Всемирная история: в 6 томах. Том 5: Мир в XIX веке - Коллектив авторов

«Долгий XIX век» стал эпохой утверждения свободы совести, а затем и отделения церкви от государства в христианских странах, ранее наиболее нетерпимых к иным конфессиям. В революционной Франции свобода совести вводится Конституцией 3 сентября 1791 г., но окончательно идеал французской «светскости» (laïcité) — отделения церкви от государства — восторжествовал в 1880-е годы. В США свобода совести, наряду со свободой печати, собраний и петиций, была утверждена Первой поправкой к Конституции (1791), однако это решение оставалось на уровне федерации, а не штатов. Так, в Массачусетсе налог в пользу конгрегационалистской церкви собирался вплоть до 1833 г., в Нью-Гемпшире только в 1876 г. было отменено требование, согласно которому все избранные должностные лица могли быть только протестантами, а мормонская территория Юта была принята в состав США в 1896 г., через полвека после первого ходатайства (1847), после согласия на запрет многоженства. Только в 1925 г. Верховный суд своим решением по делу «Гитлов против штата Нью-Йорк» распространил действие Первой поправки на власти штатов, и тем самым стало возможным говорить об окончательном отделении церкви от государства.

В Великобритании терпимость к антитринитариям (унитариям) была провозглашена в 1813 г., католики были в основном уравнены в правах с протестантами в 1829 г., но налоги в пользу англиканской церкви платили все жители Ирландии (в основном — католики) вплоть до 1871 г. Евреи были уравнены в правах с христианами в Британской империи актами 1846 и 1858 гг. Вплоть до сегодняшнего дня пресвитерианская церковь Шотландии и англиканская церковь Англии остаются государственными.

В Российской империи, в целом традиционно значительно более веротерпимой по сравнению с другими европейскими державами, православие было государственной религией, причем каждый подданный империи не мог не принадлежать к какому-либо вероисповеданию. Императорский указ от 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости» разрешил, в частности, переход из православия в другие христианские конфессии и уравнял в правах старообрядцев. 14 декабря 1906 г. из Уголовного уложения была изъята статья, каравшая за переход из христианства в другие религии. Следствием стали невиданный, трагически краткий расцвет старой веры, ее «золотой век» (1905–1917) и масштабный переход в католицизм в когда-то униатских западнорусских (белорусских) землях. Окончательное уравнение в правах всех жителей страны и де-факто отделение церкви от государства были утверждены постановлениями Временного правительства «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений» (20 марта 1917 г.), «О свободе совести» (14 июля 1917 г.).

Из ключевого мировоззренческого института, часто единственной связи между народом и образованными верхами, религия постепенно становилась одной из общественных систем, подобных праву, хозяйству, политике. Впрочем, ослабление материальной власти христианской церкви после секуляризации подчас усиливало ее духовную силу, превращая епископов из светских политиков и собственников в искренних людей церкви и веры. Все мировые религии учились отвечать на новые вызовы времени.

Несмотря на, казалось бы, сокрушительные удары по традиционному авторитету религии, важнейшим из которых стала теория эволюции, подавляющее большинство населения Земли оставались верующими, более того, во второй половине столетия в большинстве европейских стран вольнодумство в вольтерьянском духе вышло из моды среди образованных верхов. К примеру, британский премьер-министр Уильям Гладстон (1868–1874, 1880–1885, 1886,1892–1894), в отличие от своего предшественника лорда Пальмерстона (1855–1858, 1859–1865), был глубоко религиозен. В России к началу XX в. разрываются сословные границы духовного сословия: в монахи уходят и дворяне, среди которых, к примеру, — будущий неутомимый борец за чистоту церкви, архиеп. Уфимский Андрей (Ухтомский, 1872/1873-1937), будущий патриарх Алексий I (Симанский, 1877–1970). Подчас вера представлялась своего рода викторианской смесью романтических средневековых образов и необходимой обществу моральной дисциплины. В отличие от революционной эпохи рубежа XVIII–XIX вв., именно верхи порой оказывались набожнее низов.

Позитивистское, на первый взгляд, рациональное XIX столетие породило не только новые религии — мормонизм и бахаизм, но и христианских аскетов и мистиков «средневековой» силы и чистоты. В православии достаточно вспомнить св. Серафима Саровского и оптинских старцев. В 1858 г. по всему католическому миру прокатилась весть о явлениях Девы Марии 14-летней девушке в маленьком городе Лурд в Пиренеях на юге Франции; заговорили о чудотворных исцелениях. В 1867–1908 гг. только зарегистрированных паломников в Лурд насчитали более 4,9 млн.

В эпоху, пришедшую на смену политической стихии Просвещения, политика обретает новые измерения. Власть становится публичной, а люди из подданных превращаются в граждан. Развитие рыночных отношений, разграничение функций церкви и государства, рационализация мировоззрения приводят к окончательному оформлению сферы политики, политические отношения приобретают «прозрачность». Одновременно с укреплением и совершенствованием государственной машины возникают новые институты политики, связанные с притязанием человека на участие в осуществлении публичной власти (парламенты, конституции, партии и т. п.). Сфера политического все более приобретает характер соревнования многообразных групп за власть. «Механизмы» такой политики призваны обеспечить оптимальную интеграцию несовпадающих групповых интересов.

В XIX в. меняется представление о характере взаимоотношений политической власти и общества: народ провозглашается в качестве безусловного источника власти (суверена). Именно он наделяется правом изменять государственный строй в соответствии с его представлениями о безопасности и счастье. Соответственно, важной нормой эффективности государственной власти и одновременно способом контроля за ее деятельностью провозглашается разделение власти на законодательную, исполнительную и судебную. Эта норма призвана была содействовать профессионализации политической деятельности и одновременно противодействовать концентрации власти в руках немногих.

В XIX в. в передовых индустриальных обществах распространяются либеральные политические принципы, на роль базовой нормы политической культуры начинает претендовать идеал правового государства. Его символическим отображением становится образ «государства — ночного сторожа», которое не вмешивается в частную жизнь человека и стоит на охране его прав: на жизнь, свободу и собственность. В соответствии с подобными ценностными установками видится вся государственная система, которая предполагает верховенство законодательных органов над исполнительными, независимость судебной власти, соревновательность избирательной системы. Право граждан на выбор форм власти, открытая дискуссия с ее представителями существенно видоизменили традиционные институты власти, создали новые, позволявшие предотвратить политическое насилие в его «абсолютных» проявлениях.

Оборотной стороной автономизации и рационализации политики стало нарастание формализма и обезличивание политических отношений. Лицемерие, продажность, бюрократическая волокита довольно быстро стали естественными спутниками новых демократий и причиной их внутренней неустойчивости. Происходит резкая поляризация общества, сопровождающаяся масштабными социальными конфликтами, нашедшими свое отражение в росте социалистических и анархистских идеологий.

После периода революций, социальных потрясений и продолжительных волнений середины века в 1880-е годы во многих крупных странах мира произошла стабилизация власти и консолидация политического устройства. Суть и причины этой консолидации различались: завершение процесса объединения страны (Германия, Япония); отход от предыдущих попыток реформ (США после окончания периода Реконструкции в 1877 г.); возвращение к строгому автократическому правлению (в Российской империи при Александре III, в Османской империи при султане Абдул-Хамиде II); переход к авторитарным реформаторским режимам (Мексика при Порфирио Диасе, Сиам при короле Чулалонгкорне, Китай в период «политики самоусиления»); новые попытки заложить фундамент парламентских демократий (Франция периода Третьей республики, Великобритания после избирательной реформы 1884 г.). Однако результаты этих процессов были поразительно похожи: до вспышки новых революционных волнений начала XX в. режимы власти во всем мире переживали период стабильности по сравнению с предшествовавшими десятилетиями. Это можно оценивать негативно — как усиление государственного аппарата, но и позитивно — как восстановление государственной дееспособности и сохранение внутренней стабильности (Ю. Остерхаммель). Также в это время осуществлялись первые попытки системного социального обеспечения под эгидой государства: в последней трети XIX в. были заложены основания социального государства в Германии, Великобритании и даже в США, где пытались преодолеть долгосрочные гуманитарные последствия Гражданской войны.