Черный пудель, рыжий кот, или Свадьба с препятствиями - Елена Михалкова

Что там твердила Елизавета Архиповна про Петрушу? Интендантишка! Масло, говорит, воровал!

Нет, из-за масла не убивают, засомневался Макар, но тут же сам себе возразил: это смотря сколько украсть. Кто его знает: может, перед ним сидит ментальный брат-близнец подпольного миллионера Корейко.

А деньги в матрасах зашиты.

– З-заходил, – пробормотал Петруша. – К-критиковал…

– Ну сразу уж критиковал! – пылко вмешался Гриша. – Так, пару замечаний сделал! А чего она вся в желтом!

От безобидной этой фразы Петруша слегка спал с лица. Как будто его запоздало настиг ужас от содеянного и предчувствие близкой расплаты.

– Значит, вы были на кухне, – не отставал Илюшин. – А потом ушли. Куда?

Петруша робко взглянул на брата жены.

– К матрасам? – предположил он.

– К ним, родимым! – подхватил Григорий.

– А рубашки вам кто гладит? – быстро обернулся к нему Макар.

– Н-нина… Нет, погодь! А тебе какое дело?

«А такое, Григорий Борисович, что одна из двух женщин о вас заботится, а вторая, похоже, топит. И мне надо понять, кто из них кто».

Илюшин ухмыльнулся про себя плотоядно и мысленно потер руки. Никакой уверенности в предположении, которое он собирался выдать за правду, у него не было. Но шантаж, блеф и обман он по-прежнему считал лучшими методами расследования.

– Жена ваша, Алевтина, видела, как вы выходили из дома, – небрежно бросил он. – Взрослые люди, а врете как дети. Стыдно-с!

Сорвавшийся с его губ словоёрс произвел неожиданно сильное впечатление на собеседников. Григорий вздрогнул, выпрямился и нервно дернул ус, словно гусар, отчитанный полковым командиром. Петруша, напротив, ссутулился и сделал попытку завернуться в полы пиджака.

Гриша храбро принял удар на себя.

– Выходили, – признал он, мрачнея на глазах. – Запамятовали. Бывает.

– А зачем выходили-то? – ласково спросил Илюшин.

Глаза Петра забегали еще сильнее. «Он и кокнул, – подумал Макар. – Нет, кокнул Григорий, а этот гнома подносил».

– Того-этого… По саду ходили! Свежим воздухом дышали! – приободрился брат Нины.

– Не выдумывайте. В саду люди были, они вас не видели.

– Сад большой! – не сдавался Гриша.

– Ну так и вы не маленький.

Этот довольно нелогичный аргумент сразил Григория наповал. Он открыл рот, булькнул и впервые, кажется, не нашелся что сказать.

Зато Петруша внезапно выпрямился.

– Ладно, я скажу! В саду у Кожемякина мы были.

– Это зачем же? – удивился Макар.

Повисло молчание, тяжелое, как чугунный утюг.

– Могилу ему рыли, – брякнул наконец дядя Гриша.

Беседы с остальными членами семьи успеха не принесли. Рита отказалась разговаривать, в грубой форме отправив Макара по довольно далекому адресу, где он никогда не был и в ближайшее время не собирался. С боксером и вовсе встретиться не удалось, ибо его выставили за дверь, едва вечеринка трагически оборвалась. Прогнала его сама Рита.

Кристина Курятина тоже не была обнаружена ни у Сысоевых, ни у себя дома. Крепко сбитая веселая баба крикнула Илюшину из приоткрытого окна, что Криська опять шлендрается где-то, а когда возвратится, ей неведомо.

– Шлендрается… – передразнил Макар.

«Тоже, что ли, пошлендрать куда-нибудь? Босиком и в панаме, скажем, по горячему песочку. Отчего я не Кристина Курятина!»

Но Илюшин лукавил: никуда ему идти не хотелось, ни по горячему песку, ни по холодному, а хотелось вытягивать клещами правду из Сысоевых и сопоставлять факты. Задача осложнялась тем, что любой из семейства имел полное право послать Илюшина к чертовой бабушке. Рита этим правом уже воспользовалась.

Если она надеялась, что от нее отвяжутся, то просчиталась. Не было способа вернее разжечь костер илюшинского азарта, чем не дать ему то, что он хотел. Воплотись Илюшин в этой своей ипостаси в мире вещей, он стал бы вакуумной присоской, которую можно оторвать, лишь разбив стекло.

По большому счету, Макар был образцовым, идеальным занудой. Но занудой, редко включавшим это качество на полную мощность (все-таки с инстинктом самосохранения у него тоже все было в порядке).

Скучные туповатые Сысоевы, как их описывала Галка, оказались очень уж занимательными людьми. Похоже, они с наслаждением дурачили Илюшина. Все вместе, группой или кто-то один – пока он не мог разобраться даже в этом.

Карлсон с меньшим вдохновением смотрел бы на фрекен Бок, которую предстояло курощать и низводить, чем Макар на тех, кто пытался с ним играть.

Пока счет был в пользу семьи. У Илюшина родилось не меньше восьми догадок, кто и зачем убил Пудовкину. А это означало, что в действительности у него нет ни одной. Выбор начинается тогда, когда количество альтернатив сокращается до трех.

Тайна Петруши и Григория оказалась до смешного проста и никакого отношения к убийству старушки не имела. Как объяснил Гриша, они с Петей задумали отомстить, воспользовавшись тем, что подлого соседа который день не видно во дворе. Самое смешное заключалось в том, что мстить фактически было уже не за что: сутки назад ветер переменился, и все запахи теперь относило в противоположную сторону. Ни один из сидящих за торжественным столом не заметил и намека на куриц, не считая полторы дюжины запеченных в духовке бедрышек.

Но прощать соседа Петя с Григорием не собирались. Не он сам, а только случайность спасла их семью от позора!

Когда Макар пересказал эту историю Саше, та заподозрила, что Нина все-таки что-то предприняла для избавления от соседа. Может, постригла недельного ягненка и утопила шерсть в лужице от лапы черной собаки, или сожгла клок соседских волос в полночь, стоя лицом к новорожденному месяцу, или съела корешок полыни, отваренный в жабьей слизи… В общем, без вмешательства главной ведьмы не обошлось. Но делиться своими догадками с Макаром она не стала.

Как выяснилось, Илюшин рано обрадовался. Могилу Григорий упомянул в переносном смысле. В действительности им хотелось лишь разведать, как бы поизобретательнее напакостить соседу. Но оба были уже изрядно пьяны, вокруг темнело с каждой минутой, и, бестолково потыкавшись между унавоженными грядками и морща носы, мстители вернулись обратно.

– И это вы от меня скрывали? – не поверил Илюшин. – Зашли к соседу, бесплатно нанюхались помета и вернулись?

– Высмеют же, – объяснил Григорий, морщась, как от зубной боли. – Ты подруге своей растреплешь, она еще кому, и будем мы посмешищем на весь, так сказать, городишко.

Илюшин наконец-то понял. Он был городским до мозга костей и не знал, как прочно оседает в памяти маленького городка любой промах. Как раздувается болтливыми соседями до поистине эпических масштабов. Как всплывает потом при каждом удобном случае из глубин коллективного подсознания подобно торпеде и выстреливает в цель под одобрительный хохот окружающих. Причем торпеда эта многоразового использования.

Сергею Бабкину, в детстве каждое лето проводившему в деревне, было бы что порассказать о коллективной памяти. Но Бабкин в эту минуту занимался совсем другими делами.

– Нам не хотелось бы стать предметами насмешки, – подтвердил Петруша, ежась от неловкости.

Макар внимательно посмотрел сначала на одного, потом на другого. Перед ним сидели гороховый шут с образцовым подкаблучником и рьяно пеклись о своей репутации.

«Братцы, да над вами и так весь Шавлов хохочет! – почти сорвалось с языка Илюшина. – Что там ночные бродилки по пустому соседскому саду! Хватит мне голову морочить!»

Бабкин разъяснил бы ему и это кажущееся противоречие, но, на счастье мужа и брата Нины, в комнату заглянул Олег.

– Ритка не у вас?

– Пойдем вместе поищем! – поднялся Илюшин.

К этому моменту он уже устал слышать от мужчин семейства Сысоевых, что они ничего и никого не видели. К тому же он начал жалеть, что час назад отказался от борща, и обычная наблюдательность стала ему изменять. Саша Стриженова обязательно подумала бы, что Нина, пышногрудая миловидная Нина с взглядом покормленной белочки и челюстями акулы защищает своих. Одному черту ведомо, что за невидимые сети раскидывает она над домом, но именно поэтому все Сысоевы в трудное время остались под сенью родной крыши. Именно поэтому у Илюшина сбоят все тонкие настройки, прежде никогда не подводившие, именно поэтому он проходит мимо очевидных ответов и не задает напрашивающиеся вопросы.

Но Саша пыталась в это время добиться встречи со следователем. Так что Макар последовал за Олегом, не заметив, с каким облегчением за его спиной переглянулись Григорий с Петрушей.

– А скажи-ка мне, милый друг, – спросил Макар, когда они вышли, – ты сам кого-нибудь подозреваешь?

Олег покосился на него.

– Давай-давай, – подбодрил Илюшин. – Считай, что ты у исповедника. Колись.