Весь мир театр - Борис Акунин

— О чем вы говорите? Я не понимаю.

Эраст Петрович поморщился.

— Милостивый государь, не запирайтесь против очевидных фактов. С театральной точки зрения это выйдет очень с-скучно. Если не вы отравили Смарагдова, с какой бы стати вы стали устраивать на меня засаду?

Ассистент поднял свои круглые карие глаза, захлопал ими.

— Вы обвиняете меня в убийстве Ипполита? Меня?

Для актера третьего плана изумление было разыграно неплохо. Эраст Петрович даже рассмеялся.

— Кого же еще?

— А разве это сделали не вы?

С подобной наглостью Фандорину доводилось встречаться нечасто. Он даже слегка растерялся.

— Что?

— Но ведь вы сами себя выдали. Сегодня, во время чаепития! — Девяткин осторожно коснулся клинка, отводя его от своей груди. — Я с позавчерашнего дня терзаюсь сомнениями. Не мог такой человек, как Ипполит, сам себя убить! Это в голове не укладывается. Он слишком себя любил. И вдруг вы заговариваете о кубках. Меня как ударило! Кто-то был там, с Ипполитом! Пил с ним вино! И подсунул ему отраву! Я пошел в реквизитную посмотреть на второй кубок. И вдруг вижу — часы «Буре»! У меня будто пелена с глаз. Все сходится! Таинственный господин Фандорин, непонятно откуда взявшийся, потом исчезнувший, потом появившийся вновь — назавтра после гибели Ипполита! Проговорка про кубки! Забытые часы! Я догадался, что вы вернетесь за ними. Знаете, я не мастер разгадывать тайны, но я верю в справедливость судьбы и Божий суд. Потому решил: если он придет, я вызову его на поединок. И коли Фандорин преступник, Рок покарает его. Я сходил к себе в уборную, вернулся сюда, стал вас ждать, и вы пришли. Но вы остались живы, и теперь я не знаю, что думать… Он растерянно развел руками.

— Бред! — хмыкнул Фандорин. — С какой стати мне убивать Смарагдова?

— Из ревности. — Девяткин смотрел на него с унылым укором. — Смарагдов слишком явно ее домогался. А вы в нее влюблены, это видно. Вы тоже потеряли из-за нее голову. Как многие…

Почувствовав, что краснеет, и даже не спросив, про кого речь, Эраст Петрович повысил голос:

— Мы говорим не обо мне, а о вас! Что за чушь вы тут п-плели про Божий суд? Этими прутиками убить невозможно!

Ассистент опасливо поглядел на клинок.

— Да, рапира бутафорская. Но при точно направленном ударе проколоть ею кожу можно — я сделал это первым же выпадом.

— Ну и что? От царапины еще никто не умирал.

— Смотря от какой. Я ведь сказал, что взял кое-что у себя в уборной. У меня там аптечка, в ней есть средства на все случаи жизни. В труппе, знаете, всякое бывает. У господина Мефистова эпилептические припадки, у Василисы Прокофьевны вапёры, бывают у нас и травмы. А я отвечаю за всё и за всех. Должен быть на все руки мастер. Нас в офицерской школе учили: хороший командир обязан уметь всё.

— 3-зачем вы мне это рассказываете? Что мне за дело до вашей аптечки? — раздраженно оборвал его Фандорин, раздосадованный, что его сердечные тайны столь очевидны постороннему взгляду.

— У меня там среди прочего есть пузырек с концентрированным ядом среднеазиатской кобры. Из Туркестана привез. Незаменимое средство для нервных болезней. С нашими дамами часто бывают тяжелейшие истерики. У госпожи Лисицкой, если очень разойдется, до судорог доходит. А тут две капельки на ватку, протереть виски — и как рукой. — Девяткин показал, как он втирает в кожу яд. — Вот мне и пришло в голову. Смазал кончик одной из рапир. Как Лаэрт в пьесе «Гамлет». Подумал: если Фандорин отравил Ипполита, пусть тоже умрет от яда, это будет Божий суд. Рапиры совершенно одинаковы на вид, я и сам не знал, какая из них отравлена. Так что поединок у нас был не театральный, а самый что ни на есть смертельный. Если яд попадает в кровь, предсмертные спазмы начинаются через две минуты, потом наступает паралич дыхания.

Эраст Петрович затряс головой — всё-таки бред.

— А если бы отравленной рапирой ц-царапнули вас?

Пожав плечами, ассистент ответил:

— Я же сказал, я верю в Рок. Для меня это не пустые слова.

— Зато я вам не верю! — Фандорин поднес кончик рапиры к самым глазам. Кажется, он в самом деле влажно поблескивал.

— Осторожней, не уколитесь! А если мне не верите — дайте сюда.

С готовностью Эраст Петрович протянул оружие, а левую руку опустил в карман, где лежал револьвер. Странный тип этот ассистент. Непонятно, чего от него ожидать. Притворяется полоумным? Сейчас снова накинется? Это была бы самая простая развязка. Фандорин специально повернулся спиной, благо за движениями Девяткина можно было следить по тени на полу.

Силуэт бывшего поручика качнулся, с молниеносной быстротой сложился пополам, вытянутая рука заканчивалась тонкой чертой рапиры. Эраст Петрович был готов к нападению, отпрыгнул влево и обернулся. Однако тень ввела его в заблуждение. Оказалось, Девяткин сделал выпад в ином направлении.

С криком: «Держу дукат, мертва!» он ткнул рапирой мирно сидевшую на полке крысу, но не пронзил ее, а лишь слегка уколол и отшвырнул к стене. Пискнув, зверек стреканул прочь, сшибая картонные бокалы и вазы из папье-маше.

— Дукат вы п-проиграли. Дальше что? — зло спросил Эраст Петрович. Ему было неловко за свой отчаянный прыжок. Хорошо хоть не успел револьвер выхватить.

Но Девяткин, казалось, и не заметил, что Фандорин шарахнулся от него в сторону. Очень осторожно ассистент вытер кончик клинка платком и стал отодвигать стеллаж.

— Полюбуйтесь.

Крыса лежала брюхом кверху, дергаясь всеми четырьмя лапками.

— На маленькое животное яд подействовал почти мгновенно. Говорю вам, я хотел покарать убийцу. Но Рок оправдал вас. Вы очистились в моих глазах.

Только сейчас Эраст Петрович поверил, что чудом избежал нелепой, жестокой смерти. Если б не всегдашняя везучесть, побудившая его не задумываясь выбрать отравленное оружие, он сейчас валялся бы на полу, как эта крыса, судорожно разевая рот. Идиотская была бы смерть…

— М-мерси. Только вы в моих глазах пока не очистились. Смарагдов пил вино с кем-то из своих. Потом отравитель отнес второй кубок в реквизитную. Свободный доступ в реквизитную имеете только вы. Имелся у вас и мотив: Смарагдову досталась роль, на которую вы рассчитывали.

— Если бы мы убивали друг дружку из-за ролей, театры давно превратились бы в кладбища. У вас чересчур романтическое представление об актерах. — Девяткин даже улыбнулся. — А что касается реквизитной, ключ действительно у меня. Но ваш пример показывает, что попасть сюда можно и без его помощи. И еще. Вы знаете, когда именно Ипполит встретился со своим убийцей?

— Знаю. Ночной сторож видел его в начале десятого. А смерть, по заключению экспертизы, наступила не позднее полуночи. Я справлялся в полиции.

— То есть преступление свершилось между началом десятого и двенадцатью? Тогда у меня алиби.

— Какое?

Поколебавшись, Девяткин сказал:

— Никогда бы не стал говорить, но я чувствую себя виноватым, что чуть не убил вас. Повторяю, я был уверен, что вы отравитель, а вы, оказывается, разыскиваете отравителя… Рок оправдал вас.

— Перестаньте вы про Рок! — взорвался Эраст Петрович. Он уже чувствовал, что промахнулся с версией, и оттого злился. — А то у меня ощущение, будто я разговариваю с лунатиком!

— Напрасно вы так. — Девяткин вскинул руку и поднял глаза к потолку, или, если употребить более торжественное выражение, возвел очи горе. — Человек, который верит в Высшую Силу, знает: ничего случайного не бывает. Особенно, когда речь идет о жизни и смерти. А тот, кто не верит в Высшую Силу, ничем не отличается от животного.

— Вы что-то сказали про алиби, — перебил его Фандорин.

Вздохнув, ассистент сказал уже без декламации, а обычным голосом:

— Это, разумеется, строго между нами. Дайте слово. Речь идет о репутации дамы.

— Никакого слова я вам не д-дам. Вы были в тот вечер с женщиной? С кем?

— …Ладно. Полагаюсь на вашу порядочность. Если вы когда-нибудь расскажете про это ей (вы понимаете, о ком я), это будет низко. — Девяткин опустил голову, вздохнул, — В тот вечер я ушел из театра с Зоей Николаевной. Мы не расставались до самого утра…

— С Дуровой? — после секундной паузы переспросил Эраст Петрович, не сразу поняв, о ком речь. При нем никто не именовал маленькую травести по отчеству. Однако если он и удивился признанию, то лишь в первый миг.

— Да. — Ассистент неромантично почесал ушибленный лоб. — Как говорил Теренций, я человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Вы мужчина, вы меня поймете. В конце концов есть и физиологические потребности. Только не спрашивайте меня, люблю ли я Зою Николаевну.

— Не буду, — пообещал Фандорин. — Но с госпожой Дуровой обязательно поговорю. А мы с вами эту беседу еще продолжим…

Прямо из театра, невзирая на довольно поздний час, он поехал на автомобиле в гостиницу, чтобы Девяткин не успел его опередить и сговориться с Дуровой. Предосторожность была излишняя. Эраст Петрович уже не сомневался, что алиби подтвердится, но в серьезном деле нужно проверять все детали.