На тайной службе Ее Величества. Живешь лишь дважды. Человек с золотым пистолетом - Ян Флеминг

— Да так, кое-что по геральдике, по просьбе графа. Ну вроде того, о чем мы говорили за обедом, наверное, вам это показалось ужасно скучным.

— Ну нет. Я бы так не сказала. Мне было страшно интересно все, о чем вы говорили с мисс Бунт, Видите ли, — она понизила голос и произнесла следующую фразу в поднятый стакан, — моя фамилия О'Нил. А они были почти королями Ирландии. Как вы думаете… — Она кого-то заметила за спиной Бонда и тут же произнесла как ни в чем не бывало: — Я никак не могу правильно развернуть плечи. Когда пытаюсь это сделать, просто не могу устоять на ногах.

— Боюсь, что в горных лыжах я ничего не смыслю, — громко сказал Бонд.

В зеркале, висящем над баром, появилось отражение Ирмы Бунт.

— А, сэр Хилари. — Она пристально посмотрела на него. — Но вот и вы уже немного загорели. Идемте! Посидим немного. Бедняжка Руби вон совсем одна.

Они смиренно проследовали за ней. Бонда забавляло то, с каким удовольствием девушки потихонечку нарушали правила распорядка. Типичный образец сопротивления правилам строгой дисциплины и властному руководству этой отвратительной матроны. Но ему следует проявлять осторожность, хотя подобные беседы весьма полезны. Неплохо бы привлечь девчонок на свою сторону. Он должен разузнать все их имена и адреса, хотя бы потому, что граф этого никак не хочет и всячески препятствует. Он должен все вынюхать, именно вынюхать. И Руби к этому подключить, пусть поработает на него. Бонд сел рядом с ней, как бы невзначай коснулся ее плеча.

Прошли еще один круг коктейлей. Бонд расслабился — бурбон делал свое дело. Головная боль, обручем охватывавшая всю голову, локализовалась в области правого виска.

— А не сыграть ли нам снова в эту игру? — задорно произнес он.

Послышался хор одобрительных голосов. Из бара принесли стакан и бумажные салфетки. Подошли другие девушки. Бонд пустил по кругу сигареты. Девушки глубоко затягивались, время от времени давясь дымом. Атмосфера всеобщего ликования, веселья, казалось, подействовала даже на Ирму Бунт. Восторг рос по мере того, как ажурный узор на салфетке все разрастался. «Осторожно!» — «Тише, Элизабет!» — «Ай-ай! Получилось!» — «Вон в том уголке есть еще место».

Бонд сидел рядом с Бунт. Он откинулся в кресле и предложил девушкам продолжать игру самостоятельно. Затем повернулся к фрейлейн.

— Между прочим, мне тут пришло в голову, что неплохо бы спуститься по канатке в долину, когда будет свободное время. Как я понял из разговоров, Санкт-Мориц расположен на другом краю долины, никогда там не бывал, очень бы хотелось туда съездить.

— Увы, уважаемый сэр Хилари, это против правил нашего учреждения. Наши гости, как и обслуживающий персонал, не имеют доступа к канатной дороге. Она предназначена только для туристов. А мы здесь варимся в собственном соку. Мы — как бы это сказать — мы как бы отрешились от мира. Живем почти в монастыре. Да так и лучше, правда? Так нам никто не мешает заниматься своими исследованиями.

— О, как я вас понимаю, — выразительно произнес Бонд. — Но ведь я вряд ли могу считать себя здесь пациентом. Нельзя ли в моем случае сделать исключение?

— Я думаю, что это было бы ошибкой, сэр Хилари. И я уверена, что вам понадобится все ваше время для того, чтобы выполнить свои обязательства перед графом. Нет, — это уже прозвучало как приказ, — тысячу извинений, но, боюсь, то, о чем вы просите, даже обсуждению не подлежит. — Она взглянула на часы и хлопнула в ладоши. — А теперь, девушки, время ужина. Пошли! Пошли!

Первая попытка преследовала цель прощупать противника, посмотреть на его реакцию. Следуя за Ирмой Бунт в столовую. Бонд еле сдерживал себя — его так и подмывало врезать ей с правой ноги, влепить как следует по плотной выпирающей заднице.

14. Сладкие сны — сладкие кошмары!

Было одиннадцать часов, в доме стояла могильная тишина. Бонд, не забывая о глазке, через который за ним следили с потолка, проделал все необходимые манипуляции с походом в ванную комнату, потом лег в кровать и погасил свет. Переждав минут десять, он тихо выбрался из постели и натянул брюки и рубашку. Работая на ощупь. Бонд просунул кончик пластмассовой полосы в щель дверного проема, нащупал замок и мягко нажал ручку. Конец полоски захватил закругление замка и втянул его внутрь. Теперь Бонду оставалось лишь осторожно толкнуть дверь — и путь свободен. Он прислушался, словно зверь, замерев на мгновение. Затем выглянул в коридор, там никого не было. Бонд выскользнул из двери, мягко прикрыл ее, сделал несколько шагов по направлению к третьему номеру и осторожно повернул ручку. В комнате было темно, но в кровати кто-то ворочался. Теперь нужно сделать так, чтобы, закрывая дверь, он не щелкнул замком! Бонд вытащил кусочек пластмассы и прижал им язычок замка, чтобы удержать его в прорези. Затем, дюйм за дюймом, стал прикрывать дверь, одновременно вытаскивая полоску. Замок беззвучно вернулся на свое место.

— Это вы? — раздался голос из кровати.

— Да, дорогая. — Бонд выскользнул из своих одеяний и, предполагая, что география этой комнаты схожа с его, осторожно прошел к кровати и сел на край.

Из темноты протянулась рука и дотронулась до него.

— О, да вы совсем раздеты!

Бонд поймал руку и погладил ее.

— Так же, как и вы, — прошептал он. — Так и должно быть.

Он осторожно забрался в постель и положил голову на подушку рядом с ней. С чувством удовлетворения он отметил, что она подвинулась, освобождая для него место. Он поцеловал ее, сначала нежно, потом страстно. Ее тело затрепетало в его руках. Губы были покорны его губам, и, когда он начал ласкать ее, она обняла его, крепко прижавшись.

— Я простужусь.

Бонд подыграл этой милой лжи, он вытащил из-под себя простыню и накрыл их обоих. Теплота и нежность этого прекрасного тела теперь целиком принадлежали ему, Бонд прижался к ней еще теснее. Его левая рука скользнула вниз по гладкому животу. Бархатная кожа трепетно откликнулась. Она тихо застонала и задержала его руку.

— Вы меня хоть немножечко любите?

Ох уж этот ужасный вопрос!

— По-моему, прекраснее тебя нет в целом свете, — прошептал Бонд. — Как жаль, что мы встретились только теперь!

Этих избитых, неискренних слов оказалось достаточно. Она отвела руку, сопротивление было сломлено.

Ее волосы пахли свежескошенной летней травой, рот — зубной пастой, а тело — детской присыпкой фирмы «Лееннен». За окном шумел ночной ветер, и звуки, которые он издавал, обтекая здание, еще больше подчеркивали нежность, теплоту и даже определенное дружеское расположение партнеров друг к другу, хотя на самом деле это был всего лишь естественный физический акт. Они доставляли друг другу подлинное удовольствие, и в конце, когда все, что должно было произойти, произошло и они тихо лежали, не разжимая объятий, Бонд отдавал себе отчет в том, что и он и она точно знают, что не сделали ничего плохого, никак не обидели друг друга.

— Руби! — прошептал Бонд спустя некоторое время, гладя ее волосы.

— Ум-м-м.

— Я о твоей фамилии. О Виндзорах. Боюсь, что надежды почти нет.

— Да я никогда и не надеялась. Уж эти мне семейные легенды!

— Правда, справочников у меня здесь недостаточно. Когда вернусь домой, попробую что-нибудь раскопать. Обещаю это тебе. Начать надо с вашей семьи и пойти дальше, поискать в церковных и муниципальных записях и тому подобное. Я все изучу самым тщательным образом и напишу тебе о результатах. Это большая работа — горы пергаментов со шрифтом, о который можно сломать глаза. Каждая страничка начинается с цветных букв, и очень темные прописи. И хотя труд может оказаться напрасным, все равно приятно повозиться с ними.

— Пергаменты — это как старые документы в музеях?

— Правильно.

— Да, интересно.

В комнате наступила тишина. Дыхание ее стало ровным. Бонд подумал: «Как все странно! Здесь, на вершине горы, которую от ближайшей деревушки отделяет головоломный спуск, в этой комнатенке царят мир, тишина, тепло, счастье — многие составляющие любви. Как будто они занимаются любовью на воздушном шаре. А интересно, кто был тот прохиндей, который в XIX веке заключил пари в одном из лондонских клубов, что действительно проделает это с женщиной на воздушном шаре?»

Бонд начал засыпать. Не сопротивляясь, он стал проваливаться в сладкое небытие. Здесь было так хорошо. Ему не составит большого труда вернуться в свою комнату на рассвете. Он осторожно высвободил руку из-под головы спящей девушки и лениво посмотрел на левое запястье. Большие светящиеся цифры показывали полночь.

Едва Бонд успел повернуться и прижаться к мягкому боку девушки, как откуда-то из-под подушки, из-под пола, из глубины здания послышался низкий, настойчиво и мелодично звучащий электрический звонок. Девушка пошевелилась.