Холодные сердца - Лайза Джуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кен выделил ему фургон, где он мог бы ночевать. В свою очередь, он делал здесь практически все: клал стены, устранял протечки, ремонтировал водопровод – одним словом, все хозяйство было на нем.
Рори постучал в дверь автофургона и отступил на шаг назад.
Через мгновение в дверях появился загорелый мужчина с обнаженным торсом. Его тело было словно высечено из камня, он выглядел довольно устрашающе. Он почесал бритую голову, широко зевнул, обнажая огромные запломбированные зубы:
– Все в порядке?
– Да, – ответил Рори со странным акцентом мокни, который появлялся у него всякий раз, когда он находился рядом с Оуэном. Каждый раз он болезненно ощущал это, но был не в состоянии контролировать свое подражательство.
– Ты только что проснулся?
Оуэн снова зевнул.
– Да, а сколько сейчас времени?
– Около часа.
– Черт, – выдохнул Оуэн. – Господи. – Он снова почесал голову: – Косячок?
Рори кивнул и забрался в фургон.
В фургоне был срач. Там пахло пыльной обивкой, размокшим мылом, копотью и кроссовками Оуэна.
Они с Кайли провели первую пару недель на ферме Кена тоже в фургоне. Потом переехали в дом-фургон. Как только у них родился ребенок, они переселились в сторожку, которая почти не уступала в комфорте дому Кена. И это была единственная польза от ребенка и единственное, что Рори беспокоило в связи с этим.
– Ужасная ночь выдалась? – спросил Оуэн, глядя на Рори и делая самокрутку.
– Бредовая просто, – ответил Рори. – Ребенок просыпался каждые два часа.
Оуэн закатил глаза и присвистнул.
Ребенка звали Тиа. Рори никто не спрашивал, как называть младенца. Он, по сути, не имел права голоса. Точно так же, как его никто не спрашивал о том, стоит ли им обзаводиться ребенком. В это время в прошлом году они были в Великобритании, якобы чтобы повидаться с семьей, но на самом деле, чтобы сделать аборт. Но Кайли совершенно неожиданно, за двадцать четыре часа до обратного рейса, передумала. И они полетели обратно с ребенком в животе Кайли.
Рори было двадцать четыре, когда родилась девочка. Ему казалось, что он сходит с ума. Какой, черт возьми, ребенок в двадцать четыре года? Ребенок доставляет одни проблемы. Отрыжка. Колики. И экссудативный отит.
Напрягал и новый режим дня. Но больше всего – плач по ночам. Это было самой большой проблемой. Из-за этого они ездили в город на прием к врачу чаще, чем надо. Потому что ей нужно было колоть антибиотики, давать лекарства. И это все еще сильнее усложняло жизнь и мешало Рори почувствовать себя настоящим отцом. К тому же он считал, что других такое положение дел тоже возмущает. Иначе и быть не могло, пронзительные крики из-за колик раздавались по семь, восемь раз за ночь и эхом разносились по округе. И с каждым днем стресс усиливался. Ферма Кена была именно тем местом, куда люди приходили в поисках спокойной, тихой и уединенной жизни.
Рори и Кайли на самом деле больше не могли выполнять это предписание. Oни постоянно злились друг на друга, огрызались, отпускали в адрес друг друга колкие комментарии, тем самым еще больше накаляя атмосферу. Ребенок то и дело плакал, и его отчаянные крики заглушали гул цикад, бренчание гитары, не говоря уже о неспешных беседах о жизни. Одним словом, они мешали этим жизнелюбивым людям хорошо проводить время, жить припеваючи и пребывать в состоянии неизменной экзальтации.
– Вот, – сказал Оуэн, открыв небольшой холодильник и передавая Рори холодную банку «Сан-Мигеля».
– Отлично.
Рори смотрел на маленькую банку пива в своей руке. Он несколько раз перекатил ее между пальцами, наслаждаясь нежданным «подарком», а потом задумался.
– Сегодня Пасха, – проговорил он.
– О, точно, – сказал Оуэн. – Раньше ты как-то по-особенному проводил этот день?
Рори покачал головой.
– Нет. На самом деле, нет. Не могу сказать, что в нашей семье придерживались каких-либо религиозных традиций. Но мы всегда праздновали Пасху. Это был любимый день моей мамы.
– Был? – спросил Оуэн. – Она что, умерла?
Рори рассмеялся.
– Нет. Она совсем не умерла. Просто… – Он откупорил банку и слизнул выползшую из-под крышки пену. – У меня был брат-близнец. Он покончил с собой. Прямо в день Пасхи.
Оуэн поморщился.
– Дерьмово. Сколько ему было?
– Шестнадцать. Только исполнилось. Он повесился. Да, вот так. – Рори уже больше не злился на Риза. За эти несколько лет, проведенных в Испании, в какой-то момент, – он даже не мог сказать, когда точно это произошло, – он перестал сердиться. Просто сейчас ему было грустно, грустно, что он никогда не интересовался, чем жил Риз, чем занимался, с кем общался и почему покончил с собой. Ему было грустно, что Риз никогда не станет отцом и у него никогда не будет любимой девушки. А у Рори никогда больше не будет брата. Он жалел, что злился на него вместо того, чтобы грустить из-за этой утраты. Ему было печально, что он никогда не сможет сказать ему, что сожалеет о том, что был таким никчемным братом.
– Дерьмово, – снова сказал Оуэн. – А почему он это сделал?
Рори пожал плечами.
– Понятия не имею, – ответил он. – Он даже не оставил предсмертной записки. И никогда никому ничего не говорил. – Плечи Рори поникли. – Так-то вот. Чертова Пасха. Черт бы ее побрал.
– Да, – сказал Оуэн, – понимаю. Это жестко, на самом деле жестоко. А как твоя мама перенесла это?
Рори улыбнулся.
– Моя мама… – начал он, толком не зная, что и сказать. – Ох, – сказал он, – моя мама очень необычный человек. Видишь ли, у нее есть собственный способ борьбы с подобными вещами. Она не похожа на других людей. Можно сказать, что она справилась с этим благодаря тому, что променяла моего отца на нашу соседку.
Оуэн приподнял бровь и забил косячок.
– Да ладно!
– Да. «Поздно распустившиеся лесбиянки», так она называет себя и ее. Как будто говорит о деревьях или цветах.
– И что, они живут вместе?
– Да. В нашем доме с детьми этой женщины. И моя сестра тоже там живет. А отец живет в другой половине дома.
– Ого! А где эта соседка жила раньше?
Рори рассмеялся.
– Они продали ее дом. А наш дом представлял собой два отдельных коттеджа, поэтому они просто снова поставили стену и стали ходить через другую дверь, а вещи отца перетащили на другую половину дома. Так что теперь он их сосед.
Оуэн усмехнулся.
– Как же я люблю слушать про семьи других людей, – сказал он. – Это всегда заставляет меня лучше думать о моей собственной. – Он прикурил косяк и затянулся. – А твоя сестра, сколько ей лет?
Рори прищурился.
– Ааа, Бет? Она почти на три года старше меня. И у меня есть еще одна сестра. Мэг. Она почти на пять лет старше. Она живет в Лондоне, и у нее куча детей.
– И раньше у тебя еще был брат.
– Да. – Рори грустно улыбнулся. – Был брат.
– Печально. Да.
Оуэн передал ему косячок.
– Твое здоровье.
Пару мгновений они сидели в полной тишине. Рори в деталях рассмотрел вагончик Оуэна: календарь с голыми девицами, аккуратно висевшие ненадеванные рубашки поло, пузырек лосьона после бритья «Курос», стоявшие в рядок дизайнерские кроссовки, валявшийся на столе золотой браслет.
– А как насчет тебя? Что ты делаешь здесь?
– Просто однажды утром я проснулся и понял, что сыт по горло всей этой сытой жизнью. Разговорился с парнем в пабе, который только что вернулся с какого-то этнического фестиваля, и решил, что мне бы там понравилось, потом поговорил с другим парнем, певцом из группы, тот сказал, что его отец жил в коммуне в Испании. Как-то так.
Рори покачал головой. Все это он уже знал.
– Ну а если серьезно. Почему ты здесь? Чего ты хочешь?
Оуэн рассмеялся.
– Найти путеводную нить, – ответил он.
Рори тоже рассмеялся. А потом вдруг резко остановился, услышав знакомый звук. Это в соседнем дворе кричала Тиа.
– Бедная малышка, – сказал Оуэн.
Рори кивнул. Хотя иногда ему было трудно проявлять симпатию к собственному ребенку.
– А ты? – спросил Оуэн. – Чего хочешь ты?
Рори улыбнулся, а потом опустил голову на грудь. Он посмотрел на Оуэна и вздохнул.
– Думаю, – проговорил он, впервые озвучивая мысль, глубоко похороненную в душе. – Думаю, что хочу вот что. – Он сделал паузу. – Я хочу оставить прошлое позади и двигаться дальше.
Оуэн понимающе кивнул и взял косяк у Рори.
На улице надрывался от плача его ребенок.
7
1-я суббота января 2011 года
Дорогой Джим,
С НОВЫМ ГОДОМ!!!
Как же хорошо иметь кого-то, кому можно отправить это сообщение! О, да, я знаю, что у меня трое детей, но (я изо всех сил старалась найти способ, чтобы написать им поздравления, не считай меня полной дурой) мы, к сожалению, отдалились друг от друга. От этих слов меня бросает в дрожь. Мне кажется, сейчас я могу рассказать тебе. Да, я не видела ни одного из троих своих детей с тех пор, как похоронила свою подругу. Это случилось более четырех лет назад. Я говорю с моей старшей девочкой по телефону, однако наши разговоры, как правило, заканчиваются ссорой, поэтому стараемся не звонить друг другу слишком часто. Со своим единственным сыном я переписываюсь по электронной почте, когда у него получается. Не то чтобы он был очень занят, просто он живет достаточно беспорядочной жизнью. Может быть, когда-нибудь я расскажу тебе о похождениях Рори, но не сейчас. Мне сложно об этом говорить, поскольку все это характеризует меня как не очень хорошую мать.