Где Бог когда я страдаю? - Филипп Янси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стало бы нам легче, если бы мы точно знали, почему Бог допустил ту или иную скорбь? Нередко такое знание лишь усиливает горечь. В бедственном положении действенно другое — доверие к Богу. Уповающий на Бога утрачивает самонадеянность, его вера обновляется, становится глубже, полнее. И тогда страдание помогает нам обрести качества, имеющие непреходящую ценность.
«Я не прошу у Тебя ни здоровья, ни болезни, ни жизни, ни смерти. Прошу об одном: используй мое здоровье, мои болезни, мою жизнью и мою смертью во славу Твою… Только Ты, Господи, знаешь, что для меня полезно. Ты — Владыка, Ты — Господин. Поступай со мной по воле Твоей. Давай мне, отбирай у меня, подчиняй мою волю Твоей. Господи, я знаю только одно: идти за Тобой — хорошо, а противиться Тебе — плохо. Таков мой критерий добра и зла. Я не знаю, что для меня лучше: здоровье или болезнь, бедность или богатство, я не вправе об этом судить. Такое знание недосягаемо ни для людей, ни для ангелов. Оно сокрыто в глубинах Твоего Провидения, перед которым я благоговею, не пытаясь в него проникнуть».
Молитва Блеза Паскаля.
Часть 3
Ответ на страдания
Глава 9
После падения
Неотступно память о страданье По ночам, во сне, щемит сердца,
Поневоле мудрости уча. Небеса не знают состраданья. Сила — милосердие богов.
Эсхил. «Агамемнон»[19]
Страдание бесценно. Чрезвычайно важно, как человек отнесется к страданию. Очень правильные слова. В теории. Но теоретическое страдание мало кого волнует. Нам интересно другое: действуют ли эти принципы в реальной жизни?
Чтобы это понять, я встретился с двумя христианами, которые ежедневно вынуждены сражаться с болью — физической и душевной. С болью, которую не всегда удается усмирить. Трагедия вырвала их из налаженной жизни в самом начале, когда они лишь начинали свой жизненный путь. С тех пор существование каждого из них во многом определяется пережитыми страданиями. И все же Брайан Штернберг и Джони Эрексон–Тада откликнулись на беду по–разному. Их истории настолько яркие, что каждая заслуживает отдельной главы.
2 июля 1963 года Брайан Штернберг упал с трехметровой высоты. Секунда полностью перевернула и его жизнь, и жизнь его семьи. В старших классах школы Брайан страстно увлекся редким видом спорта — прыжками с шестом. Он получал невероятное удовольствие, ощущая, как слаженные усилия мышц рождают головокружительный прыжок: мощный разбег, резкий толчок вибрирующим от напряжения шестом, взлет с легким отклонением назад (похоже на прыгающего ягуара!), стремительный полет ногами вперед, мгновение невесомости над планкой и захватывающее дух падение на маты.
Брайану было мало оттачивать технику прыжка. Зная, что хорошо натренированное тело прибавляет мастерства, он занялся еще и гимнастикой. Силовой балет — так можно назвать гимнастику, в которой спорт теснее всего смыкается с искусством. Практически каждый день после занятий в школе, Брайан шел в гимнастический зал, где на батуте отрабатывал прыжки и технику падения. Он научился делать перевороты в воздухе и крутить сальто. Прыжки с шестом требовали жесткого контроля над каждым движением, гимнастика же давала телу свободу.
Поступив в Вашингтонский университет, Брайан установил рекорд страны среди первокурсников. Вскоре спортивные журналы назвали его сильнейшим прыгуном мира. Шел 1963 год. Президентом был Джон Кеннеди, задачей номер один для американцев была победа над русскими спортсменами. Казалось, что в лице Брайана Америка имеет достойного кандидата на высшую ступень пьедестала. К девятнадцатилетнему юноше было приковано внимание всего мира.
В тот год имя Брайана постоянно мелькало в спортивных заголовках. Не имея себе равных в соревнованиях на открытых стадионах, он установил еще и новый рекорд США для закрытых помещений. Затем он побил мировой рекорд и сразу дважды улучшил свои собственные результаты. Брайан прочно занял место первого прыгуна США. Другие знаменитые прыгуны достигли предела своих возможностей, а Брайан продолжал поднимать планку.
Для семейства Штернбергов это время было счастливым. Они прекрасно понимали, что слава приходит и уходит, а спортивные звезды быстро гаснут. Но когда они всей семьей садились в машину и ехали на стадион посмотреть, как прыгает их Брайан, наступал общий праздник.
Все изменилось второго июля, через три недели после того, как Брайан установил свой последний мировой рекорд. Сейчас, несколько десятилетий спустя, Брайан Штернберг по–прежнему борется. Но это уже совсем иная борьба — борьба с отчаянием и одиночеством. В его теперешних состязаниях больше нет места для взлета с шестом.
Трагедия
Все начиналось вполне обычно. Брайан взял свитер и крикнул матери, что едет на тренировку. По мосту через реку и дальше — к университету, где он всегда занимался. Команда легкоатлетов США готовилась к поездке в Советский Союз. Брайан тренировался без устали. Он начал тренировку, как обычно, с гимнастической разминки. Вот как он описывает то, что случилось дальше:
«В прыжках на батуте бывают страшные моменты, когда ты только оторвался от сетки и летишь вверх.
В эти мгновенья даже самые опытные гимнасты испытывают смутную панику. Но паника проходит, как только снова коснешься сетки. Меня как раз и охватило подобное чувство: взлетев в воздух, я потерял ориентацию. Я был в полной уверенности, что приземляюсь на четвереньки, но оказалось, что я пошел головой вниз.
Я услышал, как в шее что–то хрустнуло, а потом все ощущения пропали. Я видел, как мои руки и ноги болтаются как у тряпичной куклы, но я их не чувствовал. Мое тело все еще подскакивало на батуте, а я изо всех сил пытался крикнуть: «Меня парализовало!» Голос был слабым: в легких не было силы — паралич затронул и дыхательную систему.
Я ничего не мог сделать. Не мог даже двинуться. Сначала я страшно перепугался, а затем страх почему–то прошел. Я достаточно спокойно сказал сбежавшимся людям: «Не двигайте меня и не трогайте шею». В какой–то момент я почувствовал, что у меня нет сил дышать, и я теряю сознание. Неожиданно я вспомнил, что недавно рассказывал товарищу об искусственном дыхании. Я тут же попросил его сделать мне дыхание рот в рот, не запрокидывая мне голову назад.
Пока мы ждали врача, меня несколько раз охватывала невыносимая мука. Не физическая боль, нет, но до меня наконец дошло, что
