Время своих войн-1 - Александр Грог
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут озадачивается даже привычный ко всякому Извилина.
- Классиков читать надо! - назидательно говорит Петька-Казак. - Там прямые указания. Первым делом ищем - где свинтить гайку? Можно чисто по классике, прямо с рельсов, но где их там найдешь! - это не у нас дома - рельсы в Европах, между прочим, редкость, потому лично я рекомендую парковые скамейки. Но тут, сами понимаете, придется свинчивать не меньше, чем пару - калибр не тот. Лесочку наматываем на баночку - пивную разумеется, крючок - на него кусочек сыра - самое то!
- На сыр бы и я клюнул! - говорит Миша-Беспредел причмокивая.
- Стоишь себе на мостике, на перила с баночкой опираешься - будто бы прихлебываешь, потом выбираешь момент, мизинец с гайками разжимаешь - пошелестели... Они там, эти форелины, под каждым пешеходным мостиком бульдогами раскормленными, сразу хватают - здоровые! С одной штуки два кило отборного краснорыбьего диетического мяса. Раз - и в сумку! И опять, вроде бы пивко потягиваешь, да лесочку на банку сматываешь. Хоть сколько народа - фиг кто заметит! Одно слово - бюргеры.
- Ну и хрена тебя туда занесло? - удивляется Лешка-Замполит. - Это же не к дому, а совсем в другую сторону!
- Я же говорю - из-за венгров!
- А венгры причем? Они тоже не с той стороны!
- А венгры из-за французов! - говорит Казак, окончательно всех запутывая.
- Не стоит венгерским кышбабам предлагать босоножки!..
(Юмор Извилины, для человека не знающего венгерского, столь тонок, что едва различим. "Кышбаба" - маленькая девочка, а "босо" к ножкам, получается столь непечатно, что даже в русском не рискнул искать аналогов.)
Леха жалеет, что в бане у Седого вроде бы все есть, только вот карты нет, чтобы кое-кого носом в нее натыкать, что хорошо бы сунуть Казаку в руки карандаш, чтобы он линию своего маршрута нарисовал, но что он, Леха, точно знает, так это то, что Францию сюда невозможно подвязать, даже если Казак путешествовал в состоянии чернейшего запоя.
- А Франция - это когда нам голубых навязали! - заявляет Казак.
Леха в сердцах плюется. Седой отвешивает ему несильного подзатыльника, потому как плевать в бане - большой грех. Банный не простит!
- Точно-точно, - подтверждает Казак. - Не будь я сам "черный банщик"!
Последняя шутка только для посвященных.
- Извилина подтверди про голубых! Недопонимают! - жалуется Казак.
- Их, если брать по грубому отсчету, навязали в 1996 году, а вот когда хорваты стали войну проигрывать, в 1999 штатовцы вмешались - обомбили там все, включая мебельные фабрики. Но опять получилось не так, как хвалились. По ходу, сербы их хваленые невидимые неуязвимые "Стелс" стали один за другим в унитаз спускать, заставили снять "на доработку", тогда-то ООН вошли в игру по самой полной, - говорит Извилина и поясняет специально для Лехи: - "Голубые" - это он про голубые каски!
- Точно-точно! - восклицает Петька. - Еще те уродцы! Снайпер с той стороны нашего добровольца подранил, так французский офицер, что со своим взводом назначен был миролюбие поддерживать, запретил его в госпиталь на вертолете - мол, это есть бандит, террорист, и одним словом - русский!.. На своем джипе ни за что бы не довезли - у него в живот было ранение - там дороги хуже наших. Тут как раз раненый серб умер, так сербы - молодцы! - подсуетились, французу сказали, что это "русский" умер, голову бинтами замотали и под сербским именем отправили. Джурич того серба звали. Сашка - случай будет - свечку поставь! Ты знаешь, как правильно... Какой там у нас с сербами общий святой?
- Георгий!
- Смотри-ка, и Командира так зовут!
- Он воинский святой, - говорит Сашка.
- Командир? - изумляется Петька.
- Тьфу! Прости, господи...
- Угу... Понял... Я француза не убил - не хотелось на сербов неприятностей навешивать, только морду расквасил малёхо, как уходить пришлось. Так вони случилось, словно с какого-то генерала! Вот отсюда и круголя писались. Потому как, только дурак пойдет той стороной, где его дожидаются. А когда в Австрию попал, даже обрадовался. Давно мне тот самый Суворовский "Чертов Мост" хотелось посмотреть - сто против одного, что кто-то из моей родни его штурмовал! Только австрияки там настолько тупые, настолько... - сколько не допрашивал - показать так и не смогли!
- Это не те Альпы! - неуверенно говорит Леха.
- Как не те? - искренне удивляется Петька-Казак, незаметно подморгнув Извилине.
- Тебе итальянские Альпы были нужны.
- Матка боська - холера ясна! - изумляется Казак. - Следующий раз в Сербию пойду другим маршрутом!
"Пятый" - Сергей, по прозвищу Извилина, знает, что следующего раза не будет, смотрит на Петьку-Казака и думает о том, что религии оживляют мучениками. Чем больше мучеников, тем живее религия. Всякая нация имеет свой собственный градус крепкости. Крепкость нации (учения, религии, системы) определяется тем - сколько ты готов за нее отдать, чем за ее торжество готов заплатить. Но всякая нация хранится в открытой посуде, выдыхается, ее градус надо поддерживать. Недаром всячески навязывается, что русским нечем козырять более поздним, чем Великая Отечественная, но и ту, не дождавшись, пока умрут последние ее свидетели, мажут грязью, перевирают. Замалчиваются проявление героизма и самоотрешенности в Чеченских войнах, Афганской и, тем более, добровольцев в Югославии. И это не имеет отношение к проблеме стыда - телевидение без всякого стеснения продает всяческий товар... Опустили градус, следя, чтобы не заквасилось нечто новое на этих "подконтрольных территориях", чтобы общность свою не ощутили...
--------
ВВОДНЫЕ (аналитический отдел):
12 апреля 1993-го десяток русских добровольцев и несколько сербов, защищая ключевую высоту Заглавак, выдержали серию атак мусульман. В пелене снежной бури озверевшие от крови и близости победы моджахеды неоднократно бросались на позиции русских. Бой длился четыре часа. Обороняясь в полуокружении, добровольцы понесли свои самые тяжелые, в рамках одного боя, потери: трое бойцов было убито и еще трое получили тяжелые ранения. Впоследствии мусульмане признали гибель в ходе боя более семидесяти своих бойцов, в том числе командира бригады. Около сотни "турок" получили ранения. По меркам той войны такие потери ударных подразделений считались серьезными. Как признают сербы, именно русским принадлежит заслуга в том, что Вишеград сейчас не в руках мусульман. Всего в Вишеграде сейчас девять могил русских добровольцев, одна из улиц города носит имя Козачка - она названа в честь казаков, воевавших там в 1993 году.
(конец вводных)
--------
- А что, во времени точно путешествовать нельзя?
- Нет. Пока нет.
- Жаль. У меня на одной станции счет не закрыт, - вздыхает Петька-Казак, чей ломаный когда-то нос сросся неправильно и стал с кривинкой.
Есть люди, для которых возраст, когда жизнь нисколько не важнее достоинства, так и не проходит. И ради него можно положить на весы шальной удачи собственную жизнь...
ПЕТЬКА - 60-е
Родители Петрова младшего уже в возрасте, а про него в деревнях судачат: Надо же, поздний, но удачный - наколдовала Петровна! - Это про мать так говорят, ее дар поминают, от которого отказалась. Есть времена, когда лучше от дара отказаться, чем от жизни, а есть времена - когда наоборот.
- Порох надо! - говорит отец - Петров старший и смотрит на младшего.
...На сельском дворе работа каждодневная, неостановочная. Это также естественно, как дышать. Еще и на "барщину" ходи! - изредка подшучивает старший Петров, называя "барщиной" колхоз - бестолковое для этих мест хозяйствование, где постоянный неурожай, и выжить способны только редкие хутора, разбросанные по "хлебным" местам - угодьям.
Колхоз "Рассвет" из отстающих - денег не платит нисколько, по трудодням выделяет немолотое зерно (и того мало) - мели сам себе. Но как-то справляются, даже привыкли.
Каждый в жизни ищет свой приварок. Петька с отцом ходят в лес - бить лосей и кабанчиков. Без "приварка" не выживешь. К соседям приходил агент, описывал хозяйство. Забрал ручную швейную машинку. Пропал "приварок"...
С каждого хозяйства по налоговому сбору положено сдавать сколько-то яиц, даже если не держишь кур, шерсть, не имея овец, молоко, а сверх этого специальный государственный налог деньгами, и еще (это непременно) свиную кожу - должно быть, в армию.
Отец едва не пошел на вторую отсидку, когда чуть было не "доказали", что он порося зарезал, а кожу с него не снял, не сдал. Но двоюродный брат в городе выручил - тут же зарезал своего недомерка и привез кожу.
Крестьянство, подрастерявшее уверенность в двадцатые, а остатки воли в тридцатые, выкобельство власти сносило покорно, как всякое иго. Когда-то дед, а потом и отец, пытались ставить заставы всякой новой глупости, что вроде настырной бабы, выставленой в двери, лезет в окно. Но деду это аукнулось по полной, а отцу сошло - подвалила война.