Россия 1801–1917. Власть и общество - Сергей Пушкарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Одна мысль о военных поселениях наполняет каждую душу терзанием и ужасом. Сколько пало невинных жертв для пресыщения того неслыханного зловластия, которое с яростью мучило несчастные селения, для сего заведения отданные!»41
Декабристы жестоко критиковали общее административное неустройство, волокиту, взяточничество и «кривосудие» в судебных органах. Г.С. Батеньков писал:
«Сенат, сие хранилище законов и блюститель благоустройства, не знал ни о чем и обращен был в простую типографию. Министры же владели вверенными им частыми, как бы уделами, не заботясь об общих интересах государства»42.
П.Г. Каховский писал Николаю I из заключения:
«Безопасность лиц и собственности ничем не ограждена. Совершенное отсутствие закона и справедливости в судопроизводстве, тяжкие налоги, сжатое просвещение, задушенная свобода».
А.А. Бестужев также из тюрьмы описывает Николаю состояние России в конце Александрова царствования:
«Лихоимство чиновников дошло до неслыханного бесстыдства. Прибыльные места продавались по таксе и были обложены оброком. Дела в судебных инстанциях тянулись бесконечно, и десятки лет проходили прежде решения. В судах, в комиссариатах, у губернаторов, везде, где замешался интерес, кто мог, тот грабил, кто не смел, тот крал. Везде честные люди страдали, а ябедники и плуты радовались».
«Не правосудие, а лихоимство заседает в судилищах, где не защищается жизнь, честь и состояние гражданина, но продают за золото или другие выгоды пристрастные решения» – делает вывод А.И. Якубович.
Как мы видели выше, в течение нескольких лет после окончания наполеоновских войн император Александр I еще не оставлял конституционных планов. Однако революционные события в Европе, совпавшие по времени с волнениями в Семеновском полку, окончательно отвратили Александра от либерального направления.
Когда в начале 1820-х гг. восторжествовал курс «аракчеевщины» во внутренней политике и «меттерниховщины» во внешней, прежние чувства любви и преданности императору Александру, возглавителю России и Европы в борьбе с Наполеоном, сменяются в сердцах многих офицеров сначала разочарованием, а потом и негодованием по поводу того, что Александр предал свои идеалы. И.Д. Якушкин пишет:
«Во всех членах Союза Благоденствия проявилось какое-то ожесточение против царствующего императора. Он с каждым годом становился все мрачнее и все более и более отчуждался от России. Душа его была в Европе. В России же он заботился об увеличении числа войск. Царь был всякий день у развода. Шагистика вошла в полную силу»43.
А П.Г. Каховский писал Николаю I из тюрьмы:
«Император Александр много нанес нам бедствия, и он собственно причина восстания 14 декабря. Не им ли раздут в сердцах наших светоч свободы, и не им ли она была после так жестоко удавлена не только в отечестве, но и во всей Европе?»44.
Не только внутренняя, но и внешняя политика Александра I в последние годы его царствования вызывала возмущение. Александра обвиняли в том, что он во всем отдает предпочтение иностранцам перед русскими, которых он презирает и унижает. Национальное и патриотическое чувство оскорблялось тем, что государь даровал конституционные учреждения присоединенным к России областям, Польше и Финляндии, но победительницу-Россию считал недостойною политической свободы. Ходили слухи о намерении Александра отторгнуть от России и присоединить к Польше Литву и западнорусские области, принадлежавшие Польско-Литовскому государству до разделов Речи Посполитой в XVIII в. В результате в 1817 г. среди офицеров впервые возникла мысль о цареубийстве. Декабрист Д.И. Завалишин пишет:
«Русских оскорбляло дарование конституции побежденной и завоеванной Польше, прежде, нежели она была дана победительнице ее самой России».
В общеевропейской политике Александр в 1820-21 гг., в полном согласии с Меттернихом, стремился подавить революционно-освободительные движения. В 1820-21 гг. правители Священного союза решили вооруженной рукой подавить революционные движения в Испании и Италии, русские же гвардейские офицеры не желали идти в Италию в качестве усмирителей революции. Когда в 1821 г. началось греческое восстание против турецкого владычества, то все свободолюбивые круги Европы и России горячо сочувствовали борьбе греков за независимость. Александр же, по внушению Меттерниха, отказался от помощи грекам, чем окончательно оттолкнул от себя либеральные круги русского общества и усилил в офицерских кругах революционные тенденции, подогретые европейскими событиями начала 1820-х гг.
Д.И. Завалишин считал, что внешняя политика России признавалась изменой русскому народу в пользу поляков и немцев. И.В. Поджио писал: «Ничто меня столь не оскорбляло, как явное господство и влияние
Венского кабинета над нашим». По свидетельству А.П. Беляева, в России «имя Меттерниха произносилось с презрением и ненавистью».
Конгресс в Вероне, отказавшись от поддержки восставших греков,
«…выдал эллинов турецкому султану, что вызвало общее негодование русских против Александра за бесчеловечное равнодушие к единоверцам. Эллины были в праве ожидать от него деятельной помощи, тем более что с давних времен Россия возбуждала греков против их угнетателей и обещала им независимость. Державы, совокупившиеся Священным христианским союзом, оставляют христиан, погибающих под мечом варваров»45.
Лица, возглавившие тайные общества второго и третьего десятилетий XIX в., были интеллектуальной элитой тогдашнего русского общества. Значительная их часть принадлежала к высшей аристократии и сделала блестящую служебную карьеру. Среди участников движения, преимущественно молодежи, было и несколько человек, имевших генеральские и полковничьи чины.
Многие из вольнодумцев знали не только современную европейскую литературу, но и античную историю, откуда, по их мнению, проистекали вольнолюбивые идеалы. И.Д. Якушкин писал: «В это время мы страстно любили древних: Плутарх, Тит Ливий, Цицерон, Тацит были у каждого из нас настольными книгами»46. П.И. Пестель вспоминал «блаженные времена Греции, когда она состояла из республик, и жалостное ее положение потом. Я сравнивал величественную славу Рима во дни республики с плачевным ее уделом под правлением императоров»47.
Среди декабристов были писатели и поэты – К.Ф. Рылеев, кн. А.П. Одоевский, А.А. Бестужев-Марлинский, В.К. Кюхельбекер. Другие создали научные и публицистические труды: Н.И. Тургенев, барон В.И. Штейнгель, П.И. Пестель, Г.С. Батеньков. Они оставили ряд ценных записок и воспоминаний.
Свободолюбие декабристов часто носило романтический оттенок, развиваясь без учета практических возможностей и реальной социально-политической обстановки. Вот показания декабристов о причинах, побудивших их вступить в тайные общества: «любовь к отечеству и свободе, сострадание к сочеловекам, находящимся в столь бедственном злополучии, меня принудили вступить в общество»48. «Причина, побудившая нас к сему, была: угнетение народа. К облегчению его участи я решился из патриотизма жертвовать собою»49. Князь А.П. Барятинский на следствии показал: «Молодость, идея о конституции и свободе крестьян прельстили меня, и я себя почел обязанным войти в общество, которое мне казалось стремящимся ко благу моего отечества». Полковник А.М. Булатов заявил из тюрьмы: «Я на свободе презирал тиранство, и в заключении моем таков же». П.Г. Каховский написал из тюрьмы следователю генералу В.В. Левашову письмо, содержащее гимн свободе:
«Согретый пламенной любовью к отечеству, одна мысль о пользе оного питает душу мою. Смело говорю, что из тысячи молодых людей не найдется ста человек, которые бы не пылали страстью к свободе. Народы, почувствовав сладость просвещения и свободы, стремятся к ним. Правительства же, огражденные миллионами штыков, силятся оттолкнуть народы во тьму невежества. Но тщетны все их усилия. Свобода, сей светоч ума, теплотвор жизни, была всегда и везде достоянием народов, вышедших из грубого невежества. И мы не можем жить, подобно предкам нашим, ни варварами, ни рабами»50.
Стремление к политической и гражданской свободе соединялось у декабристов с патриотическими чувствами. А.А. Бестужев ставит в упрек русской литературе и культуре страсть к подражанию иноземным образцам, отсутствие национальных черт. Он жалуется, что «мы всосали с молоком безнародность и удивление только к чужому», и вместе с К.Ф. Рылеевым призывает русскую литературу к самобытности. Устав «Союза благоденствия» предписывает своим членам
«…показывать всю нелепую приверженность к чужеземному, и худые сего следствия. Также стараться уверить, что добродетельный гражданин должен всегда предпочитать приятному полезное и чужеземному отечественное. При воспитании юношества должно сколь возможно избегать чужестранного, дабы ни малейшее к чужому пристрастие не потемняло святого чувства любви к отечеству»51.
