Картье. Неизвестная история семьи, создавшей империю роскоши - Франческа Картье Брикелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нью-Берлингтон-стрит – одна из самых узких улиц в Мэйфэр, проходящая с востока на запад от Сэвил-роу до Риджент-стрит. Не такая впечатляющая и величественная, как Бонд-стрит, она тем не менее смотрелась вполне респектабельным стартом для французского ювелира, завоевывающего новую аудиторию. Когда три этажа по адресу Нью-Берлингтон-стрит, 4 были выставлены в аренду, Пьер сначала отклонил это предложение как слишком дорогое для лондонского отделения. Отец дал понять, что пока они не должны вкладывать слишком много денег в английское предприятие; начинать надо с малого. Но услышав о потенциальной возможности, Альфред предложил вариант, который сделал бы это помещение и доступным для Cartier, и притягательным для новых клиентов.
После свадьбы Луи с Андре-Каролиной четыре года назад Ворт сыграл важную роль в поддержке Картье в Париже. Теперь у отца и дяди Андре-Каролины, Жан-Филиппа и Гастона Ворта, было желание открыть отделение в Великобритании, на родине их покойного отца. Объединив силы, Ворт и Картье осилят аренду здания на Нью-Берлингтон-стрит. Ворт мог бы взять на себя львиную долю пространства и арендной платы; Картье же выиграет от близости к самому известному портному в мире. В марте 1902 года, после нескольких месяцев ремонта, здание было открыто для бизнеса. Вывеска Worth of Paris, написанная огромными буквами, растянулась по всей его ширине. Буквы A. Cartier & Sons на маленькой золотой табличке рядом со входом были почти невидимы, но это не имело значения. Картье знали, что Ворт был главной достопримечательностью. Вход в модный дом осуществлялся через боковую дверь на первом этаже, поэтому невозможно было подняться наверх для примерки платья и не бросить взгляд в витрины Cartier.
Пьер собрал небольшую команду для работы в новом магазине. Некоторых сотрудников он привез с собой из Парижа – Люсьена Сенсибля и Виктора Дотремона; другие, в том числе приветливый продавец Артур Фрейзер, были наняты в Англии. Фрейзер ценил настойчивость Cartier в области качества и деликатного отношения к клиентам и с удовольствием посвятил фирме остаток жизни. Удивительный факт: до того, как присоединиться к Cartier, он был торговцем навозом.
Пьер Картье (вверху) открыл первый шоурум Cartier в Лондоне в 1902 году по адресу Нью-Берлингтон-стрит, 4 (внизу) – в здании, которое фирма делила с парижским модным домом Ворта. Cartier располагался на первом этаже
К тому времени, как Cartier переехал в новое лондонское помещение, у фирмы уже был большой список заказов на драгоценности, которые нужно было изготовить для коронации и связанных с ней торжеств. Даму Нелли Мелбу, известную австралийскую оперную певицу, попросили спеть на концерте в Альберт-Холле в июне, в рамках празднования. В процессе подготовки она посетила Cartier в апреле 1902 года и купила платиновое колье с бриллиантами (изготовление которого, как она гордо сказала сестре, заняло шесть лет, и «он [Картье] говорит, что ни у одной королевы или императрицы нет такого»); также она заказала два корсажных украшения. Одно из них, алмазно-жемчужное, которое можно было носить и в качестве ожерелья, привлекло всеобщее внимание, когда она пела государственный гимн страны.
Пьер был в восторге от растущей известности, в том числе среди знаменитостей. Мелба была одной из них; она передвигалась между роскошными арендованными виллами и гламурными отелями в облаке мехов, драгоценных камней и модных нарядов, в окружении помощников и поклонников. Она была идеальным послом для нового лондонского отделения, и Пьер, поклонник оперы, продолжал одалживать ей драгоценности для концертов. Дива с удовольствием блистала драгоценностями Cartier перед восхищенными зрителями и при этом была очень требовательной. Говорят, Виктору Дотремону, продавцу Cartier, которому было поручено лично доставлять драгоценности к каждому выступлению, было предложено носить их под одеждой – чтобы они были теплыми, прежде чем коснутся ее нежной кожи.
По мере приближения коронации Эдуарда VII количество ювелирных украшений, созданных в парижских мастерских для отправки в Лондон, умножилось; ныне оно включало двадцать семь тиар. Герцог Портлендский принес в фирму великолепный прямоугольный фамильный алмаз XIX века и попросил, чтобы его превратили в центральную часть тиары, которую его жена наденет на коронацию. 9 августа 1902 года, во время коронации Эдуарда VII в Вестминстерском аббатстве, Портлендская тиара, как ее назвали, выглядела поистине восхитительно. Высокая, с тонкой талией и красивым лицом, герцогиня Портлендская всегда была заметна в любом окружении, но на этом мероприятии она и ее тиара оказались в центре всеобщего внимания.
«После однообразия, охватившего Лондон в последние годы викторианского правления, – заметил позднее Сесил Битон, – последовало короткое десятилетие ослепительных сезонов». Требование короля Эдуарда VII к Cartier открыть британский форпост ко времени его коронации послужило стимулом для работы на Нью-Берлингтон-стрит. Но и после торжеств заказы продолжали прибывать. И если Франция столетием ранее потеряла свою церемониальную придворную жизнь, то для элитарных кругов Британии оставалось немало возможностей носить экстравагантные драгоценности. Спустя годы внук Эдуарда VII, будущий герцог Виндзорский, вспоминал о детских рождественских праздниках в Сандрингеме как «о Диккенсе в декорациях Cartier». Как и сама королевская семья, многие из окружения ценили легкий и современный стиль платиновой оправы, которую Луи придумал в Париже. Писательница Вита Саквилль-Уэст, которая впоследствии станет подругой Жака Картье, написала в своем романе «Эдвардианцы» о герцогине Шеврон, которая «отдала Cartier в переделку фамильные драгоценности, предпочитая моду дня тяжелым золотым украшениям времени Виктории». И даже графиня Уорик, которая пренебрежительно отзывалась обо «всех этих глупых женщинах… умственная жизнь которых ограничена, с одной стороны, Вортом и Картье, с другой – двором Эдуарда VII», была счастлива носить изумрудную тиару Cartier.
Первопроходцами высшего общества в лондонском отделении были вдовствующая герцогиня Манчестерская, чья тиара 1903 года с мотивом пламенеющего сердца и завитками (для которой она сама предоставила более тысячи бриллиантов) с гордостью хранится сегодня в Музее Виктории и Альберта, и ее крестница Консуэло Вандербильт. Свидетельством того, насколько высока была репутация Cartier со времен Итальянского бульвара, стал тот факт, что Вандербильт, американская «долларовая принцесса», которая с момента вступления в брак с герцогом Мальборо в 1895 году «покорила общество своей красотой, умом и живостью», стала патронессой магазина.
Посол за рубежомЛуи находил счастье в творчестве, ему нравилось обсуждать новые идеи с дизайнерами, у Пьера был дар, как теперь принято говорить, нетворкинга. Обученный отцом делу покупки и продажи, он вспоминал, что это было трудное время: «Меня иногда жестко критиковал отец, которому было нелегко угодить, и я охотно признавал свои ошибки. Я даже благодарил его за ценные наблюдения, поскольку они помогали мне совершенствоваться». Пьер понял, что первое впечатление клиента о фирме начинается именно с него, поэтому всегда был «одет так тщательно, как девушка, собирающаяся
