Мечтать о такой, как ты - Татьяна Веденская

Беременность Ники оказалась как нельзя более кстати с той точки зрения, что, по крайней мере, мне теперь было чем заняться. Дочь надо было возить в женскую консультацию, где нас сверлили косыми взглядами окружающие беременные, и, что особенно ранило, медицинские работники.

– Разве можно беременеть в таком возрасте?! Куда только твои родители смотрели?! – возмутилась наш участковый гинеколог. Кажется, любую беременность она воспринимала как личное оскорбление. А беременность в семнадцать лет была чем-то вроде общественно опасного преступления.

– У нее немного отекают ноги. Может, нам попить мочегонного чая? – осторожно поинтересовалась я.

– Пусть пьет поменьше жидкости, – хмуро фыркнула докторша и с тех пор все время норовила положить Нику в больницу от греха подальше.

Если бы мы слушались всех ее угроз, мы бы из сохранения, наверное, не вылезали. Да, беременность шла непросто. Зато если я не могла перестать думать о Стасе и плакать во сне, то днем мне точно было чем заняться.

Плакать во сне я начала с тех пор, как мне стал сниться сон, в котором Шувалов, красивый и такой вот родной-любимый, словом, именно такой, каким ему больше никогда не быть со мной, смеется, глядя мимо меня, и летит, срывается от меня куда-то в пропасть. А я стою, тяну к нему руки, плачу (причем потом оказывается, что плачу я натурально, вся подушка в слезах), я пытаюсь ухватиться, а он все смеется и говорит:

– Не надо, я сам, я сам, сам…

– Но ты разобьешься, – паникую я и каждый раз просыпаюсь.

– Что ж это такое? – разозлилась я, в который раз проснувшись вся в слезах. – Надо разбираться.

– А ты чувствовала возбуждение, когда спала? – уточнила Розочка, моя дачная подруга, а также спец по толкованию снов.

– Возбуждение? – удивилась я.

– Если да – то этот сон означает, что твое подсознание никак не готово смириться с расставанием и мифами, придуманными про Стаса, – авторитетно заявила Роза.

– Ты знаешь, как-то не пойму. С мифами я расстаться вроде готова, а вот с расставанием – не очень.

– Но ведь он подлец! – возмутилась Роза.

Я нерешительно угукнула.

– Он у тебя просто чурбан бесчувственный. И бросил тебя, когда был больше всего тебе нужен. Но твое подсознание все еще его любит.

– Да? – расстроилась я.

– Да! Оно пытается тебя втравить в традиционную женскую игру «давайте спасем неудачника». Мол, вот он, такой бедненький, такой одинокий и запутавшийся. Я его спасу, а он из чистой благодарности передумает меня бросать.

– Ничего такого я не думаю, – возмутилась я. – И вообще, я сама его бросила. А теперь вот реву по ночам.

– Так ты потому и ревешь, что любишь!

– Ничего я не люблю, – замотала я головой. – Может, мне опять снотворного попринимать?

– Ага. Целую пачку. И после этого ты говоришь, что разлюбила? Ты должна забыть его и жить дальше. Все мужики козлы, но мы не должны из-за этого плакать во сне.

Роза, которую когда-то муж бросил с ребенком на руках, так и не вышла замуж второй раз, не сумев поверить больше ни одному мужчине. Она подняла дочку и живет вполне полноценной, счастливой жизнью самостоятельной женщины. Именно той жизнью, которую я так не люблю. Не хочу быть свободной, хочу быть закабаленной. Правда, только если Стасом.

– Вот именно! – злорадствовала Роза. – Ты готова плясать под его дудку, если он соизволит подудеть.

– Готова, – покорно согласилась я. – Была готова.

– Дура.

– Да, – не стала я спорить.

– Как там Ника? – решила не добивать лежачего Роза. О нашем грядущем пополнении уже знали все. Что известно маме, известно свинье. Или как там говорят? В общем, новость разлетелась.

– Представляешь, вчера вдруг решила готовиться к экзаменам…

– А она все-таки будет поступать? – удивилась Роза.

– Сказала, что будет заниматься на следующий год. Так вот, сидит она, пишет что-то там и вдруг говорит: умираю как хочу вина.

– Чего? – поперхнулась Роза.

– Вина. Представляешь? Я ей говорю – тебе нельзя. А она ни в какую, говорит, пока не выпью, не успокоюсь, пришлось купить ей это, безалкогольное. Она так весь вечер и сидела, пила вино и писала сочинение. Прямо с бокалом в руке, очень смешно!

– Ухохочешься, – скривилась Роза. – Семнадцатилетний беременный ребенок учит уроки, попивая вино.

– Безалкогольное, – уточнила я.

– Это мало меняет дело. Сегодня такое, а завтра нормальное.

– Я думаю, это на нее так беременность действует. Я, когда ее ждала, однажды слопала целую трехлитровую банку маринованных кабачков. Ужас!

– Да что ты? – хмыкнула Роза. – И как оно?

– Говорю же, ужас. Потом целый день в обнимку с туалетом. Тошнило, как фонтан на площади. Не знала, чем заткнуть! – улыбнулась я.

Воспоминать, что и я когда-то тоже была беременна и не контролировала себя, почему-то было приятно. Эх, молодость, молодость!

– Ты лучше скажи, как там ее отец поживает.

– Ее отец я не знаю, как поживает, а отец ребенка – наверное, неплохо. Ты его имеешь в виду? Ника у него целыми днями пропадает.

– И что? Он счастлив?

– Вроде пока не бросил. Ника ничего не рассказывает. А я, честно говоря, даже не знаю, хочу ли я о нем что-то знать. Вот сейчас его нет, и мы с Никой вместе, вдвоем. Можем по вечерам в «СКРАБЛ» поиграть, можем в «Монополию». Я тут на днях выложила слово «алгоритм», представляешь? Сорок шесть очков сразу!

– Круто. Ты бредишь? Какой «СКРАБЛ», тебе надо с ним поговорить!

– А вдруг он и правда ее у меня уведет? Вдруг он женится и увезет ее куда-нибудь. Я же без нее жить не могу!

– Ты говоришь прямо как твоя мамочка! – усмехнулась Роза.

Она знала мою маму еще в те незапамятные времена, когда я была ребенком. Ника была тогда совсем крошкой, и мама командовала нами, как ротой войск. Мы неплохо ходили строем и маршировали. А Роза удивлялась, почему я не пошлю мамочку к чертовой матери.

– Значит, ты просто забыла, что именно и как может сказать моя мамочка. – Я потянулась в кресле и зевнула.

– Ладно, передавай Нике привет. Пусть приезжает на дачу. Пусть берет с собой этого своего, как его…

– Николая, – напомнила ей я, и мы попрощались.

Хоть я и не видела сама этого самого Николая лично, он уже как бы незримо присутствовал в нашей жизни. Кажется, моя дочь была по уши влюблена. Она всегда была маленьким веселым солнышком, и я просто не могла поверить, что на свете есть кто-то, кто не полюбит ее всем сердцем. Но Николай молчал.

Однажды раздался хлопок входной двери и по дому пронесся сквозняк.

– Мама, мама, – влетела Ника домой, на ходу снимая в прихожей босоножки. Наша прихожая – это кладбище бесконечных валяющихся пар обуви, которые никому неохота убирать.