Дети выживших - Сергей Смирнов

Еще минута-другая переговоров. Верная Собака поднял голову и посмотрел на балкон, где, замерев, стояла Домелла. Потом он перевел взгляд на гостей, кивнул, и что-то коротко буркнул.

Прибежали рабыни. Одна постелила коврик, на который Верная Собака сел, другая стала натягивать ему на ноги короткие мягкие сапожки.

Рабыни помогли ему встать, и он двинулся к балкону.

Процессия последовала за ним, позванивая бубенцами, укрепленными на щиколотках. Домелла вглядывалась, надеясь разглядеть знакомые лица, но не находила их; лица жрецов были одинаковыми — уставшими, землистого цвета.

Верная Собака, стоя под балконом, попытался задрать голову, чтобы взглянуть на Домеллу. Это ему не удалось, и он, фыркнув, прошел мимо склонившегося стражника, и исчез под козырьком портика. Жрецы потянулись за ним.

Домелла вернулась в дом, прошла в приемную залу.

Наконец, с сопением вошел Верная Собака. Он сделал какое-то движение головой, словно пытался поклониться, и, глядя исподлобья на Домеллу, сказал по-хуссарабски:

— Госпожа, к тебе просятся какие-то люди. Говорят, что пришли из Аххума, из города, называемого Хат-Тура. Кажется, они служат аххумским богам.

Домелла понимала хуссарабский язык, но в последнее время предпочитала не говорить на нем. Она ответила на языке Гор:

— Если это служители храмов, пусть войдут.

Верная Собака проворчал что-то, повернулся и вышел. За пологом, служившим дверью, послышалась возня и треньканье бубенчиков: жрецов обыскивали.

Жрец, выступивший вперед, был еще молод, хотя его волосы уже тронула седина. Он сделал глубокий поклон и проговорил надтреснутым голосом:

— Мы, посланники храмов Хатуары, приветствуем тебя, прекрасная царица Домелла.

Верная Собака, стоявший сбоку, дернулся при звуках аххумской речи. Открыл было рот, но потом передумал — шепнул что-то стражнику, и вскоре возле Верной Собаки появилась фигура толмача.

— Наши храмы долгое время стояли пустыми, — сказал молодой жрец. — После того, как хуссарабы… — он покосился на Верную Собаку, — После того, как погиб верховный жрец Маттуахаг, мы долгое время не совершали обрядов; потом в Хатуару снова стали возвращаться паломники. Мы служили, каждый в своем храме, но не было у нас единого владыки, и подворье Великого жреца заросло травой, там стали пастись козы. Теперь наместник Хатуары Камда разрешил нам избрать нового верховного жреца. Благодарение богам, наши недруги, ставшие нам друзьями, не преследуют обычаи и веру. Через сорок четыре дня начнется священный месяц Третьей Луны. В первый день месяца в Храме Краеугольного камня состоится посвящение в верховные жрецы. Мы пришли к тебе, великая царица Домелла, с нижайшей просьбой — посетить Хатуару и Хатабатму, освятив своим присутствием предстоящее событие.

— Домел-Ла? — рявкнул внезапно услышавший знакомое слово Верная Собака. — Её зовут Айгуз!

Он ткнул пальцем в сторону Домеллы и грозно уставился на жреца.

— Как прикажешь, мой господин, — на языке гор ответил жрец. — Прости, но в Аххуме госпожу знают под другим именем.

— Никогда его больше не произноси! — Верная Собака затрясся от гнева и, не зная, как выразить обуревавших его чувств, сильно толкнул толмача. Худосочный толмач отлетел к стене, безропотно кивая и улыбаясь.

Домелла сделала шаг вперед. Не глядя на Верную Собаку, спросила жреца:

— Как тебя зовут?

— Харрум, госпожа. Я жрец повелителя морей бога Амма.

— Я знала тебя?

— Нет, госпожа, мы никогда не виделись. Всю жизнь я провел в горных святилищах, и лишь однажды побывал в Ушагане и Аммахаго, а побывать в Кейте мне так и не пришлось.

Домелла побледнела при звуках родных названий. Закусила губу.

— Принеси воды! — негромко сказала служанке.

Запотевший кувшин, доверху наполненный родниковой водой, она сама поднесла Харруму. Харрум с благодарностью принял его:

— Спасибо, моя госпожа. Мы немного притомились в дороге…

Он напился и передал кувшин товарищам.

— Вы шли пешком? — участливо спросила Домелла. — Отсюда до Зеркальной долины почти сто миль пути.

— Да, мы пришли пешком. Мы мирные жрецы, и наши ноги привыкли к бубенчикам, а не к стременам.

Домелла велела устроить жрецов в одной из верхних комнат дворца, а на ворчание начальника дома ответила:

— Они чужестранцы. Еще год назад они и мы были врагами. Им есть чего опасаться в Арманатте, а наверху им будет безопасней.

Тем временем Верная Собака отправился на поиски Ар-Угая. Ему было лень далеко ходить, поэтому он лишь доковылял, отдуваясь, до дворца Ар-Угая и приказал слугам разыскать хозяина.

Внизу, в парадной комнате, Собака взгромоздился с ногами на тахту и велел принести ему шербета, а позади поставил раба с опахалом.

Ар-Угай появился неожиданно.

Верная Собака неодобрительно взглянул на него:

— Где ты был?

— А какое тебе до этого дело?

Собака прихлебнул шербета, почмокал:

— В такую жару… Я на твоем месте просто лежал бы в тени.

— Ты — плохой полководец, — сказал Ар-Угай. — А я — хороший. В этом вся разница. Так говорил Богда.

— Да. Я помню, — согласился Собака.

И, отставив шербет, начал:

— Из Аххума пришли жрецы. Они говорили с Айгуз. Звали ее к себе. На какой-то храмовый праздник.

Ар-Угай вопросительно поднял брови.

— И где они сейчас?

— У нее во дворце.

Ар-Угай подумал.

— Надо взглянуть на них.

— Я хорошо рассмотрел. Это жрецы, а не воины.

Ар-Угай прошелся взад-вперед, остановился.

— Она, конечно, согласилась?

— Не знаю. Но она говорила с ними ласково, на аххумском языке.

— На своем родном языке, — уточнил Ар-Угай. Уселся напротив Собаки, налил себе шербета и сказал:

— Их храмы в Зеркальной долине. Там стоит Камда, и ничто не пройдет незамеченным. Я думаю, пусть она едет.

Собака вздохнул.

— Но она — женщина, — продолжал Ар-Угай. — И требует особой заботы…

— Женщина? — Верная Собака почмокал непонимающе. — Какая забота ей нужна?

— Всякая. Женщины болтливы и вздорны. Ты ведь знаешь женщин, Верная Собака?

— Да, конечно. Очень болтливые и вздорные, — подтвердил Собака, но тут же спохватился:

— Но она дочь великого каана…

— Вот именно. И поэтому ее нужно сопровождать.

Ар-Угай поднялся на ноги, склонился к Верной Собаке:

— Я хочу, чтобы ее сопровождал ты сам.

Верная Собака нахмурился. Лоб покрылся множеством складок, и было понятно, что мозг его в эту минуту занят тяжелой работой.