директором школы. Естественно, я оскорблена и очень страдаю. Дошло до того, что мы теперь даже не можем об этом говорить. Просто ни словом не упоминаем об этой злополучной школе. Оба уперлись и не отступаем ни на шаг. Отчасти поэтому я увезла Генри в Девон. Он знает, что ему предстоит уехать в школу, и знает, что мы с отцом в ссоре. Я стараюсь его развлекать и веду себя с ним так, как будто ничего не случилось. Я и представить себе не могу, что скажу ему хоть слово против Эдмунда. Ты ведь знаешь, он просто боготворит отца. Но положение трудное.

— Бедняжка Генри!

— Быть может, Ви его немного успокоит. Они ведь большие друзья. А я под тем предлогом, что мне необходимо купить новое платье для бала и заодно навестить тебя, поехала в Лондон. На самом деле не нужно мне никакого платья, но тебя я повидала с удовольствием, и, пожалуй, мой визит пришелся как нельзя кстати.

— Но ты возвратишься в Балнед?

— Да. Может, все еще наладится.

— Я ужасно огорчена, но я тебя понимаю. Уж если папа что задумает, его не переубедишь, хоть лоб расшиби, это я знаю. Стоит как скала. Так он и работает, и, наверное, потому столь успешно. Но если ты по другую сторону барьера и у тебя по какому-либо поводу есть собственное мнение, тогда с ним нелегко.

— Это так. Иногда я даже думаю, что он стал бы более человечным, если бы хоть раз потерпел в чем-то неудачу. Тогда бы он наконец понял, что тоже может ошибаться. Но он ни разу в жизни не проигрывал и никогда не поймет.

В полном согласии они мрачно смотрели друг на друга. Потом Алекса без особой уверенности сказала:

— А может, когда Генри приедет в школу, ему там понравится?

— Как бы мне этого хотелось! Ради нас обоих. Для Генри это было бы еще важнее, чем для меня. Я была бы счастлива, если бы оказалась неправа. Только я очень боюсь, что он возненавидит школу.

— А ты сама?.. Ах, Вирджиния, не представляю, как ты будешь без Генри!

— В том-то и дело. Я тоже не представляю.

Вирджиния вытянула из пачки еще одну сигарету, и Алекса решила, что самое время отвлечься от больной темы.

— Давай немного выпьем, — сказала она. — Надо расслабиться. Тебе что налить? Виски?

Вирджиния бросила взгляд на свои часики.

— Мне пора идти. Фелисити ждет меня к ужину.

— Да еще уйма времени. Ты должна увидеть Ноэля, он вот-вот придет. Коль скоро ты все узнала, пожалуйста, не уходи. Познакомься с Ноэлем, и тебе будет проще рассказать о нем папе. Тогда и мне шепнешь, как он тебе.

Вирджиния улыбнулась. Алексе уже двадцать один год, и она уже женщина, но ничуть не повзрослела, все такая же наивная…

— Ну, хорошо, налей мне виски, только не очень крепкого.

Ноэль купил цветы в киоске возле своего офиса. Гвоздики, душистый горошек и гипсофила, точно легкая дымка. Он не собирался покупать цветы, но, проходя мимо киоска, подумал об Алексе, вернулся и присмотрелся к букетикам повнимательнее. Цветочница торопилась домой и дала ему впридачу еще один. Сложенные вместе, они выглядели чудесно.

Теперь Ноэль ходил домой пешком. Приятно поразмять ноги, тем более что до Овингтон-стрит совсем недалеко.

Алекса открыла перед Ноэлем массу преимуществ семейной жизни. Она оказалась не только обворожительной любовницей, но и отличным товарищем, ничего не требовала от него и ничем не раздражала. Поначалу Ноэль боялся, что она начнет предъявлять свои права на него, будет ревновать и злиться, если он вдруг пойдет куда-то один. Сколько раз в прежней жизни ему приходилось страдать от подобных претензий. Словно камень себе вешаешь на шею. Но Алекса была другая, она и слова не говорила, когда ему приходилось кормить ужином какого-нибудь заморского клиента или же он отправлялся в свой клуб поиграть в сквош, что бывало регулярно два раза в неделю.

Сейчас Ноэль знал: он откроет парадную дверь, и Алекса будет дома, она ждет, когда повернется ключ, и мгновенно взбежит по лестнице из кухни, чтобы встретить его. Стакан с хересом уже стоит в ожидании Ноэля, и он с удовольствием выпьет его, потом примет душ и насладится вкуснейшим ужином; позднее он посмотрит новости, быть может, немного послушает музыку. А потом уведет Алексу в постель.

Ноэль ускорил шаги. Одним махом взлетел на площадку крыльца и, перехватив букет в другую руку, полез в карман за ключом. Хорошо смазанная дверь беззвучно отворилась, и он сразу услышал голоса. К Алексе, как видно, кто-то пришел. Это было странно — с тех пор, как он поселился на Овингтон-стрит, дома она никого не принимала.

— …хочу, чтобы ты осталась поужинать, — говорила Алекса.

Стараясь не шуметь, Ноэль прикрыл дверь гостиной.

— Позвони Фелисити и извинись.

В прихожей стол был завален покупками из дорогих магазинов. Ноэль поставил свой кейс на пол.

— Нет, не могу, она обидится.

Голос женский. Ноэль оглядел себя в овальном зеркале, выправил складочку брюк, пригладил волосы.

— У меня жареная форель с миндалем…

Ноэль вошел в гостиную. Алекса сидела на диване, спиной к нему, но гостья сразу его увидела, их глаза встретились. Глаза у гостьи были ярко-синие — такие яркие, что казалось, они бросают ему вызов.

— Привет! — сказала она.

Алекса вскочила с дивана.

— Ноэль! Я и не слышала, как ты вошел.

Она разрумянилась и почему-то не переоделась к ужину, но все равно была очень мила. Ноэль преподнес ей цветы и поцеловал в макушку.

— Вы что-то горячо обсуждали, — сказал Ноэль и повернулся к гостье, которая тоже поднялась на ноги. Высокая эффектная блондинка в изящном черном платье, с большим черным бархатным бантом на затылке. — Здравствуйте. Я Ноэль Килинг.