Ночь триффидов - Саймон Кларк

– Керрис, Дэвид, – улыбнулся он, заметив нас. – Вы успели хоть что-то услышать? Я сказал, что преклоняюсь перед музыкой и ее исполнением. И добавил, что ничего подобного мне раньше слышать не приходилось.

– Отлично, – сказал он, явно довольный. – Это лучший способ стряхнуть мусор, который накапливается за день сидения в офисе.

– Я знала, что найду тебя здесь, – сказала Керрис. – Мне очень хотелось, чтобы Дэвид услышал твою музыку. Мы немного поболтали об искусстве, потом разговор каким-то образом свернул на тему триффидов. Оказывается, Гэбриэл утром был на конференции, где обсуждались разного рода гипотезы (и фантастические предположения), включая гипотезу о происхождении сверхъестественной тьмы. – Наиболее убедительным, – сказал он, – мне показалось предположение, что снижение освещенности явилось следствием прохождения обломков кометы между Землей и Солнцем.

– Да, на снижение освещенности это явление, бесспорно, повлиять могло. Но вот уже месяц мы живем в сумраке, и если это обломки кометы, то мы должны скоро выйти из зоны их действия. Верно?

– Именно на это и надеются ученые. Освещенность постепенно возрастает. Так же как и температура. В последнее время среднесуточная температура увеличилась почти на полтора градуса.

– Итак, мы возвращаемся к обычному дневному свету?

– Но я на всякий случай держал бы пальцы крестом. Не думаю, что нам уже удалось выбраться из леса. Есть и еще кое-что. – Он обмотал полотенце вокруг шеи и продолжил: – Может быть, под влиянием темноты, а может быть, в силу иных, неизвестных нам причин триффиды в последнее время стали, если можно так выразиться, чересчур нервными. Говорят, что шум, который они производят, слышен через Ист-ривер. Они с такой силой колотят отростками по стволу, будто от этого зависит их жизнь.

– Если недостаток света убивает обычные растения, триффидам, видимо, тоже приходится несладко, – заметил я.

– И поделом, – с чувством произнесла Керрис. – Надеюсь, эти уроды все сдохнут!

– Нам известно, что недостаток тепла и света приводит их в коматозное состояние…

– Или же они переходят на усиленное питание.

– И это, в свою очередь, означает, что им требуется мясо, – мрачно добавил Гэбриэл, возвращая нас на землю.

– Боюсь, что семьдесят миллионов триффидов, которых мы имеем в качестве соседей, не ограничат свои аппетиты парой чизбургеров, – невесело улыбнулась Керрис. – Они настроены на пиршество.

– Именно. – Гэбриэл бросил взгляд на часы. – Мне пора, начинается очередной тур. Вы, ребята, еще здесь побудете?

– Побудем, если не прогонишь нас своим грохотом. Как только оркестр заиграл, счастливая толпа ринулась на танцплощадку и принялась самозабвенно топать и извиваться под оглушительную музыку. Казалось, у этих людей вообще нет никаких забот.

– Позвольте выразить вам благодарность за столь приятный вечер, – высокопарно начал я, когда мы зашагали в сторону отеля. – Однако…

– Что не так? – Керрис взглянула на меня с испугом.

– Я чувствую себя виноватым в том, что отнимаю у вас столько времени, навязывая вам свое общество…

– Виноваты в том, что навязываете?.. – эхом отозвалась она. – Для моего уха эти слова звучат уж очень по-английски. Как они переводятся на человеческий язык? “Ну, пока. Я позвоню вам как-нибудь позже” или: “Прощайте, надеюсь, что мы когда-нибудь встретимся”?

– Простите, не понял… Нет, вовсе нет! – Похоже, я ухитрился ее обидеть.

– Но если ваше начальство поручило вам составить мне компанию, то я нахожу это несправедливым…

– Мне никто ничего не поручал. Я всегда делаю только то, что мне хочется.

– Значит, вы не возражаете против того, чтобы проводить время в моем обществе? Я вам не навязываюсь?

– Он навязывается? Боже мой! Какую смешную чушь вы несете! Некоторое время мы молча стояли, глядя друг на друга, словно неподвижный остров в речном потоке пешеходов, а пешеходов – несмотря на поздний час – было полным полно. В ее глазах отражался свет уличных фонарей, над нашими головами высились небоскребы. Освещенные окна делали их похожими на украшенные гирляндами драгоценных камней колонны.

– Это правда, что меня попросили вам помочь и показать достопримечательности города. – Керрис улыбнулась, чуть склонив голову набок.

– Как раз это я и имел в виду. У меня нет права вторгаться в вашу…

– Но, – она предостерегающе подняла палец, – во-первых, я не хотела, чтобы вы в одиночестве болтались по нашему городу. Во-вторых, хотите верьте, хотите нет, мне нравится быть в вашем обществе. Не знаю, чем это объяснить… – Она лукаво улыбнулась. – Возможно, дело в вашем забавном произношении или фразах, которые вы вдруг говорите, а может быть, и в чем-то ином.

– В таком случае я, видимо, имею право сказать… – Но тут я издал невнятное мычание, за которым последовало: – Черт побери! Кто выключил свет? Оглядевшись по сторонам, я увидел, что все уличное освещение вырубилось, а окна в домах погасли. Из всех источников света остались только автомобильные фары. Не успел я мигнуть, как погасли и они. На Манхэттен опустилась непроглядная тьма. Даже курильщики притушили сигареты. Помимо темноты, на улице воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь вздохами застывших в ожидании людей. Чья-то рука схватила меня за пальцы, и я услышал шепот Керрис:

– В подъезд! Быстро! В этой кромешной тьме я ничего не мог рассмотреть, но при помощи Керрис все же сумел чуть ли не ощупью найти нишу в стене, однако только для того, чтобы тут же натолкнуться плечом на стену.

– Проклятие… – прошептала она, и в этом довольно невинном выражении я уловил нотки сожаления. Это походило на аварию в электрической сети. Но почему в таком случае водители выключили фары? Едва я успел задать себе этот вопрос, как с крыши здания над моей головой ударил луч прожектора. Вспыхнул еще один прожектор. Затем еще один. Через несколько секунд по подбрюшью облаков, словно пытаясь что-то найти, уже рыскали несколько светлых пятен. С крыши другого здания послышался настолько громкий и резкий звук, что дверь за моей спиной вздрогнула. Керрис судорожно втянула в себя воздух. Еще один резкий удар – и черноту неба прорезала яркая искра, а мгновение спустя над городом прокатился громовой раскат взрыва. На крыше Эмпайр-Стейтс-Билдинг заговорило еще одно зенитное орудие. Пляска прожекторов поначалу была бессистемной, пушки палили в разные стороны. Это означало либо распыленность целей, либо стрельбу наобум. Через некоторое время прожекторы и артиллерия начали получать координированные приказы, лучи прожекторов, образовав гигантский треножник, сконцентрировались в одной точке, по которой тотчас дали залп не меньше десятка зенитных орудий. В течение десяти секунд в небе над Манхэттеном с грохотом вспыхивали огненные шары – артиллерия работала непрерывно. Затем пушки замолчали, и только прожекторы продолжали обшаривать небо в поисках цели, которая либо успела скрыться, либо с самого начала не существовала вообще. Город примерно час оставался без света, и в этой тьме идти куда-либо было невозможно. Но меня это не тревожило, поскольку Керрис пребывала в моих объятиях, а ее нежные губы прильнули к моим.

Глава 17

ОБРЕТЕННЫЙ РАЙ

В течение двух последующих недель солнце с каждым днем становилось все ярче и ярче. Утром и вечером небеса по-прежнему пылали красным адским огнем, но в полдень, как правило, обретали почти привычную голубизну. Цвет самого светила изменился с темно-красного до ярко-оранжевого. Обычное солнечное сияние пока не вернулось, но Земля, по-видимому, находилась на правильном пути, и это согревало сердце. Я регулярно виделся с Керрис Бедеккер. И очень скоро мы без всяких дураков стали тем, что некоторые называют единством. Воздушные налеты пока не повторялись. Утром после затемнения газеты и телевидение передали сообщения, которые сводились к следующему: “Воздушные бандиты изгнаны”. Далее следовал рассказ о прошлых зверствах, таких, например, как расстрел с воздуха беззащитных рыбачьих лодок. Несчастные рыбаки, как я понял, погибли от рук какой-то фракции Квинтлинга. Покончив с воспоминаниями, ТВ, газеты и радио поздравляли всех сограждан с очередной победой над силами зла. Ночное событие вскоре забылось, и жизнь вернулась в привычное русло. Я продолжал обследование великого города. Чаще всего – в обществе Керрис, иногда – в компании Гэбриэла Дидса и Кристины. Бывшая дикарка шагала вперед семимильными шагами. После того как ее постригли и переодели в нормальное платье, она практически перестала чем-либо отличаться от своих нью-йоркских ровесниц. Словарный запас Кристины расширился неимоверно, но она по-прежнему не избавилась от привычки вытягивать при виде меня палец и выпаливать с лукавой усмешкой: “Человек Бум-Бум!” Во время экскурсий мы посещали развлекательные центры, катались в подземных поездах, знакомились с художественными галереями или сиживали в барах, наслаждаясь чарующей музыкой Гэбриэла и его друзей. Время от времени мне приходилось напоминать себе, что я здесь не дома, что мой дом – крошечный остров по ту сторону Атлантики. Откровенно говоря, воспоминания об этом островке делались все более и более расплывчатыми. Казалось, я проспал первые тридцать лет жизни и пробудился в тот день, когда ступил на землю Нью-Йорка. Подобные мысли приходили мне в голову в основном благодаря Керрис. Несмотря на то что прошло очень мало времени, я с трудом представлял, как смогу уехать на свой остров, оставив ее здесь. Если бы мои мысли могли распространяться в эфире наподобие радиоволн и достигли того холодного разума, о котором я упоминал ранее, это новое воплощение Макиавелли ответило бы на них самодовольной улыбкой. Кто-то кому-то позвонил по телефону, и все было мигом улажено.