Неизвестный Берия. За что его оклеветали? - Юрий Мухин

Хрущева прошибло потом: Жданов посоветовал им то, что и должен был посоветовать, но если «ленинградцы» начнут каяться, то обязательно назовут и его. Все узнают, что он знал о заговоре и молчал – ему крышка! Хрущеву надо было немедленно запугать Кузнецова таким развитием событий и он равнодушно подтвердил.

– Ага! Правильно говорит Андрей Александрович, он плохого не посоветует. Ну, пошлет вас партия за этот заговор с покаянием куда-нибудь в Сибирь парторгами на великие сталинские стройки. Грамотные коммунисты в Сибири ой как нужны.

– Мы вас, как единомышленника, просим помочь, а вы издеваетесь! – оскорбился Кузнецов.

Хрущев «довернул гайку».

– Просто вы с Вознесенским не знаете, как в таких случаях помогают единомышленники. Где-то в начале 37-го разбирали мы на пленуме ЦК измену Бухарина и Рыкова, тогда членов ЦК, а их единомышленники, Косарев и Якир, еще не были разоблачены, и тоже были членами ЦК. Создали комиссию человек в сорок членов ЦК, заслушали Ежова, потом Рыкова с Бухариным, нужно решать. Товарищ Сталин предлагает провести следствие, чтобы все выяснить, а потом исключить их из партии и выслать из Москвы. А единомышленники, Косарев и Якир, предлагают следствие не проводить, а тут же Бухарина и Рыкова расстрелять. Так вы что, хотите, чтобы я вам помог, как Косарев и Якир помогли Бухарину и Рыкову?

– Вы могли бы переговорить со Ждановым…

– Да вы со страху совсем ополоумели! У товарища Сталина много товарищей, но душевный приятель у него один – Жданов. И Жданов это ценит. Для него вы против товарища Сталина – ничто, пустое место. Это Жданов пока молчит потому, что не хочет позора, но долго он молчать не будет! А я заикнусь, он немедленно Сталину доложит, поскольку поймет, что дело не только в вас! – некоторое время оба стояли в задумчивости. – Есть один человек, который вам поможет.

– Кто? – с надеждой в голосе спросил Кузнецов.

– Огольцов.

– Как?!

– А у него такие ампулки есть, которые он в нужных случаях нужным людям выдает, – с деланым равнодушием пояснил Хрущев. – Вот у вас как раз такой случай.

Кузнецов даже задохнулся от возмущения.

– Да как ты…да как ты смеешь такое предлагать?!!

В ответ Хрущев прошипел со злобой:

– А ты что думал, что власть тебе, как рюмку коньяка, на серебренной тарелочке поднесут? Да за нее нужно драться беспощадно, и лично драться, и только тогда ты ее получишь!.. – затем продолжил спокойно. – А тут удачно очень – у Жданова сердечный приступ. Ну, умер и умер – сгорел на работе. Ну ладно, я пошел! – Пошел было, но приостановился и окинув рукой розарий, язвительно добавил: – Ты это, когда тебе, как парторгу, дачку в Сибири дадут, ты не розы, ты огурчики посади. Если, конечно, они там расти будут.

Никита даже не думал, что уже преступил все пределы, поскольку в голове его была одна мысль – спастись! Ему казалось, что та страшная подлость, которую он только что совершил, – последняя, он не хотел думать, что подлость имеет свойство тянуть за собой все новые и новые подлости и все более страшные.

Он понимал, что за человек Кузнецов, и когда на следующий день уезжал в Киев, не сомневался, что скоро снова вернется.

Поминки

4 сентября 1948 года Советский Союз и ВКП(б) похоронили одного из своих вождей – Андрея Александровича Жданова. После похорон Сталин пригласил членов Политбюро и секретарей ЦК помянуть товарища на свою дачу.

На кухне дачи повар жарил к поминкам блины, и забежавшая за посудой Валентина Истомина настойчиво потребовала:

– Главное – кутью сварите.

– Валя, ну какая кутья, они же в бога не верят.

– Верят – не верят, поминки ведь, как без кутьи?

А в столовой Валентина и Матрена Бутусова заранее раскладывали на столе приборы, сервировали тарелки, рюмки и фужеры, бутылки с минеральной водой, потом поставили принесенные с кухни блюда с блинами и тарелки с кутьей. На столике сбоку обеденного стола уже стояли запасные стопки глубоких и мелких тарелок, закрытые судки с пищей. Наконец вошел комендант дачи Орлов с подоткнутым за ремень в виде фартука полотенцем, он нес в руках большую супницу.

– Матрена, подвинь тарелки, я щи поставлю.

Бутусова помогла разместить супницу и мельком взглянула в окно на улицу.

– Едут!

Орлов сдернул с пояса полотенце и вышел в коридор встречать Сталина и гостей. В обязанности Орлова и дежурных комендантов входило поддержание здания дачи в порядке и охрана его, поскольку телохранители все время находились при Сталине.

В прихожей открылась входная дверь, впустив телохранителя, тот, быстро окинув взглядом прихожую и кивнув Орлову, придержал дверь, дав войти Сталину и остальным. У всех на рукавах были черно-красные траурные повязки. После того, как Сталин снял фуражку и положил ее на вешалку, к нему подошел комендант.

– Все готово, товарищ Сталин, какое вино поставить на стол?

– Водку, – Сталин тяжело вздохнул. – Вино и коньяк поставьте сбоку, если кто захочет.

Поминки продолжались уже около часа, и тяжесть атмосферы этого застолья чувствовалась даже через двери столовой, у которой, как обычно, сидел телохранитель Сталина и стояла Матрена на случай, если потребуется что-то подать.

– Любил он его, – прервала Бутусова молчание, – Что, не видно, что ли, было, как он веселел, когда Жданов приезжал?

А в столовой сидевший справа возле Сталина Молотов уговаривал:

– Коба, ну ты же поешь хоть что-нибудь, что же ты пьешь не закусывая?

– Кусок в горло не идет… Мы, старики, небо коптим, а молодые умирают, – сетовал Сталин с отрешенным взглядом.

Он сидел на своем месте в торце стола в маршальском, расстегнутом на несколько пуговиц кителе, и было видно, как взмокла от пота нательная рубаха. Сидевший слева Берия встал и принес Сталину тарелку щей, тот поблагодарил кивком, но съел только пару ложек.

Поднялся Кузнецов.

– Товарищи! Разрешите и мне слово сказать.

Все налили. Берия налил Сталину треть рюмки, но Сталин задержал руку Берии, требуя налить полную. Берия налил и посмотрел на Молотова взглядом «что я могу поделать?». Молотов в ответ сделал расстроенное движение головой. Кузнецов продолжил.

– Мы с товарищем Вознесенским и товарищем Попковым присутствовали при вскрытии тела товарища Жданова. Мы докладывали Политбюро… Такое сердце! Такого большевика! Сгорел в борьбе за коммунизм, как Данко. Он был нам больше чем учитель, товарищ Жданов для нас, ленинградцев, был вторым отцом, он… – Кузнецов всхлипывает, – …извините – не могу говорить.

В это время за Кузнецовым искоса с интересом наблюдал Хрущев, а Сталин приподнял вверх рюмку и выпил до дна. Все последовали его примеру.

После поминок гости расходились, прощаясь со стоящим в коридоре и слегка покачивающимся Сталиным. Последними прощались Берия и Молотов.

– Коба, ложись отдыхать, сегодня был тяжелый день, – попросил Молотов.

– Рано еще. Цветы вот надо полить, жара стоит…

Берия и Молотов вышли и спустились по ступенькам.

Вдруг Берия останавился и повернулся лицом к ветерку.

– А ветер-то к вечеру холодный! – заметил он.

Молотов тоже остановился и, почувствовав на лице температуру ветра, понял, о чем подумал Берия. Он повернулся и снова вошел в дом. Сидевший в прихожей телохранитель встал и как бы невзначай закрыл собою проход.

– Товарищ?.. – спросил Молотов.

– Старостин, – отрекомендовался телохранитель.

– Товарищ Старостин, товарищ Сталин сейчас разгорячен и вспотел, а на улице начался холодный ветер. Если товарищ Сталин захочет пойти на улицу цветы поливать, то вы его не пускайте.

– Слушаюсь, товарищ Молотов! – ответил растерявшийся Старостин.

За его спиной в коридоре появилась Матрена, вынесшая из столовой поднос с грязной посудой.

– Сам пьет! Ей-ей, я его таким никогда не видела, – сообщила она с круглыми глазами Старостину.

Тот растерялся еще больше. Вышел на крыльцо, тревожно подставил ветру лицо, зашел в дом и запер на ключ входную дверь. Вынул ключ из двери и обшарил взглядом прихожую в поисках места, куда его спрятать, затем сунул в карман, сел, снова встал, вставил ключ в скважину и с усилием заклинил его в замке поворотом до отказа. Снова сел на свой стул. В прихожую, покачиваясь, вошел Сталин в расстегнутом кителе, Старостин встал и спиной заслонил входную дверь.

– Товарищ, Сталин, вам нельзя на улицу, простудитесь.

– Отойдите от двери! – скомандовал Сталин.

– Товарищ Сталин, ну нельзя вам… – взмолился Старостин.

– Отойдите!!

Старостин отошел, Сталин, пошатываясь, подошел к двери и попытался ее открыть, затем некоторое время безуспешно пробовал повернуть ключ в замке.

– Откройте! – скомандовал он.

– Не буду!

– Откройте!!

– Не буду!

– Завтра передайте Власику – вы у меня больше не служите!

– Слушаюсь, товарищ Сталин!

Сталин повернулся и, пошатываясь, ушел внутрь дома.