Star Wars: Уязвимая точка - Мэтью Стовер

Я вижу отсюда на километры: островки джунглей, серебряные, черные, переплетенные светящимися лозами, - они наполнены мерцающими алыми, малиновыми, а иногда и просто красными точками: жерлами вулканов, действующих, бурлящих на этой переменчивой территории. Он этого вида перехватывает дыхание.

А может быть, его спироет из-за запаха.

Еще одна из иронических усмешек, что наполнили в последнее время мою жизнь: все мое беспокойство о мирных жителях, и битвах, и бойнях, и необходимости драться, и возможных убийствах мужчин и женщин, которые в действительности окажутся лишь случайными свидетелями войны, и весь мой спор с Ником, и все, что он мне сказал…

Все было напрасно. Волноваться было незачем. Когда мы, наконец, пришли сюда, здесь не осталось никого, с кем надо было бы сражаться.

ОФВ уже побывал здесь.

Выживших не осталось.

Я не буду описывать состояние трупов. Просто увидеть то, что здесь было, уже достаточно: я не испытываю ни малейшей потребности делиться этим даже с архивами.

Перед Ником я признаю следующее: балаваи в этом аванпосте точно не были невинными мирными жителями. Ко-рунаи оставили на телах то, что являлось, видимо, самым ценным украшением у иджей: ожерелья из человеческих ушей.

Ушей корунаев.

Из того что хищники и разложение почти не повредили трупы, Ник сделал вывод, что группа ОФВ, которая устроила все это, прошла здесь не более двух или трех дней назад. А некоторые, ээ-э, знаки, то, что было сделано с телами, и отзвуки в Силе, что никак не исчезают, замершая волна мощи, заставляют предполагать, что все это устроил Кар Вэстор.

Партизаны ОФВ также тщательно здесь все обыскрли: не осталось ни кусочка еды и ничего из оборудования, за исключением абсолютно бесполезных вещей. Ниже по склону валяются обломки двух паровых краулеров. Естественно, коммуникационное оборудование также исчезло, поэтому я и сижу здесь в одиночестве, наблюдая за Бешем и Шрамой.

Когда мы обнаружили, что коммуникационное оборудование исчезло, Ник совсем пал духом. Похоже, он нередко переключается от отчаяния к этой его маниакальной жизнерадостности, и не так-то просто угадать, что в очередной раз изменит его состояние. Он опустился но окровавленную землю и оставил нас ради мертвых. Он вернулся к своей мантре с перевала: «Не повезло, - бормотал он, тихо выдыхая слова. - - Просто не повезло».

Отчаяние - предвестник темной стороны. Я коснулся его плеча:

– Везения не существует. Везение - слово, которое мы используем, чтобы описать нашу слепоту по отношению к незаметным потокам Силы.

Его ответ был полон горечи:

– Да? И какой же незаметный поток убил Лиша? Неужели твоя Сила запланировала все это для тебя? Для Беша и

Шрам?

– Джедаи говорят, - ответил я, - что есть вопросы, на которые мы никогда не сможем получить ответов, мы сможем лишь быть ответами.

Он агрессивно поинтересовался, что же это должно означать. Я сказал ему:

– Я не ученый и не философ. Я джедай. Я не должен объяснять реальность. Я лишь должен взаимодействовать с ней.

– Это я и делаю.

– Этого ты избегаешь,

– У тебя что, есть джедайский прием, с помощью которого ты доставишь нас к Депе и Кару за день? Или за три? Они уходят от нас. Мы не сможем их догнать. Вот это реальность. Единственная.

– Неужели? - я задумчиво посмотрел на широкую спину Гэлфры. - Она хорошо двигается по джунглям. Я знаю, что акки не ездовые животные, но одного человека она, вероятно, сможет донести с большой скоростью.

– Да, конечно. Если бы только мне не надо было думать о вас всех, - он внезапно замолчал. Его глаза сузились. - Ни единого шанса. Ни единого шанса, Винду! Забудь!

– Я присмотрю за ними, пока ты не вернешься.

– Я сказал: забудь! Я не оставлю вас здесь.

– Это не тебе решать, - я шагнул вплотную к нему. Нику пришлось выгнуть шею для того, чтобы по-прежнему смотреть мне в глаза. - Я не спорю с тобой, Ник. И не спрашиваю тебя. Это не дискуссия. Это брифинг.

Ник - упрямый молодой человек, но он не глуп. Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы понять: до того как он встретил меня, он и понятия не имел о том, что такое настоящее упрямство.

Мы умудрились сделать кое-какое седло для Гэлфры, затем Ник, Шрам и я убедили сквозь Силу Гэлфру принять Ника к себе на спину так, как она приняла однажды меня, и пронести его аккуратно сквозь джунгли по следам отбывших корунаев. Мы трое смотрели на то, как они исчезли в наполненной жизнью ночи, затем Беш и Шрам устроились максимально удобно на полу бункера, и я впрыснул им танатизин.

Мы все ждали, надеясь, что Ник прорвется сквозь джунгли, что он найдет и приведет назад этого Кара Вэстора, этого опасного лор пилека, этого кошмара живущих и расчленителя мертвых, и что этот человек без совести и человеческих чувств использует свою мощь для того, чтобы спасти две жизни.

Мне было интересно, что Кар Вэстор подумает, когда прибудет и обнаружит, что я сделал со сценой его победы.

Я потратил несколько часов после того, как Ник уехал, и до того, как я начал делать эту запись, устраивая мертвым достойные похороны. Ник бы, несомненно, засмеялся и отпустил бы какое-нибудь колкое замечание на тему того, как мало я понимаю, насколько я наивен и не готов к этой грани войны. Он, возможно, спросил бы меня: неужели захоронение этих людей, делает их хоть чутьчуть менее мертвыми? На все эти, по счастью, лишь воображаемые подколки я бы смог ответить лишь пожатием плеч.

Я сделал это не для них. Я сделал это для себя. Я сделал это, потому что это был мой единственный способ выразить свое почтение к жизням, что были отняты у них. Неважно, враги они или нет.

Я сделал это, потому что не хотел и не хочу быть человеком, способным оставить кого бы то ни было в таком виде…

Кого бы то ни было.

Я сижу здесь сейчас с осознанием того, что Депа ушла всего на несколько километров отсюда, того, что она, возможно, стояла вот на этом самом месте. Не больше сорока восьми стандартных часов тому назад. Но как бы сильно я не углублялся в Силу, как бы далеко я ни погружался в камни подо мной и в джунгли вокруг, я не чувствую ничего от нее. Я не чувствую ничего от нее на всей этой планете.

Я чувствую лишь джунгли… и тьму.

Я много думаю о Лише. Я постоянно вижу, как он бьется на земле, скребет землю в конвульсиях, скрипит зубами, закатывает глаза… Все его тело скручивает безудержная жизнь, но жизнь не его собственная, чужая: нечто, поедающее его изнутри. Когда я пытался дотянуться до него сквозь Силу, я чувствовал лишь джунгли. И тьму.

И вновь я думаю о Депе.

Возможно, мне стоит больше слушать и меньше думать.

Кажется, извержение усиливается. Рокот сейчас по силе напоминает шум оживленной улицы Пилек-Боу, а каменный пол уже сотрясают легкие толчки. М-м-м. И дождь пошел, как и должно: он начинается из-за различных частиц в столбе дыма вулкана.

Кстати, о дыме…

ОФВ, судя по всему, забрала также и дыхательные маски: пожалуй, их мне сейчас будет не доставать больше всего. Мне нужна защита для легких. На этом выступе лава меня не достанет, но газы, что будут стекать по склону во время извержения, могут быть не только удушающими, но и едкими. Беш и Шрам в большей безопасности, чем я. Возможно, мне следует рискнуть впасть в транс. Все равно никакой хищник не доберется до нас во время извержения. Хищникам тоже надо дышать.

И они…

Это…

Погодите, это было словно…

Подделка. Некоторые хищники из джунглей Харуун-Кэло подделывают брачные крики или крики отчаяния тех, на кого охотятся, чтобы заманить их в ловушку. Интересно, что это был за хищник: что-то, что охотится на людей, видимо. Этот крик почти зацепил меня. Звучало в точности, как крик ужаса ребенка.

Я имею в виду, в точности.

И еще раз…

О!

О нет.

Это общегалактический. Это действительно крики.

Где-то там дети.

Мейс несся вниз по склону, двигаясь почти вслепую сквозь дождь, дым и пар, ориентируясь на звук, направляясь в сторону криков.

Дым из жерла наверху уже отравил светящиеся лозы, и единственным светом было злобное алое свечение, пробивающееся сквозь разломы в черной корочке, плывущей на поверхности лавовых потоков. Дождь превращался в пар в метре над потоками. Кружащееся, освещенное красным облако превращало ночь в кровь.

Мейс бросил себя в Силу, позволяя ей нести его от камня к веткам и обратно, высоко подкидывать над провалами в земле и проносить мимо не видных в темноте корней деревьев и низких веток на расстоянии считанных миллиметров. Голоса периодически исчезали. Во время этих пауз, сквозь дождь, рев извержения и глухие удары собственного сердца, Мейс улавливал скрежет стали по камню и механический грохот мотора, находящегося далеко за пределом собственных возможностей.

Паровой краулер.

Замер, наклонившись под опасным углом над обрывом, и лишь небольшой кусок каменистой земли удерживал его от падения в бездонную тьму. Одна гусеница прокручивалась в воздухе, другая была погребена под застывающей лавой. Лава ведет себя не как жидкость, а скорее как мягкий пластик. Скатываясь по склону, она остывает, и ее частичное превращение в камень создает непредсказуемые изменения в общем движении: она создает дамбы, стены и каналы, которые могут сдвинуть поток на километры в любую сторону и даже могут заставить его «отступить» и повернуть на некоторое время назад, наверх. Огромная машина, видимо, взбиралась по колее к аванпосту, когда один из лавовых потоков застыл, перегородил сам себя, изменил направление и смыл паровой краулер с колеи в сторону обрыва, но машина, по счастью, зацепилась одним шасси за камень. Скручивающаяся и постоянно двигающаяся лава пробивалась сквозь черную корочку сверху, и шасси крау-лера постепенно становились алыми.