За семью замками. Внутри - Мария Анатольевна Акулова

Вероятно, смелая, потому что сонная.

— Минуту дай. Минута же есть, правда? Я хочу себе обалденное утро на память.

Костя хмыкнул, но не настоял. Прошелся пальцами по ребрам, остановился на спине, провел пару раз вверх-вниз, устроил на пояснице…

Малышка заслужила обалденное утро. Пусть будет. Все равно дерьма с ним еще нахлебается.

Чувствуя, как она щекочет кожу своим дыханием, прикрыл глаза. Думал, что засекает минуту, оказалось, заснул…

В следующий раз проснулся, когда Агата зашевелилась.

Откатилась сама, бубня что-то, попыталась уши закрыть, хотела доспать… И Костя хотел бы, наверное, да только по барабанным перепонкам бил повторяющийся рингтон. Его, блять, рингтон.

Костя резко сел в кровати, потянулся к джинсам, который так и валялись у изножья, а в них трубка.

Сначала увидел, что звонит Гаврила. Потом, который час…

— Блять.

Не сдержался, выругался в голос. Потому что почти девять. Вот тебе и минута. Вот тебе и обалденное утро.

— Алло, — принял вызов, заговорил не шепотом, а в полный голос. Вставая с кровати, начиная злиться… Немного на нее, но больше на себя. Он ненавидел сбивать график.

— Ты где вообще, Костя? Я тебе наяриваю с семи! Я уже в квартиру съездил и в доме вот! Тебя украли что ли? Мне деньги для выкупа собирать?

Гаврила говорил так, будто это он у них главный… И вполне может отчитывать. Только вот Костя…

— Какого хера ты разводишь панику, Гаврила? — рявкнул, перебив. Отбросил полотенце, в котором уснул, надел боксеры. Дальше прошагивал по спальне Агаты, уперев свободную руку в бок.

Бросил быстрый взгляд на кровать, понял, что она больше не спит. Повернулась, смотрит на него, немного сощурившись, тянется за одеялом, накрывается, прижимает к груди…

Костя же чувствует нестерпимое желание усмехнуться, зажать трубку рукой и спросить, глядя в глаза: «Что, малышка, не ожидала, да? А я — это же не только цветочки. И тон с тобой обычно другой… Можешь начинать ценить за «особое отношение». А еще наконец-то загуглить. Теперь-то сопоставить точно не составит труда».

Чувствует, но сдерживается.

Она и так скорее всего сейчас именно это и осознает потихоньку. А может просто думает, чем можно его огреть, если он начнет вести себя агрессивно. Ну и как потом спрятать труп, ведь пластиковой ванны в квартире точно нет.

— Ты в переписку заходил? — Гаврила спросил спокойнее. Костя остановился, продолжая смотреть на Агату. Которой сейчас явно было дискомфортно. Которая может хотела бы попросить его не орать, выйти, свалить… Но вместо этого просто затаилась.

— Нет. Не заходил.

Костя ответил тише. Прикрыв на мгновение глаза. А когда снова открыл — смотрел уже не так остро. Подмигнул Агате, попытался улыбнуться. Она тоже попыталась, но одеяло по-прежнему сильно сжимала пальцами.

— Зайди.

— Загадками можешь не говорить? — вот только Гаврила не способствовал тому, чтобы Костя надолго остался сдержанным.

Гордеев снова сказал раздраженно, отвернулся, пошел в сторону двери в коридор. Остановился в проеме, прижал ребро кулака к косяку, ждал…

— Зайди и почитай, блять, Костя Викторович.

Гаврила сказал будто язвительно. Костя ругнулся сквозь зубы. Звонок не сбивал, но отнял мобильный от уха.

Ему успело прийти много сообщений. Но чат с Гаврилой тоже закреплен. Поэтому…

Он действительно начал писать с самого утра. Даже немного преуменьшил — семи еще не было.

Ссылки. Ссылки. Ссылки. Экспрессивные реакции со знаками восклицания. Вопросы: «Где ты, блять?», «Какого хера трубку не берешь?», «Этот гондон разводит чернуху!». Такое впечатление, что он проспал начало атомной войны.

Гаврила продолжал что-то говорить, но Костя слышал только неразборчивый шелест голоса. Агата не могла слышать и его. Но Костя чувствовал — Замочек смотрит. Теперь в спину. Все так же — затаившись.

Он пролистал к первому сообщению, нажал на ссылку, ждал, пока подгрузится.

Оглянулся…

— В следующий раз, если я говорю, что уезжаю…

Сказал, как самому казалось, без угрозы, но Агата закрыла глаза, сглотнула…

Вероятно, собиралась кивнуть просто, но Костя уже не ждал. Снова посмотрел в телефон. Прочел трижды. Потом только…

— Вот сука старая… — даже не пытался сдержаться, потому что по первой ссылке желтушная статья. Кто заказчик — очевидно.

«Пассажир социального лифта: сын убитой собутыльником проститутки хочет рулить государством».

Еще когда Гаврила предлагал Косте сыграть на том, что он как бы пробился из низов, идея Гордееву понравилась далеко не сразу. Потому что его низы — это действительно дно. Самое-самое дно. О котором не хотелось вспоминать. Которое уж тем более не хотелось выставлять на показ. В итоге было решено, что всю лишнюю информацию они подотрут. Оставив только красивую линию мальчика из детского дома. Без подробностей, как он туда попал. Теперь же…

Костя чувствовал, как кровь бьет по вискам и в уши. Пожалуй, ничто в целом гребанном мире не смогло бы его так сильно выбесить. Разозлить. Заставить жаждать крови.

Не проучить уже — отомстить.

Гниде, которая не погнушалась.

Вторую и следующие ссылки он не открывал. Знал, что там та же фигня. Вышинский откопал историю его счастливого детства довольно быстро. Вероятно, продался кто-то из тех, кому они с Гаврилой тоже дали денег. Но мстить теперь хотелось не им. А старому говнюку.

Костя поднес телефон к уху, вышел в коридор, долбанув кулаком по дереву косяка. На Агату уже не смотрел. Сейчас ему посрать было, испугается ли. Ему вообще на все посрать было, только…

— Мы должны уничтожить эту суку. Ищи всё, что можно. Самое дерьмо. Всё дерьмо. Я залью его грязью. Он у меня больше по улице пройти не сможет, чтобы в него не плюнули. До машины, сука, в коробочке всю жизнь. Всё дерьмо, Гаврила. Особенно личное. Ты понял меня?

— Понял, Кость… Я тебя понял… — стоило осознать, насколько злится Костя, Гаврила будто даже успокоился. Ответил тихо. Немного устало… — В офисе встречаемся? — спросил…

Костя же, упершийся в тот самый комод, который Агата двигала,