Княгиня Имеретии - Арина Теплова

– Я ошибался, – тут же перебил ее Амир. – Просто до тебя я никогда не любил ни одну женщину. Оттого думал, что любви нет. А когда потерял тебя, думал, что сойду с ума от боли. И только тогда понял, что мое сердце давно уже любит тебя, Софико. Только мои принципы и гордость мешали мне распознать любовь к тебе. Отец помог мне понять это…

Софья ошарашенно молчала, не спуская горящего взора с его лица, и чувствовала, что все ее существо наполняется нереальной, чудесной надеждой на спасение из всего этого жуткого водоворота трагедий, лжи и отчаяния, в которых она увязла по самую макушку. И слова Амира сейчас были похожи на сказочный неожиданный подарок.

– Ты молчишь, моя красавица? Тебе не нравится, что я сказал?

– Это так чудесно, Амир, – ласково пролепетала Софья, вмиг растаяв от слов мужчины. – Я ведь тоже люблю тебя…

– Да? – теперь опешил он. – И давно?

– Мне кажется, с той ночи, когда мы впервые были вместе…

– Так давно? Теперь я понимаю, что своими словами о нелюбви обижал тебя. Прости меня, мой цветочек. Я был так груб. Теперь я осознал, отчего ты так гнала меня. Я заслужил это…

– Нет, совсем нет. Ты неправильно все понял. Я прогоняла тебя, оттого что Серго видел нас вместе. Он угрожал, что все расскажет Левану Тамазовичу. Серго взял с меня слово, что я порву все отношения с тобой. Я так боялась, что все раскроется и меня отправят обратно к отцу.

– Так вот в чем дело! Этот слизняк еще и угрожал тебе? Вернемся во дворец, я так с ним поговорю, что он имя свое забудет от страха. Тебе надо было сразу рассказать мне все, Софико.

– Я не могла. Я очень боялась и тебя, и его.

– И меня?

– Да. Ты же постоянно грозил мне, а позавчера даже расправиться со мной хотел.

– Забудь про это, Софико. Я был не в себе, и все от твоей холодности. Ты должна простить меня. Я все равно бы не смог причинить тебе вред. Ибо лишь одна мысль об этом повергает мое сердце в такую дикую тоску, что я понимаю, что моя любовь к тебе сильнее ревности, – вымолвил проникновенно Амир. – Пойдем…

Он потянул ее за руку к водопаду. Софья послушно пошла за ним. Медленно, словно не решаясь. В этот миг все ее существо было занято противоречивыми думами. Ведь теперь она знала, что Амир любит ее, и у нее появилась возможность рассказать ему о ребеночке и поведать ему другие свои тайны. Амир, заметив ее нерешительность, уже через миг быстро подхватил девушку на руки и стремительным шагом направился к тайному проходу под водопадом. Софья не сопротивлялась, а лишь, склонив голову к его плечу, печально и счастливо улыбалась, ощущая рядом его большое и сильное тело. Его близость успокаивала и давала ей новые силы. Отчего-то в этот миг она отчетливо чувствовала, что Амир – тот самый мужчина, который может спасти ее, укрыть и защитить от всех невзгод. Ведь он сказал, что любит ее.

Уже через несколько минут он внес Софью в светлую пещеру, одна стена которой была соткана из бурлящего шумно падающего потока водопада. Это было то самое место, где в первый раз Амир так дерзко и без разрешения поцеловал ее. Едва они вошли, как глаза Софьи округлились от великолепия, открывшегося ее взору. Множество полевых цветов застилало пол. Их ярко-красные, голубые и белые бутоны лежали словно мягкий цветущий благоухающий ковер. Большой низкий камень, находящийся посередине пещеры, был устлан несколькими мохнатыми белыми шкурами баранов. Шкуры полностью покрывали камень, и их концы падали на каменный пол, усыпанный цветами. Огромный булыжник по размеру почти две сажени в длину, покрытый шкурами, был похож на некое ложе. Благоухание цветов распространялось по всему большому пространству пещеры. Софья, околдованная, трепещущая и счастливая, повернула лицо к Амиру и проворковала:

– Как здесь красиво…

Амир улыбнулся и поставил ее на ноги.

– Я хочу показать тебе одну вещь, – тихо повелительно сказал он.

И потянул ее к камню. В следующий миг мужчина наклонился и от подножья камня поднял небольшой резной ларец, выполненный из чеканного серебра. Амир отпустил руку девушки и раскрыл шкатулку. Софья удивленно уставилась на драгоценное ожерелье, которое лежало на черном бархате. Золотое ожерелье состояло из трех ярко-красных камней. Средний плоский камень был огромен, по размеру с куриное яйцо, и имел ярко-красный кровавый оттенок. Вторые два камня, которые находились с двух сторон от большого самоцвета, были размерами в половину меньшими, и имели такие же яркие цвета, что и огромный камень. Амир ловко вытянул ожерелье из ларца и тут же отложил шкатулку в сторону.

– Это рубины, – произнес он тихо замирающим голосом. – Я хочу подарить их тебе…

Он быстро накинул ожерелье на шею девушке, и оно повисло тяжелыми гроздьями на ее выпуклой груди, затянутой в белый атлас платья. Софья, пораженная великолепием камней и понимая, сколько может стоить подобное ожерелье, если это действительно рубины, на миг опешила и замерла, позволяя Амиру делать, что он хотел.

– Платье все портит. Надо снять его, – воскликнул он, пройдясь глазами по рубиновому ожерелью.

Без предисловий Асатиани начал стремительными движениями расстегивать пуговички на ее корсаже и уже через минуту спустил ткань с плеч Софьи. Потом опустил платье к ее ногам и начал освобождать ее стан от легкой кофточки и корсета. Она же стояла неподвижно, словно кукла, и не могла прийти в себя. Она словно опьянела от счастья и думала только о том, что этот мужчина, которого она так сильно любила в данный момент, украшал ее с такой любовью и лаской, что она не могла ожидать подобного. Словно в каком-то сладостном нереальном сне она позволяла ему делать все, что он хотел. Он полностью освободил девушку от покровов, оставив ее обнаженной, лишь в одном рубиновом ожерелье, и удовлетворенно замер над нею. Пробегая восхищенным взглядом по ее изящной соблазнительной фигуре, Амир глухо выдохнул:

– Вот теперь эти камни просто великолепно смотрятся…

Софья невольно опустила взор и отметила, что центральный камень рубинового ожерелья свисает ровно между ее упругих высоких грудей.

– Я не могу принять такой подарок, – пролепетала Софья, наконец придя в себя. – Это ожерелье стоит целое состояние…

– Ты не можешь не взять, – произнес глухо Амир