Прощайте, скалистые горы! - Юрий Семенов

— Клянёмся! — вразнобой ответили матросы и как-то встрепенулись, насторожились.

Разведчики говорили коротко, несколько торопливо, но душевно и торжественно.

Роми Реймо сидел в стороне. Он не спускал глаз с матросов, стараясь понять, о чём говорят они. Норвежец был одет в телогрейку и плащ-палатку Чупина, кто-то дал ему вязаный подшлемник. Теперь только борода и ноги в шлёпанцах отличали его от разведчиков.

Как только Чистяков закрыл партийное собрание, Башев с Козловым развернули рацию, настроились на Москву. Передавали сводку. Башев стал записывать…

— Ну, что там наши взяли, читай, — нетерпеливо попросил Чистяков, когда радист снял наушники и выключил питание рации.

— Войска Белорусского фронта овладели крепостью Прага — предместьем Варшавы и важным опорным пунктом обороны немцев на восточном берегу Вислы. Был массированный налёт нашей авиации на Будапешт. За десять дней сентября в Балтийском море потоплено 14 кораблей противника. Народ Румынии приветствует соглашение о перемирии…

Башев читал так, как будто за ним записывали, и Борисов не выдержал:

— Да не тяни ты!…

— Английское правительство прекратило эвакуацию из Большого Лондона и Южной Англии. Угроза налётов самолётов-снарядов миновала, — скороговоркой закончил радист.

— Мы о конце войны думаем, а они всё ещё переселяются из угла в угол, — вставил Шубный.

С вахты прибежал Ерошин и доложил Ломову, что к бензохранилищу идёт развод. Ломов с Чистяковым, а за ними и Ерошин кинулись к гребню сопки, залегли и ползком добрались до наблюдательного поста. По дороге от посёлка вдоль тройного проволочного заграждения шли четыре автоматчика. Они остановились около въездных ворот, закрытых шлагбаумом. Началась смена постов. Первый часовой стоял у будки в воротах, другие двое — в углах ограды, около крайних баков. Сменившиеся с постов быстро ушли в посёлок. Часовой около будки проверил исправность телефона, повесил трубку, облокотился на шлагбаум, широко расставив ноги, и застыл.

Наблюдая за часовыми, Ломов пришёл к окончательному решению.

Близилась полночь. Немцы дважды сменили часовых. Ломов с Борисовым затаились за валуном около сторожевой будки, слабо освещённой синим светом. Разведчики слышали, как первый часовой перед сменой останавливал развод окриком: «Стой! Пропуск, восемь»! Разводящий недовольным тоном нараспев отвечал: «Семь». Второй часовой назвал цифру двенадцать, разводящий ответил — три. Пропуск — пятнадцать, смена через два часа. Когда стихли шаги немцев, Ломов потянул Борисова за руку, и они поползли к отряду, ожидавшему их у дороги.

Ломов отыскал Чистякова, сел около него прямо на дороге.

— Лучше всего, думаю, сделать, как и в прошлый раз, «развод», — сказал он мичману и посмотрел на часы. — Ровно через час «сменим» их. Со мной пойдут трое. Ты с Громовым держи дорогу. А за нами следом посылай остальных. Как появится немецкий развод, уничтожишь его — и к нам. Запомни, твой выстрел — для нас сигнал к взрыву. — Он крепко обнял Чистякова, и тот почувствовал, сколько радости и силы было сейчас в командире.

Медленно двигалась стрелка часов. Волнение всё больше и больше охватывало разведчиков. Ведь в это же время немцы в караульном помещении тоже собирались выходить на посты.

Ломов перерезал телефонный кабель, вышел на дорогу. За ним продвигались Борисов, Ерошин, Шубный. Оставшиеся у дороги разведчики напрягали зрение и слух, смотрели по направлению дороги, где растворились в темноте силуэты первой четвёрки. Чуть левее слабо поблескивал синий кружочек света. Значит, где-то рядом стоял часовой. Пошла третья минута ожидания. Мичман приказал второй четвёрке тронуться в путь, как приказал командир, а сам с Громовым залёг в кювете.

Ломов шёл широким шагом, с немецким автоматом на груди. Накрытые плащ-палатками, разведчики не боялись разоблачения на расстоянии. Вот уже тридцать шагов до еле различимого силуэта часового, двадцать пять, двадцать…

— Стой! Пропуск! Девять, — неожиданно и торопливо выкрикнул часовой, и Ломов догадался, что немец их только что увидел.

— Шесть, — на немецком языке резко ответил Ломов.

Расстояние между ними быстро сокращалось. Немец пошёл вдоль шлагбаума к будке, где светил синий фонарь, остановился, посмотрел на часы.

— О-о! Мои часы отстают, — сказал он и поднял лицо.

Ломов вцепился обеими руками в автомат врага и так рванул к себе, что лопнул ремешок на шее немца, а сам он рухнул на дорогу. Остальное закончил Борисов.

— Становись! — спокойно приказал Ломов. Он действовал расчётливо, уверенно, но кровь прилила к его лицу, в висках часто стучало.

«Развод» ушёл в темноту. Около крайнего левого бензобака Ломов было замешкался. Темно, ничего не видно. Неизвестно, где находился пост…

— Ночка сегодня чудесная, — вдруг услышал Ломов немецкую речь. Часовой, видимо, не сомневался, что это идут его сменять, даже не окрикнул, не остановил и, весёлый, вырос около Ломова.

С ним возились тоже недолго, но немец успел вскрикнуть. Ломов приказал Шубному вернуться, быстро привести матросов со взрывчаткой и готовить к взрыву первый, третий и пятый баки.

Ломов посмотрел на часы. Оставалось восемь минут. «Вдруг раньше подойдёт немецкий развод, и Чистяков откроет огонь. Скорей к часовому у пятого бака», — подумал Ломов и быстро пошёл вдоль сопки, за ним Борисов и Ерошин. У пятого бака постояли, обошли его, натолкнулись на ряд колючей проволоки, но часового нигде не было. «Уж не услышал ли он тот крик?» — холодея, подумал Ломов.

Ерошин остался делать проход в проволочном заграждении. Квадратные ножницы щёлкали, перерезая проволоку. Ломов с Борисовым вернулись и около третьего бака встретили пять разведчиков. Они уже пристроили взрывчатку к металлической стенке, Драгунов вставил запал и протянул бикфордов шнур. Оставшуюся взрывчатку понесли к пятому баку. В это время темноту разрезали две длинных автоматных очереди. О третьем часовом думать было некогда.

— Товарищ лейтенант! Разрешите подрывать первый? — спросил сапёр Драгунов.

— Подрывайте! — приказал Ломов. Он смотрел на полоску света у шлагбаума, ждал. Вот она мигнула раз, другой — теперь уже ясно были слышны шаги бегущих Чистякова и Громова.

Драгунов добежал до первого бензобака, опустился на колено около взрывчатки и зажёг несколько спичек. Когда огонёк бикфордова шнура задрожал на камне, сапёра сбил с ног немец, убежавший с третьего поста. Его большой сапог затоптал огонёк. Драгунов собрал все силы и по-кошачьи прыгнул на немца. Они покатились по земле. Драгунов мысленно видел своих друзей рядом у третьего бака, но не звал их на помощь, чтобы не помешать им подготовить взрыв. Он до боли в пальцах сдавил горло врага, тот хрипел, но царапал лицо, кусал руки, неожиданно вывернулся и отскочил в сторону. «Только бы не убил», — думал Драгунов, кинувшись к ящику со взрывчаткой. Он торопливо достал из-за пазухи коробку спичек. В его сознании мелькнули неясные силуэты сына, матери, жены. А руки продолжали судорожно работать. Вот он нащупал конец бикфордова шнура, поджёг его и поднёс к запалу. Немец дал по сапёру длинную автоматную очередь.

Разведчики повернулись в сторону выстрелов. В этот же миг большой силы взрыв потряс воздух, и блеснувшее пламя накрыло две фигуры.

Горел бикфордов шнур у третьего бака, подожгли у пятого, и вот уже Ломов последним пробежал проход в трёх рядах колючей проволоки.

Пятый взрыв застал отряд за сопкой. Стало светло, как днём и, казалось, за спиной разведчиков горело море…

А утром на Рыбачьем комбриг читал радиограмму: «Бензохранилище взорвали, отходим. Ломов».

ГЛАВА 21

Когда утром Кайфер прочитал извещение о гибели сына на Восточном фронте, он даже вскрикнул. Стоял, тяжело дыша, как будто задыхался, держа руку на сердце. Потом лёг в постель. Никого не принимал, не отвечал на телефонные звонки, и Зимбелю показалось — генерал плачет.

Под вечер неожиданно приехал командующий армией Фалькенхорст. Зимбель доложил ему, что Кайфер болен и не встаёт.

Сутулый, но по-военному подтянутый, Фалькенхорст даже не наклонил седой головы, смотрел на лежащего в постели Кайфера. Он громко прокашлялся. Кайфер демонстративно спрятал выглядывающий из-под одеяла затылок, укутался с головой.

— Генерал Кайфер?! — протянул Фалькенхорст с миной удивления на лице. — Я приехал по поручению рейхскомиссара Тербовена, чтобы поздравить вас и лично вручить награду за исключительные заслуги в организации обороны… — Фалькенхорст хотел что-то ещё сказать, но, увидев протянутую из-под одеяла руку Кайфера, сунул ему коробку с крестом и тут же ушёл.

Зимбель запер наружную дверь, тревожно посмотрел на часы. Пора было выходить. Прошло около двух часов, как он говорил со Штонцем по телефону.