Перекрестный галоп - Дик Фрэнсис

Сам того не желая, я не отрывал глаз с Сайентифика.

Может, он сейчас собьется на перекрестный галоп и поранится? Но нет, лошадь скакала легко и уверенно, без всяких сбоев. Возможно, жеребец все же сделает ошибку, подумал я, неудачно приземлится, сбросит с седла жокея?..

Однако ничего подобного.

Мать как-то сказала, что Сайентифик — хороший новичок, но лишь стипль-чез на приз «Дух Игры» может стать для него значительным шагом вперед в классе. Лошадь продолжала чисто брать все препятствия, приземлялась точно и постепенно обосновалась в лидирующем трио — как раз к тому времени, когда они вышли на финишную прямую во второй и последний раз. Двумя другими претендентами на победу оказались, как и предсказывала мама, Ньюарк Холл и Соверен Оунер.

И вот все три жеребца корпус в корпус преодолели последнее препятствие и полетели к финишу, подбадриваемые громкими криками толпы. Даже тихая, сдержанная Ребекка Кэрравей возбужденно подпрыгивала и призывала Ньюарка Холла прибавить ходу, хотя бы чуточку, еще, еще!

— Фотофиниш! Фотофиниш! — объявил судья, после того как лошади промчались мимо финишного столба ноздря в ноздрю.

Никто в нашей ложе так и не понял, чей же жеребец пришел первым. Ивен Йорк и чета Кэрравеев бросились вниз, каждый был уверен в том, что именно их лошадь победила. Джексон тоже отправился следом, оставив меня в ложе с Изабеллой и Джулией.

— Как думаете, мы выиграли? — без особого энтузиазма в голосе спросила Джулия.

Я уже собрался было ответить, что понятия не имею, когда комментатор объявил на весь ипподром:

— Вот результаты фотофиниша. Первое место — номер десять, второе — номер шесть, третье — номер одиннадцать.

Номер десять. Это означало, что победителем стал Сайентифик. Он опередил Ньюарка, на какие-то несколько дюймов дальше выставив голову. Соверен Оунер пришел третьим, отстав на длину носа.

«Вот черт», — подумал я.

— Что ж, ладно, — заметила Джулия, пожав плечами. — Стало быть, в следующий раз. Но сегодня Ивен будет подобен тигру в клетке, он ненавидит проигрывать. — И она снова улыбнулась мне, вопросительно и призывно изогнув тонкие бровки.

Не Ивен, а его жена — вот кто настоящий тигр в клетке, подумал я. И ни малейшего желания выпустить ее на волю у меня не возникло.

В углу ложи стоял телевизор, и я смотрел, как мама приветствует победителя, на лице ее сияла торжествующая улыбка. В эйфории победы, при мысли о том, что мы переиграли самого Ивена Йорка, она напрочь позабыла о том, что не послушалась человека, в чьих руках был ключ от ее темницы.

В любом случае уже слишком поздно, подумал я, так что пусть порадуется от души. Возможно, организаторы позже обнаружат, что Сайентифик толкался или каким-то образом помешал другой лошади.

Но ничего подобного обнаружено не было. И никаких возражений или сомнений не последовало, кроме моих, невысказанных. Но кто я такой, чтоб принимать меня в расчет?

Сайентифик выиграл вопреки всему.

Только время покажет, что думает по этому поводу шантажист.

Глава 10

— Что, черт возьми, тут происходит? — Стоя посреди кухни, Ян Норланд кричал на мать и меня. Потом швырнул уздечку с порванными поводьями на некрашеный стол из сосновой доски.

— Ян, пожалуйста, не надо на меня кричать, — сказала мама. — Да и потом, в чем, собственно, проблема? Сайентифик выиграл, разве нет?

— Скорее по чистой случайности, чем по справедливости, — ворчливо заметил Ян. — Ему повезло, что поводья порвались до старта, а не после, когда начались скачки.

«Или не повезло», — подумал я.

— Но зачем? — не унимался Ян. — Скажите мне, зачем?

— Что зачем? — спросил я.

— Зачем вы сделали так, чтоб поводья порвались?

— Ты что же, смеешь обвинять меня в том, что это я умышленно испортила поводья? — гневно спросила его мать.

— Да, — ответил он. — Обвиняю. Других объяснений просто нет. Уздечка была новенькая. Несколько дней назад я сам надевал на нее австралийский нахрапник.

— Может, какой-то производственный брак, — предположил я.

Он окинул меня презрительным взглядом.

— Вы что, за идиота меня тут держите?

Я воспринял этот вопрос как чисто риторический, а потому промолчал.

— Если я не получу вразумительных ответов, — сказал он, — то сегодня же вечером уезжаю отсюда навсегда. А поводья прихвачу с собой и в понедельник утром покажу их организаторам скачек. — Он взял поводья со стола.

Может, подумал я, сказать ему, что поводья не являются его собственностью, а потому он не имеет права забирать их?..

— Но зачем? — спросила мать. — Ведь ничего не случилось. Сайентифик выиграл скачки.

— А вы хотели, чтоб он их проиграл, — сказал Ян, и голос его снова поднялся почти до крика.

— Но с чего, скажи на милость, ты взял, что именно мы испортили эти поводья? — с невинным видом спросил я.

Он снова окинул меня взглядом, преисполненным презрения.

— Да потому, что всю неделю вы только и делали, что ошивались возле кладовой, задавали вопросы и все такое. Что еще я должен был думать?

— Ну, знаешь, это просто смешно! — фыркнула мать.

— А как насчет других? — спросил он.

— О чем это ты? — Мать произнесла эти слова с самым беззаботным видом.

— О других лошадях. Фармацевт на прошлой неделе, Орегон за неделю до него. Вы и им тоже помешали выиграть?

— Ну, разумеется, нет! — с деланным негодованием ответила она.

— Почему я должен вам верить?

— Потому, Ян, — командирским тоном ответил я, — что ты должен. — Он резко развернулся ко мне, глаза его горели. Но я проигнорировал этот дерзкий взгляд. — Конечно, ты можешь пойти к властям, если уж так хочется. Но что ты им скажешь? Что подозреваешь своего нанимателя в том, что она сознательно не дает лошадям выигрывать? Но почему? И как? Перерезав поводья? Наверное, не в первый раз за всю историю скачек у лошади рвутся поводья, ты как думаешь?

— Но… — начал было Ян.

— Никаких «но», — резко оборвал его я. — Если хочешь, можешь убираться отсюда прямо сейчас, но я не позволю забирать собственность матери, и ничего ты не возьмешь, даже поводьев!

Я протянул руку ладонью вверх, сложил и распрямил пальцы. Он нехотя передал поводья мне.

— Вот так-то лучше, — сказал я. — А теперь давай попробуем понять друг друга. Лошади моей матери всегда лезли из шкуры, чтоб выиграть, и на конюшнях всегда создавались для этого все условия. И моя мать никогда бы не потерпела здесь сотрудников, которые думают иначе. От них она вправе требовать полной лояльности, и если ты не можешь гарантировать такой лояльности, тогда тебе действительно лучше уйти, прямо сегодня. Я ясно выражаюсь?

Ян смотрел на меня с некоторым недоумением.

— Ну, наверное, — выдавил он. — Но только вы должны обещать мне, что лошади всегда будут нацелены на победу и чтоб таких вот историй больше не было. — Он выразительно покосился на поводья.

— Обещаю, — сказал я. Одно я знал точно: больше никогда не затею эту возню с порчей поводьев. И лошади будут стараться выиграть, даже если их вдруг одолеет неведомая болезнь. — Так я правильно понял, ты остаешься?

— Наверное, — нерешительно протянул он. — Завтра, прямо с утра, решу.

— Ладно, — ответил я. — Тогда увидимся утром.

Взмахом руки я отпустил его, Ян нехотя развернулся и направился к двери. Потом вдруг остановился и сказал:

— Давайте заберу поводья, попробую починить. — И протянул руку.

— Нет, — ответил я и еще крепче сжал в кулаке поводья. — Они останутся здесь.

Он смотрел на меня с кислой миной, затем, наверное, понял, что с такой уликой я не расстанусь никогда. А что тогда он сможет предъявить организаторам без этих поводьев? Хотя, даже на мой взгляд, стежки, которые я подрезал скальпелем и которые порвались прямо перед стартом, выглядели абсолютно идентичными тем, что я оставил нетронутыми.

Должно быть, от внимания Яна не укрылась решимость, с которой я сжимал в руке эти поводья. О том, чтоб вступать со мной в схватку, и речи быть не могло, а потому он наконец осознал, что никуда с ними не пойдет. Но он все никак не уходил.

— Спасибо, Ян, — сухо сказала мать. — Это все.

— Ладно, — ответил он. — Увидимся утром.

Выйдя, он нарочито громко хлопнул дверью. Я подошел к окну и наблюдал за тем, как он шагает по усыпанной гравием дорожке к своему жилищу.

— А он хороший старший конюх? — не оборачиваясь, спросил я.

— Ты это о чем?

— Тебе бы не хотелось терять его?

— Незаменимых людей нет, — надменно ответила она.

Я обернулся.

— Это и к тебе тоже относится?

— Не говори глупостей, — отмахнулась она.

— Я и не говорю.

Обед в субботу прошел в полном мраке. Неужели прошла всего неделя со дня моего приезда в конюшни Каури? Казалось, что целый месяц, не меньше.