Журнал «Вокруг Света» №06 за 1989 год - Вокруг Света

Но и завтра и все последующие дни Камбула явно избегал меня.

10

Все дни до отплытия я проверял наше снаряжение. Воздушный компрессор, гидрокостюмы, баллоны со сжатым воздухом, акваланги, насосы, моторы, рекомпрессионная камера — нужно было еще раз удостовериться, что все работает отлично.

Лихорадка приготовлений захватила и Карен. По мере того как приближался день отъезда, ей все труднее было скрыть нетерпение.

Однако доктор Инглби свалился с очередным приступом подагры, и Карен пришлось остаться с ним дома.

Отплывали мы на рассвете. Последнее, что я увидел, когда судно выходило из Дурбанской гавани, была одинокая хрупкая фигурка Карен. Она стояла на краю пирса и махала нам вслед.

Суорт взял курс на юг, и «Мэри-Джо» весело покачивалась на волнах, словно наслаждаясь вновь обретенной свободой.

— Хорошо идем,— сказал мне Барри.— Суорт считает, что, если погода не изменится, будем на месте задолго до наступления темноты — даже если сделаем крюк, чтобы зайти в Сент-Джонс.

Я и не заметил, как мы миновали залив Гровенора, обогнули мыс и перед нами отвесной стеной встал утес Водопадов. Полупрозрачное облако водяной пыли, пронизанное солнечными лучами, казалось распушенным хвостом гигантской экзотической птицы.

Но вот и водопад остался позади, а несколько часов спустя «Мэри-Джо» бросила якорь в устье Умзимвубу в Порт-Сент-Джонсе.

Лукас и Ривельд уже ждали нас и, поднявшись на борт, бурно всех приветствовали. Особенно старался Лукас — дарил улыбки налево и направо, рассыпался в уверениях дружбы, скрепляя слова рукопожатиями. Добродушно похлопав Барри по спине, он осведомился, все ли прошло как надо. Потом пригласил всех в кают-компанию.

Когда Лукас предложил тост за успех предприятия, Суини поднял бокал, но было видно, что он не разделяет оптимизма Лукаса. И раза два я ловил на себе его холодный испытующий взгляд.

Пирушка явно не удалась. У Барри тоже вдруг резко изменилось настроение. Хватив лишку, он смеялся чаще и громче обычного и явно чувствовал себя не в своей тарелке, хотя я и не мог понять, в чем причина его нервозности. Возможно, на него угнетающе действовало присутствие Суини или отца.

Биллем Фурье сидел рядом с братом, утопив в огромном кулачище пустой стакан. Я заметил, как жадно он смотрит на бутылку бренди, но Хендрик шикнул на него, и тогда Биллем стал пристально изучать пол у себя под ногами.

Откинувшись на спинки стульев, Хендрик и Суорт вежливо беседовали с Лукасом, обращаясь к нему с подчеркнутым уважением и почтительно называя его «сэр». Барри они называли «мистер Ривельд», а он не забывал обращаться к ним «мистер Суорт» и «мистер Фурье».

Первым из-за стола поднялся Суорт. Он резко встал, сказав, что должен вернуться на мостик. Вслед за ним, как по команде, поднялись и остальные.

Но когда к двери направился Барри, его окликнул Лукас.

— Останься на минутку, Барри,— сказал он небрежно.— У меня к тебе деловой разговор. Поди сюда, присядь. Это ненадолго.

Но разговор затянулся: ни Барри, ни Лукас, ни Суини не показывались наверху, пока мы не подошли к рукаву, ведущему в залив Гровенора.

В сумерках я различил тощую фигуру Бена: он ждал нас и отчаянно замахал рукой, когда мы подошли ближе. Перегнувшись через перила мостика, я помахал ему в ответ. Через минуту мы уже обнимали друг друга.

Место для лагеря было выбрано удачно. Спрятанный за ветвистыми деревьями, он расположился на берегу реки и, хотя до пристани можно было дойти пешком, находился достаточно высоко по течению, так что в воде не чувствовалось привкуса соли.

Бен с гордостью показал свои владения. Он был в отличном расположении духа. Но, когда тем же вечером я назвал ему имя капитана «Мэри-Джо», Бен заметно погрустнел.

— Ник Суорт — сволочь! — воскликнул он.— И о чем мы только думали, когда Лукас пришел покупать паи! Теперь-то уж что жаловаться: вляпались будь здоров. Мы теперь с ними повязаны — с Ником Суортом и со всеми остальными.

Мы с Беном еще долго сидели в тот вечер и болтали, потягивая ром. Около одиннадцати, когда все давно уже спали, я, пожелав Бену спокойной ночи, отправился к себе в палатку, освещая дорогу фонариком. Через полчаса я уснул.

Меня разбудил негромкий шуршащий звук, словно сквозь траву пробиралось маленькое животное. Я замер. Через секунду звук повторился, и мне стало не по себе. Со всех сторон меня обволакивала недвижная темнота, густо-чернильная в дальнем углу палатки и млечно-белая в проеме двери. Я напряженно вслушивался, пытаясь уловить новые звуки, но тщетно. Шли секунды, минуты... Я уже было расслабился, как вдруг услышал шорох, доносившийся из-под кровати, и легкое осторожное дыхание. Напрягшись, я рывком откинул одеяло, но в этот момент чья-то рука крепко зажала мне рот. Я судорожно пытался вырваться, однако железные тиски сжимали меня все сильнее, и вдруг прямо над ухом я услышал взволнованный шепот:

— Нкози... тс-с... тс-с... не надо шуметь. Это я, Камбула... Нкози, пожалуйста, молчи, или мы оба умрем. Ты понимаешь, что я говорю?

Пондо не убирал руки, пока я не кивнул, потом он отступил на шаг и простерся ниц подле моей кровати. Я вскочил и уставился на него.

— Камбула! Что ты здесь делаешь, черт бы тебя побрал?!

— Тс-с... Тихо, нкози. Прости, но у нас мало времени. Слушай меня внимательно. Я пришел сказать тебе, что это место проклято. Здесь зло, много зла. Ты не должен оставаться здесь. Ничего хорошего из того, что ты собираешься делать, не выйдет. Уходи скорее, пока зло не настигло тебя... Я пришел предупредить, чтобы ты уходил, пока не поздно.

Подавшись вперед, я нетерпеливо потряс Камбулу за плечо.

— Глупости. Как я могу уйти? Мы только приехали и завтра начнем работать. Лучше скажи, чего ты боишься.

Но Камбула молчал, словно все еще надеялся, что я изменю свое решение.

— Ну? — нетерпеливо настаивал я.— О чем ты хотел мне рассказать?

С минуту он не мог решиться, потом начал говорить, торопливо и сбивчиво:

— Я знаю, где твой отец. Да, нкози, твой отец — человек, которого называют Джон Фрейзер.

Я глядел на Камбулу, чувствуя, как кровь стынет в жилах. Вдруг тишину разорвал крик козодоя. Камбула вскочил на ноги.

Несмотря на темноту, я увидел, как округлились от страха его глаза.

— Подожди! — хрипло выдохнул я.— Не уходи. Я должен знать... Ты должен сказать мне...

— Здесь нельзя разговаривать,— прошептал Камбула.— Я расскажу тебе все потом, в безопасном месте.

— Но где, когда?

— Есть одно место, нкози, на другом берегу реки. Там, где в море падает большая вода. Ты знаешь, где это?

— Утес Водопадов,— кивнул я.

— Хорошо,— сказал он с удовлетворением.— Через два часа я буду ждать тебя в маленькой пещере за водопадом. Пусть только никто не видит, как ты покидаешь лагерь. Будь осторожен, нкози, будь осторожен!

Перед самым уходом Камбула дотронулся рукой до моего лба, и в слабом свете я увидел улыбку, на мгновение озарившую его лицо.

— Бааси,— прошептал он и с этим полуприветствием-полупрощанием исчез.

11

Я потянулся за сигаретой и только тут заметил, что у меня дрожат руки. Присев на край кровати, я глубоко затянулся и попытался осмыслить услышанное.

Фрейзер был мертв. Я и мысли не допускал, что он здесь, в Южной Африке, и что Камбула знает, где он находится. Так не могло быть: я в это не верил и не хотел верить.

Я вырос с мыслью, что отца нет в живых. Тетя Ида не раз говорила, что, если он еще не умер, ему бы следовало это сделать. Дядя Чарли всегда считал его покойником, и даже мать говорила об отце только в прошедшем времени. Но — в сторону сантименты. Допустим, отец жив, однако только безумец мог вернуться сюда, в единственную на всем земном шаре точку, где его хорошо помнят и почти наверняка узнают. Нет, это лишено всякой логики. Хотя, с другой стороны, в последнее время произошло немало событий, которые мне трудно объяснить.

Главное, Камбула знает, кто я такой. Он назвал меня «бааси» — маленький господин. Очевидно, он называл меня так, когда я был ребенком. Значит, он служил у моего отца, и теперь былая преданность заставила его прийти ко мне глубокой ночью и предупредить... Но о чем? Камбула был смертельно напуган. Чего он боялся? Джона Фрейзера? Я покачал головой. Здесь кончались факты и начиналась область фантазии. Так, по крайней мере, подсказывал здравый смысл. Я сидел в палатке в полной темноте уже с час и все думал, думал...

Однако надо было собираться: до встречи оставалось совсем немного времени. Надев темную рубашку, черные брюки и альпинистские ботинки, я неслышно выскользнул из палатки. Все спали. Взошел бледный месяц и осветил лагерь — несколько палаток: одна, в центре, чуть побольше — кухня, с краю четким квадратом темнел фургон доктора Инглби. Напротив палатки, где спали наемные рабочие, еще тлели угли костра.