Обещай, что никому не скажешь - Макмахон Дженнифер

— Бог ты мой, Кейт. Я был уверен, что он рассказал тебе. Вы с ним какое-то время были близки друг к другу. Я не сомневался, что ты знаешь.

— Не имела представления, — призналась я.

Он потеребил свою остроконечную бородку.

— Мне было девятнадцать лет. Мне казалось, что бисексуальность — это еще один путь к освобождению разума. Отказ от предвзятых убеждений о природе личности и половой принадлежности. Равновесие между мужским и женским началом, между инь и ян. Господи, это было в 1971 году! Тогда на все смотрели сквозь пальцы.

Я сочувственно кивнула. На самом деле я не такой уж консервативный человек. Я не то чтобы считала постельные отношения Зака и Ника оскорбительными, но это стало для меня основательным сюрпризом. Решимость Ника хранить их связь в секрете была вполне понятной, но в то же время я чувствовала себя немного уязвленной.

— Дел знала? Я хочу сказать, ей было известно про вас? — Когда я задавала вопрос, то услышала в своей голове голос Дел, предупреждавшей о нехороших секретах.

— Да, — ответил Зак. — Однажды она застала нас вдвоем, бедняжка. Думаю, сначала она перепугалась до чертиков. Потом, когда все улеглось, она повесила топор у него над головой. Она в буквальном смысле шантажировала его. Она знала его большой секрет и пользовалась этим, как только могла. Ей приходилось сражаться за свое место под солнцем, верно?

Я кивнула и покусала губу, гадая о том, как далеко мог пойти Ник, чтобы помешать Дел раскрыть его большой секрет. А потом я задумалась, знал ли он ее собственный секрет?

— Ник когда-нибудь упоминал о татуировке? — спросила я, стараясь держаться как можно более непринужденно.

Зак вскинул брови.

— О какой татуировке? — спросил он. — У Ника нет татуировок.

— О татуировке Дел.

— У нее была татуировка? Нет, Никки не говорил ни о чем подобном. И я уверен, он никогда этого не видел. Господи, сколько ей было, четырнадцать лет?

— Двенадцать. Дел было двенадцать лет, когда она умерла.

— Татуировка? У двенадцатилетней девочки в 1971 году? Что за таинственный ребенок! Вот уж и впрямь, кладезь сюрпризов. — Он недоверчиво хмыкнул.

Я почувствовала, что краснею, в основном из-за стыда от того, что в конце концов раскрыла секрет Дел. Я не собиралась этого делать, но разговор с Заком был таким непринужденным, что я не удержалась. В тот момент мне казалось, что если я сделаю еще один шаг в нашем откровенном разговоре, это никому не повредит.

— Могу я спросить еще об одном? — Мой голос прозвучал тихо и робко, как у десятилетней девочки.

— Почему бы и нет? Мы уже вытащили из шкафа много скелетов… так сказать.

— Моя мать знала насчет тебя и Ника?

Он долгое время не отвечал, задумчиво глядя на меня. Я понимала, в чем дело. Так или иначе, речь шла о моей матери. Насколько глубоко вам захочется копать, когда дело касается интимных секретов вашей собственной матери?

Но по какой-то причине он решил быть откровенным до конца.

— Конечно, она знала. Думаю, она считала это сексуальным. Она сказала, что не возражает, если я буду спать с парнем, но если я начну спать с другой женщиной, все будет кончено. Она не хотела повторения сцены с Ленивым Лосем. — Его рука снова потянулась к моей через стол. — Кейт, твоя мама была изумительной женщиной. Тогда я был без ума от нее. Знаю, тебя это совсем не радовало, и мне жаль. Я никого не хотел обидеть, понимаешь? Просто следовал велению своего сердца. — Он снова ухватился за подвеску с Колесом Жизни.

Хотя я не думала, что сердце было единственным органом, за которым Зак следовал в то время, но приняла его извинения. Все-таки он был неплохим парнем. На мой взгляд, слишком чувствительным, но я чувствовала, что он был откровенен со мной, и это меня подкупило.

Я взглянула на часы и увидела, что на десять минут опаздываю на встречу с Мэг.

— Мне пора идти, — сказала я и поднялась со стула. — Наверное, Мэг уже заждалась меня.

— Приятно было повидаться, Кейт. Передай маме, что я люблю ее. Скоро я приеду и встречусь с ней, обещаю. — Он вышел из-за стола, чтобы обнять меня; от него слабо пахло сандаловым деревом. Это было одно из слишком долгих и тесных объятий, которые так любят сентиментальные мужчины. Я невольно заерзала, желая поскорее освободиться.

Моя встреча с Мэг прошла не лучшим образом. Уверена, ей показалось, что это у меня проблемы с памятью. Я с трудом могла сосредоточиться во время нашей беседы. Все время, пока я сидела в ее кабинете, я думала о том, кто мог положить звезду Дел в мою сумочку, и еще о подростковом романе между Заком и Ником. Я начала составлять мысленный список всех людей, имевших доступ к моей сумочке: мать, Рейвен, Гэбриэл, Опал, Ник. Кто-то мог пошарить в ней, когда я делала покупки в «Хаскис». Но кто? И почему у меня?

Мэг что-то говорила о «специализированном учреждении», — очевидно, о доме престарелых с сестринским уходом, — но я вспоминала тот день, когда встретила Зака, выходившего из охотничьей хижины, тот день, когда Ник поцеловал меня. Возможно, он развлекался с Заком всего лишь за несколько минут до этого. А Зак тем временем вернулся в наше типи, в постель моей матери. От этого у меня голова шла кругом. И я продолжала возвращаться к первоначальному вопросу: почему Ник захотел, чтобы я узнала все это? Что им двигало? Чувство вины? Потребность раскрыть старый секрет в попытке заручиться моим доверием? И существовали ли другие, еще более темные секреты, ожидавшие нужного момента, чтобы поднять свои безобразные головы?

Я думала о Боге Смерти с его клыками и злобным взглядом, вращавшем всех нас, словно колесо огромной рулетки: богов, полубогов, смертных и голодных духов. Зака и Ника, меня, мою мать, Опал и Рейвен.

Когда Мэг осторожно предложила встретиться за ланчем на следующей неделе, я с облегчением согласилась. Я понимала, что мать находится в тяжелом положении, но сейчас просто не могла полностью сосредоточиться на этом. Я поблагодарила ее и отправилась домой.

Гэбриэл вместе с моей матерью готовили лазанью, я обнаружила их на кухне. Мать сидела за столом и взбивала яйца, чтобы смешать их с сыром, который натирал Гэбриэл. Она работала медленно, изучая яйца, как некую сложную субстанцию. Возможно, она размышляла над старинным вопросом, что появилось раньше, курица или яйцо. А может быть, она вспоминала наши прогулки вниз по склону холма, чтобы купить яйца под покосившимся навесом Гризуолда.

Ленивому Лосю они не нравятся, потому что иногда в них попадается кровь, но это только потому, что они оплодотворенные.

Гэбриэл был одет в тренировочные штаны с подтяжками, выцветшую фланелевую рубашку и бесформенную шляпу из зеленого фетра.

— Давай-ка посмотрим, Джин. Что мы будем делать дальше? — спросил он, вручив ей бразды правления, или, по крайней мере, имитируя свою беспомощность. Не дождавшись ответа, он поднял тарелку натертой моцареллы и изогнул бровь.

— Сыр, — сказала моя мать.

— Ты по-прежнему лучший повар на этом холме, — заверил он и наклонился, чтобы поцеловать ее в землистую щеку.

— Ты никогда не догадаешься, кого я встретила в колледже, — сказала я.

— Возможно, печально известного Захарию Месье? — предположил Гэбриэл.

— На свете есть что-нибудь, чего ты не знаешь? — спросила я у старика.

— Многое, моя дорогая. Очень многое. Как поживает наш профессор?

— Замечательно. Я была рада встретиться с ним.

— А я был рад, когда он вернулся в город. Благодаря ему Рейвен вернулась к учебе. Ей нужно было получить дополнительный толчок, и он помог в этом. Кроме того, он хорошо влияет на Опал.

— Зак, — с мечтательной улыбкой произнесла моя мать. — Зак был со мной, когда убили ту девочку Гризуолдов. Бедная малышка.