Словарь лжеца - Эли Уильямз

– Маловероятно, что пошло, да. – Трепсвернон приподнял пеликана у своей груди повыше и чуть склонил птицу набок, словно она волынка. – Быть может… лучше всего будет… – Мимолетно он представил себе, как засовывает птичью голову подмышку, крутит ее, пеликан окончательно обмякает и все завершается. Пеликан вновь встретился с ним взглядом. Полупрозрачное лиловое веко скользнуло вбок.

– Есть мысль, – произнесла София, просияв. – У вас не найдется ленточки? Или… можно, я вытащу у вас шнурок? – Ответ ее не интересовал – она тут же принялась возиться с его оксфордами. Гуси и утки хохотали над Трепсверноном. Он все туже прижимал к себе пеликана. София цыкала и прищелкивала языком. От прихлыва адреналина ее пальцы сделались неловки. Трепсвернон почувствовал, как ботинок сполз у него с ноги, а София уже перевязывала клюв пеликана быстрыми тугими петлями. Лицо ее оказалось рядом с его лицом – между ними были только пеликан и новый запах пеликана. – Можно взять? – спросила София.

Она потянулась к оголившейся подкладке его сюртука, которым был повит птичий живот. Что-то выхватила оттуда – полый металлический стебелек ручки «Суонзби-Хауса», которую он там держал во внутреннем кармане. София высвободила ручку и согнула ее в руке. Нет, не сгибала она ее – она ее ломала. Ручка подалась с тусклым щелк.

София схватила пеликана за клюв и принялась ощупывать ему шею. Наткнулась на ключицу. У пеликанов почти наверняка ключиц не бывает. София вонзила сломанную ручку пеликану в горло.

Раздался громкий свист выталкиваемого воздуха – и пеликан раздулся под руками Трепсвернона, а секунду спустя они услышали, как он, весь содрогаясь, делает задышливые вдохи.

Гуси гоготали и кудахтали.

Птица, мужчина и женщина отдувались.

– Вы часто сюда приходите? – спросил Трепсвернон.

М – мендасилоквенция (сущ.)

– Я пришла помочь, – просто сказала Пип.

И подтянула к себе поднос каталожных карточек из кипы у меня на столе.

Ясность – ее талант, и отчасти из-за этого я вообще на нее запала. Пип часто бывала личностью деятельной. Действие часто лучше слов. Я же была в первую очередь личностью тревожной.

– Как ты сюда проникла?

– Дверь была открыта, и я скажу тебе так: когда увижу этого твоего начальника, уж я ему выскажу все, что думаю о его мерах безопасности. Вы же здесь в осаде, разве нет? В любой миг ожидаете полный танк гомофобов?

– А как же кафе?..

– Всем придется потерпеть табличку с надписью «ЗАКРЫТО» на двери, – ответила Пип. Она оглядела весь мой кабинет, ища глазами конторский телефон. – Это по нему тебе звонят?

– Насчет этого ты не переживай, – сказала я. – Ты правда останешься?

– Попробуй мне не дать, – ответила она. И обняла меня. Значило это больше, чем могли выразить слова.

– Тебе лучше уйти, – властно произнесла я, вытягиваясь в ее объятии до своего полного роста.

* * *

У меня за столом у нас сложился подход: Пип умостилась на подоконнике, я сидела на стуле, обе мы выискивали почерк и те черточки каллиграфии, какими на каталожных карточках с определениями ставили точки над «ё» и запятые над «й». Из своего кафе Пип принесла мне ужин, и какое-то время мы с ней провели в деловитом скучном молчании.

Час спустя Пип уже листала том «Суонзби», цыкая в ярости зубом.

– Я только что минут пять пялилась на слово шлепок и ничего не понимала.

Я точно знала, о чем она. Глаза и мозг у меня разъяли любую смысловую связь, и сосредоточиться, чтобы распознать даже самое обычное слово, было делом хитрым. Строй почерка на каталожных карточках вроде б начинал пульсировать, если я слишком долго не прерывала зрительный контакт с ним.

– Мне кажется, шлепок мы можем смело отмести, – сказала я.

– Шлепок, изыди. – Она метнула карточку через мой стол к росшей кипе. «Найденные» фиктивные слова мы решили складывать в конверт. – «Слова: каковы же они?»

– Спасибо за помощь, – сказала я. – Понятия не имею, как Дейвид рассчитывает на то, что я пойму, что нашла все до единого фальшивые слова, какие сюда вкрались. Но две головы лучше одной.

– Да ну брось ты. Мне в радость.

– Ага-ага.

– Не могу ж я позволить, чтоб ты все эти исследования к диктанту проводила сама, – а если мы возьмемся играть в «Эрудит» и у тебя окажется столько преимуществ?

Ей незачем было произносить это вслух – да и я распознала отвлекающий маневр. После того, как я ей рассказала об угрожающих телефонных звонках на работе, она говорила, как тревожится за меня, до чего беспомощной себя ощущает. В то время я еще посмеивалась и говорила, что это пустяки, но если знать, что она рядом, вид конторского телефона тут же становился не таким устрашающим.

– По-моему, в «Эрудит» мы не играли ни разу, – сказала я. Видению будущей Пип – та же не-Пипова фигура, лишь немного согбенная под гнетом прожитых лет, колени укрыты одеялом из шотландки, сидит напротив меня, щурится на костяшки настольной игры. Та же улыбка и та же стрижка, только волосы чуть поседели. Какие слова у нас тогда найдутся друг для дружки – со всеми возможностями того, где будут эти тогда и эти?

– Мечтать же девушке не вредно, правда? – произнесла Пип. Взяла еще одну стопку карточек, и с губ ее слетел стон. – Милый боженька на небеси, я нашла целый выводок пеликанов. Никакому языку не нужно столько разных значений слова пеликан. Ты глянь… – Пип стала читать по карточкам, шлепая ими по столу, когда заканчивала одну. – У нас пеликан (сущ.), как этого можно было ожидать, хотя статья о них, блин, очень подробная, не уверена, что нам нужно знать, что у них человекоподобные зрачки. И это, кстати, скверная редактура: полагаю, они имели в виду человеческие.

– «Суонзби» не знаменит своим превосходством в таком, – напомнила ей я.

– Ну да, прекрасно, но все равно – потом, потом! у нас еще есть и глагол пеликанить – вести себя, как пеликан. – Пип пропеликанила, чтобы подчеркнуть сказанное. – И с этим я еще согласна, наверное, нужда в таком слове есть, но потом – БАМ – у нас пеликан (сущ.), второе значение: «аламбик с изогнутыми трубками по разные стороны сосуда, используется при дистилляции».

Она яростно глянула на меня.

– Я ж не виновата, – сказала я.

– Для начала – что такое, к чертям, аламбик? Наверное, мензурка? – И она вновь застонала – сильнее прежнего. – Это какая-то шутка? Не отвечай – и! как только осмыслишь это, ого-го – пеликан как третье