Исповедь гейши - Радика Джа

Тем не менее жители Кюсю очень гордятся своими источниками. Они считают, что серная вода лечит все болезни — от экземы до нервных расстройств, таких как истерия и депрессии у женщин. Поэтому Рю и повез меня на Кюсю. Он, вероятно, посчитал, что целебные воды его родины помогут мне избавиться от недуга.

Я стала нервничать, как только мы сели в самолет. Мне вдруг показалось, что я не скоро вернусь в Токио. И хотя здравый смысл подсказывал, что это невозможно, дурное предчувствие не уходило. Я ерзала в кресле, краешком глаза поглядывая на Рю. Он выглядел спокойным и счастливым, как и положено вырвавшемуся на волю отпускнику.

— Сколько мы там пробудем? — резко спросила я.

Этот вопрос я задавала ему уже много раз, но муж всякий раз уклонялся от прямого ответа.

— Я же тебе сказал — сколько захотим, столько и пробудем, — опять стал увиливать он.

— Что значит, сколько захотим? Я даже не знаю, что с собой брать.

— Не волнуйся. Если тебе будет нечего надеть, купим все необходимое на месте.

Я замолчала и погрузилась в раздумья. Но нервозность все не проходила.

В аэропорту Беппу Рю взял напрокат машину. Когда мы туда погрузились, был уже час пополудни.

— Так куда мы едем? — стала выяснять я. — Мы будем жить у твоей матери?

Мать Рю жила в деревне неподалеку от Беппу. Это была ужасная дыра — там даже негде попить кофе.

— Нет, конечно. Разве это место для отдыха?

Но куда мы едем, он мне так и не сказал. Когда мы выезжали из города, я с тоской смотрела на магазины. Во мне опять проснулась неутолимая жажда покупать. Даже по шоссе осторожный Рю ехал с черепашьей скоростью, так что в Юфун мы прибыли уже на закате. Вы когда-нибудь были в традиционной японской гостинице? Значит, были. Это хорошо. Тогда мне не придется ничего объяснять. Та, в которой мы жили, была самой старой в Юфуне. За живописными деревянными воротами возникла совсем другая страна — Япония заморских туристов и богачей. Номер стоил 62 000 иен в сутки. О чем только думал мой муж? Я сделала недовольное лицо, но Рю в ответ лишь улыбнулся, словно это какой-то пустяк. Попробуйте представить, сколько чудесных нарядов я могла бы купить на эти деньги в каком-нибудь небольшом городке вроде Кумамото! А он транжирит их неизвестно на что. Я просто задохнулась от возмущения.

Но мой гнев тут же стих, когда я увидела комнату в японском стиле, новенькое татами, пахнувшее осенними листьями, и синюю вазу с багряной кленовой веткой, украшавшую стенную нишу. Рю сразу же ретировался на открытую галерею и загородился газетой. А я стала разбирать чемоданы, попутно восхищаясь деталями интерьера — текстурой стен, деревянными журавликами, летящими над полем с осенней травой, лампой, украшенной полосками бумаги. Выглянувший из-за газеты Рю попросил меня приготовить чай. Убрав вещи в шкаф, чтобы они не портили красивый интерьер, я достала тонкие фарфоровые чашки и металлический чайник.

Все это я рассказываю для того, чтобы вы лучше поняли то, что произошло потом. Пока я ждала, когда закипит вода, ко мне вдруг пришло чувство необыкновенной легкости, словно вернулось лето и я сбросила тяжелую зимнюю одежду. А потом, так же неожиданно, я почувствовала, что внутри меня что-то изменилось, как будто в комнате передвинули мебель, причем другим стал не только мой образ мыслей, но и само тело. Я перестала быть собой, и теперь моя сущность находилась в гармонии с благородной красотой обстановки. Мне стало ясно, что женщина, готовящая чай для своего мужа в этой чудесной комнате, по-настоящему любит того, кому предназначен этот чай. Мне вдруг вспомнилось выражение «вкладывать душу в приготовление чая». Я впервые услышала его в документальном фильме о чайной церемонии, который показывали по телевизору. Тогда я не обратила на него внимания, но теперь мне открылись вся глубина и сила этих слов. Заливая кипятком зеленые листочки, я испытывала поистине возвышенное чувство. Рю был единственным мужчиной, которому я заваривала чай. И пока ароматная зеленая жидкость лилась в его стакан, я поклялась себе, что больше ни один мужчина в мире не удостоится этого, кто бы там ни прикасался к моей груди в прошлом.

Это светлое чувство не покидало меня до самого ужина. Надев легкие гостиничные кимоно, мы присоединились к группе точно так же одетых постояльцев, собиравшихся на вечернюю трапезу. Вежливо поздоровавшись, мы со смехом стали разыскивать ресторан. Один из мужчин все время оглядывался на меня. Мне он показался странно знакомым. У лестницы мужчина остановился и учтиво спросил:

— Извините, мы раньше с вами не встречались? В последнее время меня подводит память.

Судя по выговору, он был жителем Кюсю.

— Не думаю. Родился я в Беппу, но мы уже двадцать лет живем в Токио, — ответил мой муж.

Мужчина молча кивнул, задержав взгляд на моей груди. Как же я ненавидела эти проклятые тыквы! Мне так хотелось оторвать их и выбросить куда-нибудь подальше.

Как только группа вошла в ресторан, нас сразу же развели по отдельным нишам. Внутри было поразительно красиво — стеклянные стены и искусно подсвеченный лес создавали впечатление пикника на свежем воздухе. Мужчина больше не подходил, но магия этого места исчезла. Я как бы выпала из чудесного мира гостиницы, почувствовала себя изгоем, чем-то вроде опавшего листа, сломанного стула или грязного кимоно. Ужин был великолепен, но я не ощущала вкуса деликатесов. Ночью, когда ко мне потянулся муж, я почувствовала себя проституткой, а не женой. А потом долго не могла уснуть, думая о том человеке у лестницы. Неужели это один из моих клиентов? А ведь были еще другие. Среди них вполне мог оказаться кто-нибудь из коллег мужа. Глядя на его поседевшую голову, мирно покоившуюся на моей груди, я просто сгорала от стыда.

К счастью, за завтраком этот мужчина не появился, но я так нервничала, что вся взмокла. А вдруг он опять подойдет и при муже напомнит о нашей встрече? Что тогда делать? Такое вряд ли произойдет, ведь он наверняка здесь с женой, но эта картина все время возникала у меня перед глазами. Где-то в глубине души мне этого даже хотелось. Тогда слова, камнем лежащие у меня на сердце, будут наконец произнесены, и я снова смогу радоваться жизни.

В свете дня ресторан выглядел еще красивее, чем вечером. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь листву, заливали его ласкающим светом. Мне вдруг захотелось убежать. Я словно очутилась в больнице, среди пациентов, ожидающих врача. Из горла рвался крик, что я не больна, а просто хочу немного счастья. Но невысказанные слова так тяготили меня, что я не могла есть, и ресторанный завтрак остался нетронутым. Рю почувствовал мою нервозность.

— В чем дело? Тебе здесь не нравится?

— Очень нравится, — прошептала я, опустив голову и стараясь проглотить хоть что-то.

Только в машине я немного пришла в себя. Но из-за того дурака все впечатление от гостиницы было безнадежно испорчено. А ведь мы с Рю никогда раньше не были в таком дорогом месте. К тому же я забыла его спросить, как он нашел его и почему привез меня туда. Возможно, если бы я спросила, эта история имела бы совсем другой конец. Мы бы с вами не встретились, и вам не пришлось бы выслушивать меня перед своим концом.

Вам еще не надоело? Мне бы очень хотелось оказаться на вашем месте, почувствовать, как жизнь медленно покидает тело, и знать, что завтра мне уже ни о чем не придется заботиться. Тогда бы я точно поняла, где проходит граница между жизнью и смертью. А то у меня нет никакой ясности. Возможно, умерший на самом деле обретает новую жизнь? А тот, кого считают живым, давным-давно умер?

На Асо

Целых пять дней Рю возил меня по сельскому захолустью национального парка «Асо-Кудзю». Стояла середина ноября, и природа готовилась к зиме. Ночью мороз покрывал серебром опавшие листья, а утром, когда мы садились в машину, землю окутывал туман, белый и плотный, казалось, мы ехали сквозь вату. Туман был похож на стену, причем до того реальную, что я открывала окно и пыталась потрогать ее рукой. Но рука лишь исчезала в белом молоке, так ничего и не находя.

Часам к десяти поднимался ветер, такой сильный, что деревья стонали под его напором. Туман исчезал, уступая место золоту и серебру осени. Рис уже убрали, и поля темнели голой землей. Рисовая стерня, покрытая изморозью, торчала из земли серебряными иголочками, хрустевшими под ногами, словно битое стекло. К полудню выглядывало солнце, небо сверкало голубизной, а луга зеленели, как летом. Бесчисленные холмы дышали покоем и безмятежностью. Каждый раз, когда исчезал туман, передо мной возникали новые картины, от которых просто захватывало дух.

На ночь мы останавливались в гостиницах и купались в горячих источниках на лоне природы. Курортные городки — один красивее другого, но магазинов одежды я там не находила. Жители Кюсю были бедны и непритязательны. На третий день со мной произошло что-то странное — я перестала искать магазины. Не скажу, что я вообще перестала думать об одежде, но пожиравший меня огонь стал потихоньку угасать. То ли горячие источники так подействовали, то ли красота природы — не знаю. Но я почувствовала себя по-другому. Рю тоже изменился к лучшему. Он по-прежнему был неразговорчив, но стал проявлять больше заботы и до тонкостей продумывал наше путешествие. Муж даже захватил маленькое одеяло, чтобы закрывать мне ноги в машине, потому что по утрам было по-настоящему холодно. И каждую ночь, несмотря на усталость, он сжимал меня в объятиях, страстно целовал и так истово обладал мной, словно хотел проникнуть в сокровенные глубины моего тела. А может быть, он воображал себя пожарным, заливающим адский огонь, сжигавший меня изнутри.