Короли преступного мира - Евгений Осипович Белянкин

Якуб еще раз обсудил все детали в милиции. На столе стопками лежали меченые купюры…

Митрофанов спокойненько жесткой ладонью смахнул их в дипломат Якуба.

— Значит, завтра в одиннадцать?! Что ж, зеленый свет дан. Действуй, старик!

Будущий глава администрации, как и обещал, приехал ровно к назначенному времени. Он еще не остыл после горячего выступления в городском Совете, где громил вышестоящее начальство за плохую поддержку нижнего звена…

Увидев в приемной Якуба, располагающе улыбнулся и пухлой рукой показал на массивную дверь кабинета. Он доброжелательно пропустил его вперед, по дороге разглагольствуя о той трудной доле, которая на него выпала.

— Разве это жизнь, когда все приходится выбивать? Никаких разнарядок, как раньше…

— Какая уж жизнь, — понимающе заметил Якуб, — одно неудовольствие.

Якуб положил на письменный стол, прямо на деловые бумаги, синий дипломат. Щелкнул блестящими никелированными замками.

— Как думаю, в обиде не будешь.

Глаза зама округлились, увидев богатство, и тут же он расплылся в радушной улыбке.

— Дружба. Все по дружбе.

Он с удовольствием подержал в руках пачки с сотенными купюрами, как бы проверяя их надежность, и торопливо стал их совать в ящик служебного стола.

Он облегченно вздохнул и задвинул было ящик… Но именно в эту минуту в кабинет ворвался капитан Митрофанов и несколько омоновцев с автоматами. Зам покраснел, потом побелел…

— Митрофанов, я вас не вызывал.

Капитан Митрофанов ехидно усмехнулся и направил на зама пистолет.

— Зачем нас вызывать. Мы сами пришли.

Зама ловко отодвинули в сторону, чтобы не мешал.

— Я требую ордер прокурора.

Капитан Митрофанов все с той же ехидной усмешкой выдвинул ящик, набитый деньгами.

— Ого! Так и знал. У нас есть ордер прокурора. Вы арестованы, товарищ… или как вас там, господин…

Якуб скромно стоял в сторонке, когда из кабинета конвоиры выводили зама. Полоснув глазами Якуба, тот молча нагнул седеющую и дрожащую голову: карьера его закончилась.

24

Скорее всего, это было продолжением налета «шакалов» на палатки… Восемь человек в масках ворвались во вновь открытое кооперативное кафе Мазони и прямо с порога открыли стрельбу из обрезов…

За одним из столиков сидел Зыбуля с пацанами из «конторы». Под звуки разбитых фужеров и посуды они свалились на пол, и Зыбуля, выхватив пистолет, сделал несколько выстрелов. Кто-то из «шакалов», видимо, был ранен, и они быстро убрались из кафе.

За день до этого молодчики ворвались в другое кафе Мазони и, разгулявшись, били посетителей палками и даже ранили троих ножами.

Мазоня не столько злился, сколько задумался: явно были силы, которым его размах по душе не пришелся, и вот теперь конкуренты наступали на пятки. Надо было что-то предпринимать, но Мазоня медлил, надеясь пока на своих боевиков. Мазоня чего-то выжидал… И никто не знал, что он задумал. Как и никто не знал, что Мазоня ночью тайно встречался с парнем по кличке Сиксот, который якшался с «шакалами».

После этого ночного разговора произошло то, что и должно было произойти. В автобус с «шакалами», которые, видимо, рвались на дело, врезался грузовик. Так врезался, что пазик вылетел на встречную полосу — в лоб другой машине. Столкнувшиеся машины закружились, и автобус попал прямо под Зил, медленно сползший в кювет. Автобус охватило пламя, сопровождаемое взрывами патронов…

Картина была страшная: «шакалы» пытались выдавить стекла, но не сумели их выдавить и потому многие сгорели вместе с автобусом.

Зыбуля, будучи рядом в засаде, надменно заметил, что для них это был «вальс смерти» и потому, мол, живые кое-чему научатся.

Загородники притаились: такой дерзости они, пожалуй, не ожидали и действительно находились в трансе; но, придя в себя в общем-то скумекали, что их кто-то предал. Не мог же Мазоня (а то, что устроил это Мазоня, они не сомневались) знать заранее маршрут автобуса…

И вычислили Сиксота.

Его выловили в ресторане и привезли в старую, заброшенную и замшелую баню, где пытали. Сиксот клялся всеми богами, что он здесь ни при чем. Ему расквасили лицо и стали грозить, что вырвут орган удовольствия, если он по-хорошему не сознается… Сиксот не любил своей клички. Прилипла. Куда от нее денешься, если прилипла. Не то по дурости кого-то, не то по личной глупости. Но Сиксот оказался парнем стойким. Он мужественно выносил издевательства и пытки, и у многих «шакалов» даже появились сомнения: он ли? Уверенные в том, что расправа от него не уйдет, его ночью выбросили на свежий воздух. Сиксот отлежался, замерз и пришел в себя. Всю ночь он ковылял, едва переставляя ноги. Под утро добрел до города. Возможно, за ним следили. Машка, содержательница притона, куда притащился он, увидев лицо Сиксота, похожее на раскисший помидор, страшно испугалась:

— Господи, откуда ты?

— Водки! — простонал Сиксот.

Он залпом выпил два полных стакана водки и тут же замертво свалился на лежак.

Машка молча набросила на него байковое одеяло и грустно покачала головой. Сиксот как мужик ей нравился…

Мазоня явно не дремал — сила, с которой он обрушивался на противоборствующие группировки, лишний раз подтверждала его возможности…

Автобусом все не кончилось. На кладбище за городом произошла короткая разборка. По всем правилам военной подготовки мазоновцы лихо разбросали «шакалов», а через день был вычислен и убит один из их главных паханов. У «шакалов» царила растерянность. Группировка теряла былую славу. Где бы они ни появлялись, их будто ждали и расправлялись безжалостно.

«Шакалы» присмирели. По крайней мере Мазоня был оставлен в покое.

25

Москва не похожа на Санкт-Петербург, где жизнь на Невском к ночи становится разнообразнее и богаче. Поздним вечером Тверская, идущая от Белорусского вокзала к Красной площади, пустела и выглядела сиротливо-одинокой.

Но это не значило, что жизнь в столице замирала. Ночная жизнь только начиналась…

Еще вовсю работали самые дорогие и фешенебельные рестораны: «Интурист», «Москва», «Космос»… Вовсю лилось шампанское и гремела музыка. В ресторанах больших и малых рангов, в кооперативных кафе за доллары и рубли шла своя тайная жизнь.

Новоиспеченные бизнесмены, нажившие миллионы на инфляции и спекуляции, торопились жить богато, красиво, цветасто; рядом с ними, не уступая ни в чем, а может быть, даже пытаясь и перещеголять, заняв в легальном бизнесе свое достойное место, широко и вольно гуляли преступные кланы…

И неудивительно.

В годы славной перестройки криминальный мир столицы, росший, как на дрожжах, весьма пополнился и омолодился; московские окраины с достоинством поставляли боевиков, и преступные группы, родившиеся в Видном, Люберцах,