Боевой разворот. И-16 для «попаданца» - Александр Самохвалов

Вижу. Сначала просто свет, потом фара. Одна, но мощная. Вниз направлена. Смотрится, как в той книге Уэлса. Про войну с марсианами. Или еще что-то в этом роде. Инфернальное зрелище. В мое время не видел ничего подобного. Тогда все радиоволнами, инфракрасным… Жуть, ей-богу. Жму пневмозапуск. Движок забубнил. Взвожу оружие.

Взлетаю. На «чайке» – до чего ж по кайфу. Доработанная зрелая конструкция, никаких проблем с бзиками. Шасси ушло. Назад и вверх. Почувствовал как. Будто часть тела. Какая только, не пойму. Неужели? Не дай бог… Шутка.

Покачался туда-сюда из стороны в сторону. Опершись плоскостями о загустевший ночной воздух, легко взмываю в боевой разворот. Такое ощущение, будто при разминке. Приятно, легкая ломота и по телу тепло. Тому, что с крыльями. Тот с фонариком, в смысле, фриц с фарой, далеко довольно уже вперед ушел. За ним. Зрение ночное и меня не раз выручало, а у Костика еще лучше. Это я еще когда по лесам шлялся заметил. Как будто в бесподсветочный ПНВ[130] смотришь.

Приближаюсь неспешно. Темно все-таки. Меня им не видно – выхлоп назад, а я вижу. Можно сказать, неплохо. Должна быть как минимум пара. Один светит, другой бомбит. Ага. Трое. Идут неспешно, получается даже зайти чуть сбоку. Чтоб прожектор не вовсе слепил. Оп! Метрах в пятистах позади «осветителя» два малиновых пятнышка. Двухмоторный, значит. Подхожу ближе. Крылья широкие, как бы с небольшой стреловидинкой, стабилизатор разлапистый такой. «Хейнкель». «Сто одиннадцатый». А кто еще? Скорость относительно низкая, бомб прилично, обзор у штурмана-бомбера просто великолепный, фара хорошая и без того стоит, а тут, наверное, что-то помощней придумали. Что еще нужно для счастья? Только чтоб ночного истребителя не было. А он таки есть. И какой!

Спокойно выравниваю скорость и аккуратненько так пристраиваюсь сзади. Если есть время, лучше подумать. «Хейнкель» – машина несколько уже подустаревшая, тихоходная. Однако сбивать его нелегко. Даже по сравнению с тем же Ju-88. Или «дорнье». Долгая это история. Обычно. Вообще-то лучше всего убить пилота. Как тогда, 22-го. Остекление кабины обильное, и 12,7 мм в упор не держит. С гарантией. Но – подберись-ка к нему. Спереди. А там пара пулеметов. Не бог весть, но все же… Можно еще по движку вдарить. Он слабенький на удар, без брони, там же рядом и бак… Но – шума много, с одного захода не сделаешь. Проблема…

Эврика! Чуть приподнявшись, захожу сзади справа чуть сверху и всеми четырьмя – по хвосту! Без хвоста всяко, думаю, не полетаешь. Пулеметы у меня на пятьдесят метров пристреляны, и чтоб в обстановке, без малого, тира (ну, покачивает немного в сгладившихся к ночи ямах воздушных – и все) из всех струй рули не срубить – быть такого не может. Воистину так. Как в омут провалился тот парень. Жду, когда глаза к темноте снова привыкнут, опять присматриваюсь. Стараясь не захватывать пространство, освещенное фарой переднего. Второй идет от последнего, который покойный, метрах в двухстах всего. Слетанное, похоже, звено. Забеспокоился. Видимо, ныне усопшие успели что-то вякнуть по рации. Не то из стрелков кто… Заметил. Из стороны в сторону заходил, тоже пытаются что-то рассмотреть. Стрелки. Их двое у него. Или более. Причем верхний в открытой кабине. Но я держусь в мертвой зоне за килем и чуть снизу, а на западе совсем темно уже. Жду, когда успокоятся немного, – и тот же маневр. Не тот случай, когда разнообразить надо. Оп – и как лом в реку. Последний уже всерьез забеспокоился. Фару погасил, развернулся и тут же фейерверк устроил. Трассерами – во все стороны. Понимаю, страшно. Хочется сделать хоть что-нибудь. Помирать, опять же, не хоцца. Но ведь тебя сюда и не звали. Что, фюрер приказал? Ну и спрашивай тогда у фюрера, а я при чем? По хвосту не получится, по кабине тоже не вышло, слишком быстро проскочил и вверх ушел – похоже, бомбы сбросил. Вот тут-то скорость моя и подставляет ножку. Работаю сектором газа, до взлетного режима, нагрузку на винт оптимизировать – да мы совсем без малого «мессершмитты» получаемся! Выворачивая крылатое тело вверх, с полубочки пикирую вниз головой и легонько так касаюсь пальцами очередей левого движка. Готово. Теперь можно не спешить. Снова трассеры во все стороны… Сорок душ посменно воють, раскалились добела – во, как сильно беспокоють треугольные дела[131]… Ну, пусть не сорок, четверо их там. Край, пятеро. Но воют наверняка. В душах. Или как. С трудом тянут на запад. Пристроившись, ювелирненько эдак шью второй двигун. Все.

Пока мотался за этим, немного голову задурил себе. Ночное ориентирование – та еще радость. Особенно на «чайке». Сейчас, похоже, над немцами уже. Потому что темно, как у афроамериканца промеж ягодиц. Наши б точно костры жгли, курили всенепременно… на постах. Россиянину нужно время, чтоб в войну врасти. Это немец – zu Befehl[132], каску надел – и все дела. Зато уж когда наш раскачается да раскочегарится… Ежели дадуть[133], разумеется. Так, компас у нас магнитный, но и то сойдет. Нам на восток. Развернувшись, ищу взглядом железку. Земля почти черная, но кое-что все-таки можно разглядеть. Опа – фары. Две машины, как договаривались. В перекрест. Хорошей такой русской буквой названием все тот же «хер». Требуя продолжения. Захожу на посадку, убрав газ и выпустив уже шасси. Вдруг – холодом по позвоночнику. Ну-ка его на фиг! С этим жизнерадостным воплем буквально на зубах успеваю сотворить не фатально резкий вираж влево. Удары по плоскости, и словно тень мелькнула. Справа. Ночник. Ночной истребитель то есть. То-то я слышал какое-то завывание моторное вдалеке, пока ждал. «Хейнкелей», в смысле. На аэродроме… Наших ночников, видимо, отлавливал. Или по мою душу. Немцы мои небось весь эфир провопили, пока сыпались. А тут полоса подсвечена. Впрочем, неважно. Черт, чуть не жахнулся – над самой землей вывел, аж запахом хвои в нос шибануло. С по-прежнему выпущенным шасси мотаю круги, интенсивно вертя головой. Эти, насколько помню, обычно по одному ходят. Мне его ну никак не поймать. Не вижу его, и все тут. Как, впрочем, и он меня. Если в стороне от аэродрома. К тому же не тупой Шульмейстер сразу же погасил всю иллюминацию. Выждав некоторое время, захожу снова. В темноте. Глаза привыкли. Опасно, конечно, но безопасность кто обещал? Самое трудное было решиться шассями земли коснуться. Чуть не перетянул с этим делом, без малого в стоянки въехал. Ага, вот и «як» какой-то, чуть ли не винтом касаюсь. Останавливаю движок. Живой!

На аэродроме темно и тихо. Лишь переругиваются вдали механики, там из-под тента слегка пробивается свет. Приучили-таки фрицы светомаскировку блюсти. Сегодняшний мой, может, и просто так – погулять вышел. На свет бомбочку-другую бросить, пострелять там… А тут гля – полоса подсвечена и «этажерка» садится. Вот он и обрадовался.

Однако слегка пробрало меня… близкое дыхание земли. Воевать – страшно! Очень. Но надо… Никуда не денешься. Медленно поднимаюсь с парашюта, откидываю бортовой щиток и неспешно выползаю на нижнюю плоскость. Коля уже тут как тут. В глазах вопрос. Показываю три пальца. Вижу – доволен. Тут же и Шульмейстер. Этому интересно одно – эшелон можно отправлять? Таки можно. Теперь все можно. Ну, почти. Остальные, похоже, дрыхнут. Так, машину Коля на место отгонит – он же вроде как пилотом стать мечтал? Может, и станет. Покрышкин вон тоже техником начинал. Тем выше почет. Добравшись до своей койки и едва успев сбросить с себя все, завалился и сразу вырубился. Храп, может, и мешает. Кому-то. Но не мне, и не после такого дня.

Проснулся же от близких взрывов…

День пятый

Проснулся же от близких взрывов. Бомб. Определенно. Сначала одна ухнула, поодаль, тут же вторая, поближе, третья совсем близко, с посвистом осколков за окном и их же стуком в стену, четвертая… Блин, где четвертая? Я уже под койкой валяюсь, весь из себя в нижнем белье, голову ладонями закрыв, поскольку больше нечем – а ее все нет и нет. По три ж не бросали никогда – две, четыре, пять и более… Высовываю голову из-под свесившейся с пружин кровати простыни – вверху дыра. В потолке. Метрах в трех. От моей койки. Если перпендикуляр опустить. Но лучше не надо… Напротив, смотрю, той дыры, что в потолке, аналогично в полу… Вот и четвертая, судя по всему. Не разорвалась. Ссссука. Везет дуракам да пьяницам…

Выползаю из-под кровати. В комнате пусто. В смысле, народу больше никого. Моторы немецкие ушли, натурально, зенитки наши затявкали. Как всегда вовремя. Весь кайф, однако, сломали. Фрицы. В смысле разминки и так далее. Ну, раз так – буду лениться сегодня. Тащусь на кухню за горячей, брею морду лица, умываюсь. Потом из-под крана – ледяной. Проснулся. Вроде. Завтрак, и на КП. Там – знакомые все лица. Кроме Фрола. Ну, конечно, бомберы немецкие кто догонять будет, Пушкин? Александр Сергеевич, лично? Поминая нехорошими словами то самое вот чудное мгновенье… Меня не ждали – хотели дать выспаться. Хотя бы часов шесть. Но – раз уж сам пришел, не отправлять же обратно. Типа, досыпать… Тем более что и время уже к восьми.