Ангелочек. Дыхание утренней зари - Дюпюи Мари-Бернадетт

– Здравствуйте, мадам! Как вы себя чувствуете? – спросила она.

– Проклятье! Как она может себя чувствовать? Ей очень плохо! – вскричал Юбер Деплант, сидевший у изголовья кровати.

И снова Анжелине было чему удивиться. Этот лысеющий господин в очках был на вид много старше своей супруги. Не молодила мсье Депланта и сильная полнота. В своем дорогом, отлично сидящем костюме он выглядел весьма респектабельно.

– Мне нужно осмотреть мадам. Оставьте нас одних! – решительно заявила повитуха. – Прошу, подождите в коридоре, это недолго.

Мужчина моментально вскочил на ноги и вышел, увлекая мать за собой. Морисетта попыталась протестовать:

– Я должна знать, что происходит, Юбер!

– Нет! Предоставьте повитухе выполнить ее работу, матушка! Она лучше нас знает, что делать.

Молодая аннамитка посмотрела на незнакомку, склонившуюся над ней с сочувствующей улыбкой на устах. Не обменявшись и словом, они почувствовали взаимное расположение.

– Как вас зовут, мадам? Я предпочитаю называть своих пациенток по имени. Это упрощает общение.

– Монахини из католической миссии окрестили меня Мари-Люсиль еще там, на моей родине. Я рано осиротела.

Мари-Люсиль изъяснялась на правильном французском, правда, с едва уловимым акцентом. И вдруг тело ее напряглось, выгнулось дугой, и она закусила нижнюю губку.

– Постарайтесь дышать глубоко, – посоветовала ей Анжелина. – Расслабьтесь! Как давно начались схватки? Вы ощущаете потребность тужиться? Я немного повременю с осмотром, постарайтесь расслабиться…

Боль отступила. Мари-Люсиль приподнялась, опираясь на локоть, и свободной рукой взяла с прикроватного столика стакан с водой.

– Я готова, мадам.

– Называйте меня Анжелина.

– Красивое имя! Такое же красивое, как и вы сама.

– Благодарю! А теперь поставьте стакан на место, лягте и согните ноги в коленях. Жаль, что в комнате так мало света.

Оставалось полагаться на чувствительность пальцев – при таком освещении Анжелина все равно ничего не видела. Результаты осмотра привели ее в смятение: головка ребенка уже вошла в шейку матки, но сам плод был слишком крупным для такого миниатюрного тела. Итак, молодую аннамитку ожидали очень болезненные роды, чреватые многочисленными осложнениями, в том числе и разрывом промежности.

– Перед смертью мой дедушка шепнул мне на ухо, что мама назвала меня Ан-Дао, что означает «цветок вишни», – сказала Мари-Люсиль. – Мне тогда было пять лет, но я не забыла.

Растроганная таким доверием, Анжелина сняла перчатки и погладила молодую женщину по лбу.

– Ваше дитя заняло правильное положение, – сообщила она спокойным тоном. – По дороге сюда мадам Деплант сказала, что вы потеряли первенца, что он родился раньше срока… Как это случилось?

Роженица закрыла глаза и отвернулась, а потом произнесла очень тихо:

– Это было ужасно! Я старалась не кричать, но было так больно! Ужасно больно! Ребенок родился совсем крошечным. Он прожил всего час. Юбер завернул его в простыню… Потом пришел священник, чтобы отпеть его. Пришел туда, в магазин… И они похоронили его на кладбище. Мне так хотелось пойти с ними, помолиться за его невинную душу!

– Разумеется, у вас будет такая возможность! По возвращении в Сали-дю-Сала вы отдохнете, поправитесь и станете выходить на улицу. Вам нужно чаще бывать на воздухе!

Мадам Дюплант, скорее всего, подслушивала у двери. Уже в следующее мгновение она вошла не постучав и встала у кровати. Лицо ее перекосилось от гнева.

– Мари-Люсиль, дела нашей семьи не касаются повитухи Лубе! Мы пригласили ее, чтобы она помогла вам при родах, но только лишь для этого!

Молодая аннамитка вся сжалась под одеялом. Дрожа всем телом и с испугом глядя на свекровь, она кивнула. Тут снова начались схватки, и она впилась зубами в кулачок правой руки, чтобы не закричать. Это было жалкое зрелище. Будь у нее меньше опыта, Анжелина не решилась бы вмешаться, но только не теперь!

– Мадам Деплант, выйдите из комнаты! – потребовала она. – Ваша невестка нуждается в покое и мягком обращении. Я не потерплю, чтобы мою пациентку запугивали! Но обычно этим грешат упрямые, эгоистичные супруги… Мари-Люсиль, вы желаете, чтобы я позвала вашего супруга?

– Мне все равно. Пусть делают, что хотят.

– Слышали? – торжествующе вскричала мадам коммерсантка.

– Я все слышу, мадам, и все же прошу вас выйти!

На пороге показался Юбер Деплант. Вид у него был растерянный, мужчина был очень бледен.

– Мне нужно быть рядом с ней? – спросил он. – Но я и так уже натерпелся, пока мы вас ждали! Я – солдат, а не повитуха!

Стараясь не показать отвращения и с трудом сдерживая ярость, Анжелина вывела мужчину в коридор, а потом заставила Морисетту последовать его примеру.

– Да что она себе позволяет, эта повитуха! – бурчала себе под нос коммерсантка. – Юбер, идем в мою комнату, раз мы тут не нужны.

– Вам там будет спокойнее, – заверила их Анжелина. – Но вас, мсье, я попрошу об услуге: пришлите сюда служанку с теплой водой.

Когда молодая женщина закрыла за Деплантами дверь, ее трясло от гнева.

– Это возмутительно! – заявила она. – Мне редко случается так разозлиться. Я искреннее вам сочувствую, Мари-Люсиль… хотя нет, я буду называть вас Ан-Дао.

Анжелина стала массировать будущей матери живот. Мысленно она вернулась в прошлое – в промерзшую лачугу за железнодорожными путями, на берегу реки Сала. Худенькая девочка, похожая на голодного котенка, привела ее к своей старшей сестре Валентине, которая прилагала нечеловеческие усилия, чтобы не дать своему ребенку появиться на свет. Она очень хотела его убить. В доме не было даже кровати! Роженица лежала на полу, за грязной, запятнанной занавеской. Одна из первых ее пациенток… «Тогда у меня еще не было диплома! И я быстро поняла, что отец этих двух девушек и испуганных малышей, жавшихся к очагу, приходится отцом и этому нерожденному еще младенцу…» – вспоминала она. В тот вечер в ее жизни появилась Розетта. Храбрая крошка все-таки сумела спастись от родителя, запятнавшего себя кровосмешением, научилась читать и теперь мечтала стать учительницей.

– Мадам! Мадам Анжелина, у меня странное чувство… Наверное, пришло время тужиться… Он шевелится…

Мари-Люсиль села и прижалась спиной к столбику кровати. Задыхаясь, она сбросила с себя одеяло.

– Это хорошо! Держитесь за меня! – сказала Анжелина. – Держитесь за мои запястья или за плечи, как вам удобнее! Ну же, тужьтесь!

Ни разу не вскрикнув, только лишь вздыхая, хрупкая родильница тужилась что было сил. Глаза ее стали стеклянными от боли. Ребенок между тем стремительно продвигался по родовым путям.

– Ан-Дао, все идет отлично! А теперь передохните немного, прошу вас! Мне нужно сделать маленький надрез, я потом его аккуратно зашью.

Невзирая на волнение, повитуха Лубе действовала быстро и уверенно. Продезинфицировав промежность, она сделала при помощи скальпеля небольшой надрез.

– Ну же, тужьтесь! Очень хорошо! А теперь еще одно небольшое усилие!

И уже в следующую минуту Анжелина смогла завернуть в чистую пеленку великолепного младенца с черным пушком на головке. Новорожденный громко закричал и замахал ручками. Приход в мир ребенка всегда рождал в душе Анжелины ощущение чуда и огромного счастья. В такие моменты она говорила себе, что никогда не перестанет практиковать, потому что это – ее миссия на земле.

– У вас прекрасная здоровая девочка, так что можете радоваться, Ан-Дао!

– Девочка? О нет! Муж хотел мальчика, и мадам Морисетта тоже! Господи, как же они расстроятся!

И молодая аннамитка разразилась рыданиями. Судя по всему, она была больше напугана, чем расстроена. Заинтригованная Анжелина положила новорожденную на кровать. Ей нужно было еще многое сделать, поэтому она вздохнула с облегчением, когда в комнату вошла служанка – в ночной сорочке, с чепцом на светлых растрепанных волосах.

– Звали? – сонно спросила она. – Ночь ведь уже…

– Простите, мадемуазель, но я не знала, что вы уже легли.