Черная книга - Иэн Рэнкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Музыка заиграла снова. Господи, только не это, подумал Ребус. Только не «Красный петушок»[43]. На видео петушок, казалось, проявлял интерес к светловолосой девушке, пришедшей утром в курятник собирать яйца.
— Держи, Чик. Будь здоров.
— Сланджи.
Чик пригубил виски и покачал головой:
— Не, это точно не «Граус». Видели его?
— Видел.
— И это тот, кто вам нужен?
Ребус протянул сложенную десятку, которую Чик сунул в карман.
— Он самый, не сомневайся.
Дик Торренс сам стал проталкиваться в их сторону через толпу. Но потом внезапно остановился, перегнулся через кого-то и похлопал Ребуса по плечу:
— Джон, я сейчас… — Он мотнул головой в сторону туалетов сбоку от сцены. — Буду через минуту.
Ребус согласно кивнул, и Торренс двинулся сквозь толпу дальше. Чик Мьюир допил виски.
— Я исчезаю, — сказал он.
— До встречи, Чик.
Чик кивнул и, поставив пустой стакан на стол, направился к выходу. Ребус старался не слушать «Красного петушка», а когда из этого ничего не получилось, последовал за Торренсом в туалет. Он видел, как Дик по пути туда перекинулся несколькими словами с диджеем на сцене, потом толкнул дверь туалета. На ходу Ребус злобно посмотрел на певца, но толпа разогревала этого средних лет человека все сильнее и сильнее.
Дик стоял возле общего писсуара и хохотал, разглядывая рисунок на стене перед собой. На нем были изображены два футболиста из «Хартса» в гомосексуальном соитии, а над ними красовалась надпись: «Гол в ворота Джема Тартса!»[44] Чего еще ожидать в пабе на Истер-роуд? Вот в пабе на Горги-роуд ты наверняка увидишь такую же картинку, только с игроками «Хиба». Ребус убедился, что в туалете больше никого нет. Дик, обернувшись, увидел его:
— Джон, мне на минутку показалось, будто тебе нравится разглядывать мужские члены.
Но Ребус пребывал в серьезном настроении:
— Мне кое-что нужно от тебя, Дик.
Торренс крякнул.
— Помнишь, ты сказал, что можешь достать что угодно?
— Что угодно. От группового секса до пистолета, — процитировал себя Дик.
— Мне нужно второе, — просто сказал Ребус.
Дик Торренс посмотрел на него, словно в ожидании каких-то пояснений. Но потом снова крякнул, застегнул ширинку и направился к раковине.
— У тебя могут быть неприятности.
— Могут.
Торренс вытер руки о грязное полотенце на ролике.
— Когда тебе надо?
— Как только, так сразу.
— Что-нибудь конкретное?
Теперь они оба говорили серьезно, тихими, ровными голосами.
— Любой. Сколько?
— До двух сотен. Ты уверен, что тебе это надо?
— Уверен.
— Но ты можешь получить лицензию и купить легальный пистолет.
— Могу.
— Но, вероятно, не хочешь.
— Тебе не нужны подробности, Дик.
Дик опять крякнул. Дверь распахнулась, и вошел молодой человек, улыбаясь одной стороной рта, потому что из другого угла торчала сигарета. Он, не обращая на них внимания, направился к писсуару.
— Дай твой номер. — (Парень полуобернулся на них через плечо.) — Перед собой смотри, сынок! — рявкнул на него Торренс. — Собаки-поводыри нынче ужасно дуроги.
Ребус вырвал листок из записной книжки.
— Два номера: один домашний, другой рабочий, — сказал он.
— Позвоню.
Ребус распахнул дверь:
— Угостить тебя?
Торренс отрицательно покачал головой:
— Мне пора. — Он помолчал. — Ты уверен?
Джон Ребус кивнул.
Когда Дик ушел, Ребус купил себе еще порцию. Его трясло. Сердце колотилось. Хорошенькая женщина пела «Золотую ленту», и пела неплохо. Ей достались в этот вечер самые громкие аплодисменты. К микрофону подошел диджей и повторил имя исполнительницы. Снова захлопали, а ее бойфренд помог ей спуститься со сцены. Рука у него была вся в золотых кольцах. Диджей представлял следующего исполнителя:
— Знаменитый старый хит «Король дороги». Поприветствуем Джона Ребуса!
Последовали хлопки, и люди, которые знали Ребуса, опустили стаканы и повернули голову.
— Сукин ты сын, Дик! — прошипел он.
Диджей оглядывал толпу:
— Джон, ты все еще с нами?
Публика тоже озиралась. Позднее, как понял Ребус, кто-то, вероятно, показал на него, потому что неожиданно диджей сообщил, что Джон стесняется, но он здесь — стоит у бара в черной стеганке, уткнувшись носом в стакан.
— Так что давайте-ка попросим его еще громче.
Аплодисменты, подбадривавшие Джона Ребуса, который повернулся лицом к толпе, зазвучали еще громче. Ему еще здорово повезло: Дик мог снабдить его пистолетом здесь и сейчас. А ведь и одной пули хватило бы.
Дика Торренса переполняла ненависть к самому себе, но он все равно позвонил. Позвонил из телефона-автомата рядом с пустырем. Несмотря на поздний час, ребята еще катались на велосипедах по бугристому асфальту. Из ящика для молока и двух досок они соорудили что-то вроде трамплина и прыгали с него в темноту, тяжело приземляясь на страдальческие шины.
— Это Дик Торренс, — сказал он, когда на другом конце сняли трубку.
Он знал, что ему придется подождать, пока его имя не передадут куда нужно. Он уперся лбом в стенку будки, пластмасса была холодная. «Нам всем приходится взрослеть, — сказал он сам себе. — Печально, но факт. Питеров Пэнов в наши дни не бывает».
Наконец его соединили, на том конце сняли очередную трубку.
— Это Дик Торренс, — повторил он, в чем не было нужды. — У меня есть новостишка…
18
В среду утром на работу Ребус явился на удивление рано. За ним такого не водилось, и его несвоевременное появление в уголовном отделе заставило более пунктуальных коллег посмотреть на него дважды, чтобы убедиться, что они не лежат еще в теплых постелях и им не снятся сны.
Но близко к нему они подходить не решались — Ребус с утра обычно пребывал в нелучшем настроении. Но сегодня ему нужно было появиться на работе, прежде чем начнется обычная дневная толкотня, а ему не хотелось, чтобы люди знали, какую информацию он извлекает из компьютера.
Впрочем, информации про Ангуса Грэхема Фэрмайла Гибсона было немного. В основном появление в общественных местах в пьяном виде, что обычно сопровождалось всевозможными выходками. Сбить шлем с полицейского, — казалось, у молодого Гибсона и его дружков не было занятия веселее. Было и другое развлечение — ехать еле-еле в машине вдоль тротуара в районе, известном своими проститутками, или забраться в квартиру приятеля через окно (при потерянном ключе) — и оказаться в чужой квартире!..
Но все это прекратилось пять лет назад. С тех пор и до сего времени если Гибсон и преступал закон, то по мелочам — превышение скорости или нарушение правил парковки. По крайней мере, ничего другого в полицейских материалах на него не имелось. Ребус без особых надежд набрал имя Бродерика Гибсона. Сюрприза не случилось. Юношеские проделки старшего Гибсона можно было обнаружить лишь в старых заплесневелых папках, пылящихся где-то в архивах, если предположение, что на него что-то есть, не высосано из пальца. Просто у Ребуса было такое ощущение, что человек, входивший в «Шотландский щит и меч», на протяжении своего жизненного пути наверняка хотя бы раз попадал в каталажку за нарушение закона или общественного порядка. Единственным исключением, возможно, был Мэтью Вандерхайд.
Ребус позвонил по телефону — убедиться, что вчерашняя договоренность о встрече остается в силе, потом выключил компьютер и вышел из здания как раз в тот момент, когда осоловелый старший суперинтендант Уотсон входил в дверь.
Он занял место в помещении для посетителей офиса газеты и в ожидании, пока его не пригласят, принялся перелистывать выпуски за прошлую неделю. Несколько ранних пташек с купонами игры «Найди мяч»[45] или еще какой-то викторины вместе с несколькими охотниками за удачей толпились у стола рекламных объявлений.
— Инспектор Ребус.
Она вышла к нему, обогнув внушительный стол, за которым сидел суровый охранник, не сводивший глаз с Ребуса. На ней уже был дождевик, так что экскурсии по офису не предполагалось, хотя она уже несколько недель обещала ему это.
Звали ее Мейри Хендерсон, и лет ей было немного за двадцать. Ребус познакомился с ней, когда она писала подытоживающую статью по делу Грегора Джека. Ребусу хотелось поскорее забыть эту безобразную историю, но Мейри была настойчива… и убедительна. Она только что закончила колледж, где получала награды за студенческие журналистские работы и заметки, которые писала в ежедневные и еженедельные газеты. Она еще не насытилась, и Ребусу нравился ее азарт.
— Идемте, — сказала она, — умираю с голоду. Угощу вас завтраком.
И они отправились в маленькое кафе-булочную на Саут-Бридж, где им предстояло сделать нелегкий выбор. Что-что, еще рано для пирожков? И для фруктовых булочек рано? Ну, тогда придется есть как все — кровяную колбасу с глазуньей.