Рябиновое танго - Надежда Неделина

Не хотелось ей рассказывать Маше о том, что она мечтала о таких хлопотах. О своих планах, касающихся Маши, Рогнеда Игоревна рассказала мужу.

— Я так понимаю, что одним ребенком у тебя стало больше? — выслушав жену, улыбнулся Владимир Сергеевич.

— Этот ребенок не такой, как все. Этот ребенок попал в беду, но держится так стойко, что впору позавидовать! Я знаю, как в ее случае могли поступить многие. Володя, по себе знаю, — горько вздохнула она. — Поэтому я очень хочу помочь этой девочке.

— Ты только не грусти, моя Рогнедушка. Что было, то быльем поросло. Знаешь, о чем я жалею? — Владимир нежно прижал жену к себе.

— Ты о чем-то жалеешь? — удивилась Рогнеда Игоревна.

— Да, милая, я жалею, что мы не встретились двадцать лет назад. Почему меня никаким ветром не занесло в твой Воронеж? Там бы мы уж не разминулись, я бы тебя сразу узнал, как тогда на юге.

— Видно, так вела нас судьба. Я должна была пройти через все то, через что прошла. Со слезами и болью, но прошла. Я сама делала свою жизнь в отличие от тебя. Ты ведь жил по приказу. Вот и сейчас судьба посылает мне новое испытание. Я должна дойти до конца и помочь Маше. Может, помогая появиться на свет новой жизни, я искуплю свой грех? Во всяком случае, доброе дело мне зачтется.

— Не знаю кем и когда, но твоей Машей — точно! Но ты не забывай, что и мне надо очки зарабатывать. — Он поднял руку и указательным пальцем и взглядом показал наверх. — Поэтому обращайся, я буду рад поучаствовать в добрых делах, — ободряюще улыбнулся Владимир.

— Я знала, что ты меня поймешь. Спасибо тебе за это. Я подозревала, что среди твоих достоинств есть и добросердечие, а теперь вот в этом убедилась. — Светло улыбаясь, Рогнеда Игоревна поцеловала мужа.

По календарю наступила весна. Но никаких явных примет этого прекрасного времени года в природе еще не появилось. О наступлении весны свидетельствовало лишь обилие цветов к женскому празднику, которое уже давно можно отнести к явным и существенным приметам весны. По-прежнему еще мело, дуло и морозило. Но Маше казалось, что у морозного воздуха появился другой запах — запах нежной свежести. Весны Маша ждала с нетерпением, не могла дождаться, когда закончится эта ее первая московская зима. Она не нравилась ей совершенно: раздражала вечная слякоть под ногами, неустойчивая погода, толкотня одетых в зимнюю одежду людей. Маша много времени проводила в дороге, возможно, поэтому ей казалось, будто вся Москва живет в транспорте. Поэтому она с нетерпением ждала, когда Москва «похудеет», сменив зимние одежды на демисезонные. Ей отчаянно хотелось перемен, хоть самого незначительного, но чего-то нового. Она ждала этого, но боялась думать о том времени, когда случится самая главная перемена в ее жизни: когда у нее родится ребенок.

«Я буду думать об этом после того, как сдам экзамены. Сейчас мне нельзя нервничать, чтобы ты, малыш, не почувствовал моей тревоги, — думала Маша, вдыхая ароматный весенний воздух и направляясь к общежитию. — Мне нужны положительные эмоции, и я, кажется, знаю, чем могу порадовать себя. Мне давно уже нужна одежда для моего живота. Нужно съездить в специализированный магазин и купить себе комбинезон и сарафан. Нельзя выглядеть смешно в таком положении!»

Глава 12

В жизни Натальи Николаевны с недавнего времени появилось два врага. Время их появления совпало с отъездом дочери в Москву. Эти враги не бряцали оружием, не грозили кулаками, не строили козней, не плели интриг, но они были. Незримо, неявно, но они существовали, жили с ней в самой непосредственной близости. Они жили в ее душе. Враги были малочисленны, но они были сильны и непобедимы. Обида и одиночество наступали одновременно. Они хотели изменить ее жизнь, сделать ее невыносимой.

Обида — противник в принципе ей хорошо знакомый. Восемнадцать лет назад этот враг номер один одержал над ней свои первые победы. Он победил тогда даже на двух фронтах: побежденными оказались ее родители и она сама.

Свою позднюю любовь она встретила случайно, когда уже и думать перестала о какой-то там любви. Ее — молодого талантливого педагога-новатора — часто приглашали на всевозможные торжественные собрания по случаю всенародных праздников. Он часто выступал на этих собраниях. Сидя в президиуме, она слушала его выступления, и именно грамотная, правильная речь вначале и привлекла ее внимание. Для советских времен грамотный, культурный руководитель — это почти нонсенс. Каждое такое собрание заканчивалось банкетом по случаю того всенародного праздника, которому было посвящено это собрание. На таком банкете они и познакомились.

Он сразу сказал, что у него есть семья, показал фотографию жены и двух чудесных дочушек. Но Наталью Николаевну это не остановило, потому что она влюбилась без памяти, без оглядки на все семейные и им подобные обстоятельства. После третьего банкета они оказались в спецквартире обкома партии, которая стала постоянным местом их встреч.

Перемены в ее жизни самым естественным образом попали в поле зрения ее родителей, потому что невозможно было не заметить ее цветущего и счастливого вида.

— Кто он? — последовал их четкий и конкретный вопрос.

Ни обманывать, ни хитрить они ее не научили. В их семье это считалось делом постыдным, поэтому родители услышали ее честный ответ о нем и о ней, об их взаимной любви.

— Как ты можешь разрушать чужую семью?! — негодовали родители. — Разве этому мы тебя учили? Разве так мы тебя воспитывали? Ты — главное творение нашей жизни! Получается, что мы создали некачественное творение, потратив на это лучшие годы? — обижались они.

В обиде они вспомнили, что из-за нее, собственно, не защитила докторскую и осталась «вечным кандидатом наук» мать. Узнав о беременности дочери и нежелании ее любовника признать ребенка, категорически отказались иметь незаконнорожденную внучку.

— Наташа, тебе же не двадцать лет! Ты уже можешь мыслить трезво и здраво! — приводили они свой довод.

— Вот именно! Мне уже далеко не двадцать! Я должна думать о своем будущем! — выставляла контрдоводы Наталья Николаевна.

Но все доводы разбивались о глухую стену обиды, которая в союзе с моральными советскими амбициями одержала свою первую победу над родительской любовью. Будучи отринутой и непонятой, не выдержала перед обидой и дочерняя любовь.

Много лет обида жила в душах Натальи Николаевны и ее родителей. Из-за нее разрушилась их семья, из-за нее они на долгие годы потеряли друг друга. Отступила обида лишь перед более сильным противником — страхом смерти. Серьезно заболев, ее отец возжелал