Зона вечной мерзлоты - Анатолий КОСТИШИН

– Ты что здесь делаешь? – спросил я озадаченно.

– Работаю, – деловито ответил он. – Это мой объект.

– Объект, – тормознуто переспросил я, ничего не понимая.

– У каждого на Клюшки есть постоянная работа, за которую он конкретно отвечает, – просветил Никитон. В принципе я это и без него знал, правда, мы с Комаром еще не получили своих объектов. – Я выбрал свинарник.

– Почему?

– Из-за Стюардессы, – с нежностью и теплотой в голосе произнес Никитон, из глубины свинарника выползла старая облезлая колли и неторопливо поплелась к Никитону, тот, завидев ее, засиял как майская роза.

– Хорошо, когда собака друг человека, – сказал я.

– Угу, – согласился Никитон, – плохо, когда наоборот, – он достал из кармана брюк расческу, принялся расчесывать Стюардессу, говоря ей при этом нежные, ласковые слова.

– Что мне делать? – поинтересовался я.

– То же что и я: разносить свиньям корм, потом почистить в каждом хлеву, особое внимание уделить Фросе.

– Это кто такая?

– Наша кормилица, – с гордостью просвещал Никитон, улыбаясь. – Свиноматка. Каждый раз приносит не меньше двенадцати поросят.

– Вот, это мать-героиня! – восторженно присвистнул я.

Часа через два мы управились со всеми делами. Никита остался довольный моей работой. Я увидел в углу сваленные в кучу велосипеды и несколько мопедов.

– Это что за свалка? – спросил я.

– Кузи нет, чтобы починить, без нее никто не сделает.

– Кто такая Кузя?

– Скоро сам увидишь, – Никитон приятно усмехнулся. – Она у нас единственная и неповторимая, даже Щука с ней не связывается.

– Грозная такая, что ли?

Никитон на секунду задумался.

– Она, конечно, без башни, но с сердцем в душе.

Меня удивила такая странная характеристика, тем более данная пацаном, близким другом Щуки.

– Комар мог бы починить велики, он любит в технике ковыряться.

– Без Кузи не дам, но ей скажу.

– Однако, – выдавил я из себя.

– Что, однако, – ухмыльнулся Никитон. – Удивлен, что Клюшка не такая страшная, как кажется на первый взгляд. Будь Чеком и Клюшка тебя примет.

– Быть кем? – не понял я.

– Человеком, – глухо ответил Никита.

Возвращались мы в корпус молча, было уже темно. На следующий день я попросил Железную Марго выделить мне в объект свинарник. Она была крайне удивлена моим выбором, но не отговаривала, утвердила его.

Осенью, когда с остальных деревьев, росших перед фасадом и сбоку от Клюшки, уже облетала вся листва, на обоих дубах еще держались кроваво-красные листья, крепко державшиеся за ветки. Это были мощные деревья, глубоко пустившие корни в плодородную, всегда влажную почву; на одном из них был большой сук, опускавшийся почти до земли. Обитатели могли влезать на него и перебираться по другому суку на соседнее дерево. В пасмурные дни они напоминали засохшую кровь, но когда на небе проглядывало солнце, деревья так и пылали на фоне далеких холмов. Когда дул ветер, листья крепко держались за ветки, шепча и переговариваясь. Казалось, сами деревья ведут между собой разговор.

Шелест сухих, опадающих листьев, которые ветер кружил, гнал и сбивал в кучу, казался мучительным предсмертным вздохом, наполнял Клюшку глубокой и безысходной тоской. В октябре намокшие листья тяжело падали на землю, дождь немилосердно прибивал их к ней. Они, желтые, красные, золотистые медленно исчезали в своем прощальном танце. Им уже было не дано вспыхнуть последним золотым блеском в небе.

В октябре директор решил спилить старые дубы. Он нанял рабочих из ЖКХ, те приехали с бензопилами. День был холодный, но солнечный, и деревья напоминали большие костры на фоне далеких серых полей и холмов. На их защиту высыпала, как горох, вся Клюшка.

– Я не дам вам спилить деревья! – порывисто воскликнула Железная Марго. – Это недопустимо, – кричала она. – Вы их уберете, через мой труп, – как скала, стояла старший воспитатель.

– У меня есть предписание пожарников, – нервно доказывал Папа. В нем была какая-то слепая, даже глупая решимость. – Деревья закрывают окна, воспитанники по ним постоянно лазят, подвергают свою жизнь опасности.

– Нет! – крикнула Марго. – Этим дубам больше сто лет. Не вы их сажали, не вам их спиливать. Я вам это не позволю сделать, – у Марго был странно неподвижный взгляд. – Я отдала Клюшке двадцать лет, вы пришлый человек, хоть и директор, не понимаете, что для нас эти деревья.

Папа понял, Марго не переступишь.

– Хорошо, – недовольно произнес он. – Ваша пока взяла, – и он отступил, дал команду рабочим уйти.

Мы как дураки радостно заголосили. Впервые мы чувствовали себя сопричастными к великому делу, сохранения гордости Клюшки. Мы с Марго отстояли дубы, радости было полные трусы.

Был ясный, словно промытый долгими дождями, октябрьский субботний день. Небо было голубым, как талый лед. Большой Лелик предложил организовать маленький пикник: посидеть, подышать свежим воздухом, развести костер, сварить чаю, испечь картошку. Желающих сходить на природу набралось человек десять, самое странное, что с нами пошел Никита Смирнов со Стюардессой. Большой Лелик отпросил всех нас у Марго до ужина. Решено было идти к озеру Танцующих Хариусов. Мы с Комаром там не были, но по рассказам Зажигалки, место офигенно красивое. Через час мы уже были у цели. Осталось пройти бурлящий Логовиш, небольшую речку, через которую было перекинуто длинное, толстое бревно. Первым прошел Серый, за ним героически пошел Большой Лелик. Он несколько раз останавливался и балансировал руками для равновесия. Все с напряжением наблюдали за воспитателем. Он не подвел, благополучно добрался до другого берега и весело стал нам махать рукой. Комар пошел после Лелика, за ним другие. Не прошедших через реку осталось четверо: я, Зажигалка и Никитон со Стюардессой. Первым пошел Зажигалка, когда он уже прошел половину пути двинулся Смирнов. Стюардессу он взял на руки, прижав к груди.

– Я боюсь, – неожиданно признался Никитон. – Я не умею плавать.

Шаги его были мелкими и неуверенными. Каждое его движение подчеркивало, живущий в нем страх. Никитону осталось сделать каких-то десять-двенадцать шагов, как он неожиданно сорвался и вместе со Стюардессой упал в реку, быстрое течение сразу их подхватило и понесло.

Все на берегу нервно загалдели, как сороки. Первым бросился спасать Смирнова Зажигалка. Я, как был в болоньевой куртке, прыгнул с бревна в воду и провалился в невероятный, немыслимый холод. На бесконечно долгое мгновение у меня перехватило дыхание и, как мне показалось, остановилось сердце. Мои легкие превратились в два стиснутых кулака. Сознание на некоторое время выскользнуло из тела, душа убежала в пятки. В тело впились тысячи иголок, кровь бешено пульсировала. Холод был убийственный. Вода обжигала, как огонь, кажется, даже мозги замерзли напрочь.

Зажигалку течение прибило к меляку, он встал на ноги и, что-то кричал вдогонку Никитону, чья голова периодически скрывалась под водой, но потом он выныривал, бешено колотя вокруг себя руками. Стюардессу также закинуло на меляк, она бегала, как окаянная по пятачку и надрывно гавкала, но в воду боялась прыгать. Комар побежал по берегу, вычислил глазом, в каком месте можно перехватить Никитона, и прыгнул в воду. Течение его также быстро понесло. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы не смекалка Комара, ему действительно удалось перехватить Никитона и схватиться за корягу, которая торчала, как дерево из бурного потока реки. Через мгновение и я к ним доплыл. Дальше уже было дело техники, благо на тренировках в бассейне меня до автоматизма научили спасению утопающих. Артур, тренер, считал, что нам это надо обязательно знать, он оказался прав. Мы вдвоем с Комаром вытащили на берег Никитоса. Я, часто-часто дыша, выпрямился, сердце мое было готово выпрыгнуть из грудной клетке. От холода зуб на зуб не попадал. Рядом стоял на полусогнутых ногах Валерка, с прилипшими к лицу волосами. Никитон лежа на траве, вертел головой, не веря, что не утонул. Зажигалка вместе со Стюардессой выбрались на берег чуть ниже нас.

– Ты цел, все нормально? – нервно спросил меня Валерка. – Ты мог погибнуть, – губы Комара от холода посинели. – Ты понимаешь, что бы со мной тогда было? Я бы умер без тебя, – без стеснения признался он, продолжая дрожать всем телом.

– Я цел, – клацая зубами, успокаивал я друга, – только колет под боком. – Я поднял глаза и посмотрел на Валерку. Вид у него был неважнецкий. – Ты как?

Комар подошел и, не стесняясь никого, при всех, обнял меня. Он постарался вложить в свое объятие все, о чем никогда мне не говорил, и, возможно, я его понял, потому что мне было хорошо как никогда оттого, что у меня такой заботливый и преданный друг.

– Аристарх, я всегда буду рядом с тобой, – шептал взволнованно Комар в ухо, вцепившись пальцами в руку с такой силой, что я поморщился от боли. – Со мной ничего не может произойти, – и столько в Валеркином голосе было уверенности, что я ему поверил.