Иван-царевич и C. Волк.Похищение Елены - Светлана Багдерина

Судя по аромату, в ней когда-то хранились соленые огурцы.

Сглотнув голодную слюну, Пашка снял и спрятал за бочкой колчан со стрелами и лук, осторожно извлек из кармана и развернул сверток с сухим пайком, приготовленным ему матерью3, вытащил из-за голенища сапога охотничий нож и нашарил взглядом на стене амбара на той стороне улицы жестяную вывеску на кривом железном пруте, а на покатой крыше того же амбара – заброшенный туда за окончанием срока годности короткий кусок старого, проржавевшего до дыр водосточного желоба.

Всё готово.

Оставалось только ждать.

-начало сноски-

1 – Шесть, если быть точным, с удивлением заметил Пашка. Между каждыми двумя коврами – и впрямь точно такими, как показывал им Данила Гвоздев, были то ли

пришиты, то ли еще каким способом прикреплены трехметровые куски брезента, чтобы увеличить полезную площадь.

2 – Настоящий охотник, Пашка не напрасно потратил те несколько часов, которые

оставались у него после отбора в эскадрилью. Чтобы узнать всё о дичи, на которую предстояло охотиться, он, по совету Гвоздева, сбегал в армейский лазарет к сабрумайским воротам, и в течение получаса вызнал у идущего на поправку деда Зимаря всё, что тому было известно про странного зверя – умруна. И первый из фактов, которые сообщил ему дед – умрун с места не двинется без приказа, хоть режь его на кусочки.

3 – Откровенно говоря, Пашкина матушка не сказала бы, что такое сухой паек, даже

под страхом пожизненного изгнания из очереди на муку, но общую идею она уловила, и завернула своему малолетнему герою пяток вареных в мундире картофелин.

-

Через две минуты все пять умрунов, один за другим, вышли на улицу, сбросили на ковер свою пылящую белым добычу и снова исчезли в дебрях склада.

Значит, теперь у него в запасе на всё – про всё была еще минута.

Глубоко вдохнув и выдохнув, успокаивая бешено колотившееся в груди сердце,

охотник выпрямился во весь рост, прищурился, прицелился и запустил самой большой

картошиной на крышу облюбованного склада так, чтобы она не скатилась на землю, а уперлась в легкую дырявую железяку.

Костеевец забыл мерзнуть и насторожился.

Второй метательный снаряд через секунду угодил в жестяной треугольник со стертыми дождями и временем буквами.

Недаром односельчане его звали Пашка-без-промашки: обе картохи поразили цель идеально.

Вывеска покачнулась и мерзко заскрипела.

Офицер подскочил, выставил вперед руку с мечом, и крадучись, как будто его шаги по грязи могли быть слышны на другом конце города, или квартала, двинулся к источнику подозрительного шума.

Пашке только этого и надо было.

Словно подброшенный пружиной, он вскочил и бросился к самому дальнему из ковров.

Несколько ударов ножом – и настала очередь второго ковра, за ним третьего…

Заслышав еще более подозрительный шум – и снова у себя за спиной – офицер начал

было оборачиваться, как вдруг старый кусок прогнившего железа сдался под напором рекордного урожая матушки Дно и со скрежетом заскользил вниз по ребристой оцинкованной крыше.

Офицер, разрываясь между двумя фронтами, отважно предпочел легкому шороху, вероятно производимому бродячей кошкой или приблудной дворнягой, вполне конкретный и грозный грохот железа, и с мечом наперевес подпрыгнул, уцепившись

за желоб действующий, чтобы выяснить, кто прячется на крыше и убедить его впредь так не поступать.

И тут обломок ржавого желоба, который вполне можно было бы использовать в качестве решета или дуршлага, достиг, наконец, края крыши, к которому толкала его бесцеремонная картофелина, и хотел уже отправиться в последний путь в бурые заросли сухой лебеды у стены родного сарая…

Но дорогу ему и его приятельнице картошке преградила голова командира фуражиров.

«Дзень!» сказал желоб, «Шмяк!» сказала картошка, «Все сюда!!!..» – сказал офицер, и вся компания приземлилась в грязь, офицером вниз.

Немного поразмыслив, к веселому обществу присоединился и выдранный из своих крюков новый желоб, звучно огрев нарушителя своего спокойствия и равновесия по рогатому шлему.

Но всё кончилось хорошо.

Офицер, размахивая во все стороны мечом и пиная перед собой воздух ногой, сумел продержаться до подхода подкрепления.

Приход подкрепления напугал незримого, но доказавшего свою опасность врага, и тот исчез, как Снегурочка в хлебопекарне.

Пашка, уткнувшись в коленки, давился и кис от беззвучного смеха за своей бочкой.

Дело было сделано.

Оставалось только ждать, кто первый.

Первыми успели закончить погрузку краденного умруны.

Довольным взглядом окинув гору мешков и бочонков с мукой и крупой, громоздящихся на всех трех коврах повышенной грузоподъемности, офицер пристроил сломанный замок обратно в петли на двери разграбленного склада, чтобы, когда они вернутся сюда в следующий раз этой ночью, всё выглядело как и должно и ни один случайный

прохожий не поднял тревогу1, занял свое место на головном ковре и дал команду на взлет.

Один за другим, три ковра тяжело оторвались от земли…

В переулке послышался топот множества ног, явно оказавшихся в этом заброшенном ночью районе города не просто так, и звон железа.

– Вон они, вон они!..

– Стой!..

– Держи их!..

– Лови их!..

Но ковры уже были вне пределов досягаемости даже самой длинной алебарды в руках даже самого высокого дружинника.

Самое время позлорадствовать перед тем, как оставить этих бедных людей бушевать и кипеть в собственной желчи на грязной темной улице, решил офицер.

Не всё им нас бить.

– Ну, что, проспали, вояки-забияки? – свесил голову в рогатом шлеме, однажды сегодня уже спасшем ему жизнь, самодовольный рейдер. – Ну, давайте! Покричите, попрыгайте, повопите!.. Дармоеды! Идите лучше похвастайте вашему командиру, как вы прохлопали полторы тонны хлеба и овса! Из-под носа у вас их увели, из-под самого вашего сопливого носа! Нате, утритесь!..

И вниз с флагманского ковра полетела какая-то грязная тряпка.

– У-у-у-у, гады!!!.. – взревели дружинники, но разве их, супостатов, теперь достанешь…

– Валите, дрыхните дальше, бестолковый сброд! Ждите нас утром, открывайте ворота! Пока! – помахал им на прощанье рукой в кожаной краге офицер и выкрикнул приказ своим умрунам трогаться в путь.

Дружинники бессильно взвыли, потрясая бесполезным оружием, как вдруг над их головами раздался треск.

Многоголосый треск, если быть точным, сопровождаемый испуганным воплем только что насмехавшегося над ними голоса и бомбардировкой крыш и проулка мешками, бочками, шестоперами, умрунами и офицером.