Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн. - Николай Скабаланович

Один новейший историк[615] говорит, что система Орфанотрофа (притеснение народа, поблажка чиновникам) создала армию лиц, заинтересованных в династии Михаила IV, сенат наполнен был его креатурами: отсюда отсутствие возмущений против Михаила Пафлагона. Слова эти основаны на недоразумении. Возмущения были — были возмущения местные, в отдельных городах и фемах, вызванные податными тягостями и административными неправдами, были и возмущения более общего характера, направлявшиеся против императорского престола. О первых здесь не место говорить, скажем только о последних.

Вступление на престол Михаила Пафлагона было большим скандалом даже для византийцев. Скандализированы были уже тем, что какой–то худородный проходимец сделался царем, ничтожный человек предпочтен именитым мужьям. Еще более были скандализированы самим способом вступления на престол, тем, что этому акту предшествовало и сопутствовало преступление и обман следовал по его пятам. Всюду разосланы были манифесты, объявлявшие, что Роман умер естественной смертью, что он еще при жизни, по собственному желанию, провозгласил царем Михаила, который после смерти Романа женился на его вдове. Многие из простаков сначала этому поверили.[616] Но истина недолго скрывалась под спудом. Подробности прелюбодеяния и цареубийства скоро стали всем известны и народное воображение создало разные знамения и аллегорические видения, мораль которых сводилась к тому, что много бедствий и несчастий постигло и еще постигнет греческий народ «за нарушение божественных заповедей и беззаконие, содеянное с царем Романом и его ложем».[617] Подкладкой этих видений и этой морали было недовольство народа совершившимся фактом и протест против существующего порядка вещей, против отдачи народного блага в жертву пафлагонским выходцам и их приспешникам. Недовольство аристократии по поводу предпочтения ей человека незначительного слилось с недовольством массы народа. На почве этого недовольства легко могло вырасти внутреннее волнение и заговор; движение могло ограничиться верхним слоем, но могло захватить и низший, потому что для него более, чем когда–нибудь, представлялось шансов сделаться движением народным.

Признаки аристократического движения носит на себе дело Константина Далассина, того самого, которого некогда прочили в мужья Зое и которому, по интригам Симеона, предпочтен Роман Аргир. Предпочтение, оказанное Роману Аргиру, человеку родовитому, Далассин не считал для себя большой обидой. Он ничем не заявил неудовольствия и охотно помогал царю в сирийском походе, хотя помощь его была не из блистательных.[618] Но когда на престол был возведен Михаил Пафлагон, взятый из ничтожества, Далассин счел это прямым оскорблением для людей знатных фамилий, в том числе для себя, и свое недоумение открыто стал высказывать. Иоанн Орфанотроф встревожился и послал к Да–лассину, находившемуся тогда в своем имении, того же евнуха, на которого и при Константине VIII возложено было поручение призвать Далассина, приостановленное по хлопотам Симеона; евнух принес Да–лассину приглашение прибыть ко двору. Далассин с недоверием отнесся к приглашению и потребовал ручательства, что с ним не будет поступле–но дурно. Прислан был другой евнух, родом из пафлагонян, и принес с собой Честное Древо, святой плат, письмо Спасителя к Абгару и икону Пресвятой Богородицы; на этих святынях он дал клятву, обеспечивавшую безопасность личности Далассина. После того Далассин отправился в столицу, милостиво был принят при дворе, возведен из патрициев в антипаты и получил позволение жить в столице в своем городском доме.[619] Если Орфанотроф прибегал к таким усилиям, чтобы сманить Далассина в Константинополь, под ближайший присмотр, и так заискивал перед ним, то это доказывает небезопасную для Пафлагонского рода популярность Далассина в рядах представителей аристократии. Популярность его скоро обнаружилась еще сильнее, и выяснилось, что приверженцы его находятся как в Малой Азии, так и в столице, при царском дворе. Брат царя, Никита, отправленный дукой в Антиохию, арестовал там 11 человек из богатых и знатных родов и препроводил в Византию, при письме к Иоанну, в котором объяснял, что все они — приверженцы Далассина. Первое место между ними занимал патриций Елпидий. Это обстоятельство усилило опасения Орфанотрофа. Далассин был потребован во дворец, а оттуда, вопреки данной ему клятве, отправлен в ссылку на остров Плату, 3 августа 1034 года, с острова же он был переведен в тюрьму под крепкий караул. Этот поступок вызвал ропот между приверженцами Далассина, в числе которых оказались: Константин Дука, женатый на его дочери, три властеля из Малой Азии: Гудел, Ваиан и Провата, и протовестиарий Симеон, служивший еще царю Константину VIII. Поступок с Даласси–ном они называли несправедливостью, нарушением клятвы, и за то сами были наказаны: Дука заключен был в тюрьму, у Гудела, Ваиана и Проваты конфисковано имущество, Симеон выслан из столицы и постригся в монахи на Олимпе, в основанном им монастыре.[620] Агитация в пользу Далас–сина и после того не затихла. В чем она обнаружилась, мы не знаем, но известно, что она заявила о себе в конце 1038 или в начале 1039 г., так как в это время гнев Орфанотрофа обрушился на весь род Далассина и были отправлены в ссылку два его брата, патриции Феофан и Роман, племянник Адриан и другие родственники.[621]

Дело Далассина носит аристократический оттенок. Оно выходило из принципа, что высшая государственная почесть составляет достояние знатных родов и для человека низкого происхождения не должна быть доступна. Народ не был заинтересован в поддержании этого принципа. Стоявший у кормила правления Иоанн Орфанотроф опасался, чтобы сам Далассин не выступил конкурентом Михаилу Пафлагону, и принимал предупредительные меры с целью парализовать возможность решительного шага. Но что такой шаг не был сделан ни со стороны Далассина, ни со стороны его партии, показывает уже то, что далее предупредительных мер — заключения в тюрьму, ссылки —дело не шло, более сильные наказания не прилагались.

Другое движение, обнаружившееся после того, как подавлена была агитация в пользу Далассина ссылкой его родственников, по своей постановке, побуждениям и целям было более понятно и близко народу. Движение это — заговор Керуллария, знаменитого впоследствии патриарха Константинопольского. По личному составу заговорщиков и это движение было аристократическое, участвовали в нем, кроме братьев Керуллариев, родственник[622] их, Иоанн Макремволит, и члены многих знатных родов, находившиеся в Византии. Действие происходило в столице, летом 1040 г. Началось оно вследствие недовольства не императором, но его родней, эксплуатировавшей народное благосостояние. Время его обнаружения совпало со временем введения тяжелых для народа экономических мероприятий Орфанотрофа и проявления, по поводу этих мероприятий, массовых народных движений в разных частях государства. Окончательной целью было устранение со сцены пафлагонской клики, угнетавшей государство, но так как достигнуть этого результата можно было только устранением с престола Михаила Пафлагона, которым клика держалась, то заговор направлялся на царский трон, предварительной целью его было произвести династический переворот. Свержение Михаила Пафлагона было лишь средством для осуществления более важной задачи — устранения от управления его родни, поэтому намерения заговорщиков не грозили опасностью для жизни Михаила, в их планах было только захватить императора, лишить его власти и на место его поставить другого. Кандидатом на престол был Михаил Керулларий, младший сын одного государственного сановника, занимавшего при дворе важную финансовую должность.[623] Михаил Керулларий был человек молодой, холостой и в среде молодежи выдавался серьезностью, самоуглубленностью, тогда как старший его брат, уже женатый и имевший детей, блистал изяществом манер и приятностью обращения. Михаил Керулларий признан был достойным кандидатом, и заговорщики уже собирались приступить к действиям, когда в их среде обнаружилась измена. Некоторые из участников струсили и, в надежде выгородить себя, донесли на остальных. Немедленно приняты были меры, виновные, как лично участвовавшие в деле, так и знавшие о нем, хотя личного участия не принимавшие, были по одиночке арестованы и подвергнуты суду. Из расследования выяснилось, какую роль заговорщики готовили Михаилу Керулларию и насколько преуспели в своем заговоре. Некоторые из арестованных были отпущены на свободу, другие подвергнуты наказаниям. Имущество братьев Керуллариев было конфисковано, сами они были разлучены, сосланы в разные места и содержались под стражей: старший брат скоро умер, а младший Михаил был пострижен в монахи. Был также лишен имущества и сослан в заточение Иоанн Макремволит и некоторые другие.[624] Сравнительно мягкое наказание положено заговорщикам, вероятно, потому что их заговор не вышел еще из сферы проекта; происходили сходки, совещания, договор скреплен клятвой, намечен план действий, но к осуществлению плана еще не было приступлено, и серьезных последствий заговор не имел.