Славянский сокол - Сергей Самаров

Карл, как монарх мудрый и просвещенный, читал ситуацию по книге политической жизни, потому и понимал ее. А понимая, прощал, хотя и морщился. Он сам вчера сказал Алкуину, что полностью признать владычества франков саксы смогут только в следующем, еще не родившемся поколении. И это была правда. И эта правда распространялась на все другие народы, вошедшие в громадное по площадям и по этническому составу государство.

Сигурд выехал последним, как и положено рыцарю, возглавляющему свою партию. И занял место в ряду остальных рыцарей, повязанных синими шарфами, но сам такой же шарф повязать отказался. Франки повязали на себя красные шарфы. Синий и красный – цвета короля Карла.

– Я представляю здесь своего короля, – заявил герцог герольду. – И не могу выступать под чужим флагом. Пусть даже под половинкой этого флага. А спутать меня с другими рыцарями будет сложно… – он вызывающе захохотал. – Это покажет первая же схватка!

Герольд вынужден был согласиться, потому что удаление Сигурда с турнира за такое незначительное отклонение от правил существенно ослабило бы одну из сторон и вызвало бы обвинения в сторону короля и маршала турнира в нечестности. Все они понимали, что дан будет еще провоцировать их на резкие действия, и приготовились терпеть, надеясь на такой весомый контраргумент, как оружие своих рыцарей.

Еще раньше, представленные герольдом, выехали сначала простые воины-франки и встали строгим каре в левой стороне ристалища, за ними сборная партия противников, составленная в основном из саксов, хотя среди бойцов, как сказали королю, было немало и славян-вагров и даже славян-бодричей. Эти встали справа не слишком плотным, но грозным строем, чем-то напоминающим классическую фалангу, за исключением, естественно, передового ряда копьеносцев и ряда лучников, занимающих позицию или впереди фаланги или позади ее, в зависимости от вкуса полководца. Такое построение считается в фаланге обязательным. В турнирных же боях участие лучников ограничивается стрельбой по мишеням. А пеших копьеносцев, как таковых, в рядах синей стороны просто не оказалось.

Закончив представление, герольд обратил взор к королевской ложе. Маршал турнира граф Оливье, сидящий по-прежнему справа от короля, торжественно сделал отмашку маршальским жезлом, украшенным длинными разноцветными лентами, чтобы каждое движение маршала было заметно. Тогда, получив разрешение, герольд выступил вперед и громко объявил, что перед началом меле состоится поединок «а утранс», то есть на боевом оружии, между двумя представителями противоборствующих сторон.

– Солдат королевской армии Третьен из Реймса, – громко, чтобы всем было слышно, вещал герольд с середины ристалища, и ему слово в слово вторили малые герольды, расставленные ближе к углам прямоугольной площадки, – оскорбил и попытался затеять ссору с саксонским воином Гасом. За что был приговорен нашим государем Карлом Каролингом к повешению. Однако оскорбленный сакс в присутствии короля высказал желание сразиться с Третьеном из Реймса на боевом оружии до полной победы одного из противников. Король Карл, проявляя милость к осужденному и уважая право оскорбленного на ответные действия, поединок разрешил с тем, чтобы меч выявил победителя! В дополнение к сказанному сообщается, что данный поединок не является актом Божьего суда, поскольку вина Третьена из Реймса доказана и сомнению не подлежит, и несет в себе только значение суда воинской чести. Готовы ли воины? – спросил герольд.

Франкская когорта вдруг дружно застучала в щиты рукоятками мечей, щиты раздвинулись, и вперед вышел Третьен, поклонился королю, встретившись с Карлом глазами, наклоном головы во все четыре стороны поприветствовал берфруа и только после этого встал лицом к герольду.

– Я готов!

Следом за ним из первого ряда саксов, покачиваясь при ходьбе, на середину вышел Гас. Он поклонился только королевской ложе, причем глазами встретился не с монархом франков, а со своим эделингом, отчего у Карла сложилось впечатление, будто поклон предназначался исключительно Кнесслеру. Поклониться зрителям Гас или забыл или не счел нужным.

– Смертельный поединок требует от воинов принесения клятвы драться честно, с уважением друг к другу, не наносить ударов в спину и беспомощному противнику, не применять колдовских чар и запрещенного оружия. К запрещенному оружию на нашем турнире относится только кинжал. Готовы ли вы, воины, принести клятву?

– Клянусь Спасителем, я обязуюсь выполнять все правила! – громко ответил Третьен.

– Аск и Эмбля[24] да будут свидетелями того, что я буду драться честно! – свирепо воскликнул Гас, которому не терпелось скорее начать поединок.

– Пусть судьба определит победителя! – воскликнул герольд и плавно провел жезлом между соперниками, разрешая им начать бой.

Воины так же плавно сделали по шагу назад и заняли боевую стойку.

Третьен был выше сакса чуть не на голову, но, хотя он совсем не выглядел худосочным, Гас казался более сильным за счет необычайной ширины своих плеч и длины мощных рук. Противники вышли на бой в разном вооружении. На Третьене был обычный в королевской пехоте панцирь, напоминающий римскую мускульную кирасу. Завершалась кираса юбкой из узких металлических полос, скрепленных только поверху, чтобы не мешали передвижению и по возможности защищали низ живота и бедра. Аналогично юбке были сделаны рукава, прикрывающие плечо до локтя. На предплечьях жестко крепились цельнометаллические поручи, закрывающие только внешнюю, доступную удару сторону. На голове воина красовался шлем с гребнем в форме раскрытого навстречу противнику цветка лилии[25]. Свою кольчугу, в которой Третьен сопровождал графа Оливье до королевской ставки, франк умышленно сменил на пехотные доспехи, потому что кольчуга хороша при рубящих и не всегда выверенных ударах в общей сече, саксы же слишком хорошо владеют своей традиционной фрамеей, острой, как кинжал, и с тонким наконечником в форме пики. Если фрамея кольчугу и не всегда пробьет полностью, то в состоянии нанести множество небольших и недостаточно глубоких ран прямо сквозь кольца, что причиняет боль, вызывает большую потерю крови и отнимает у раненого силы. Отказался Третьен и от секиры, которой владел недурно. Секира тоже хороша для общего боя, когда каждый удар кого-то да достанет. В поединке же, особенно с противником ловким и подвижным, где каждый промах тут же может спровоцировать контратаку, секира может стать причиной гибели. И потому воин предпочел вооружиться куза[26], чтобы противостоять этим оружием фрамее. Довершали вооружение Третьена обычный длинный франкский меч в деревянных ножнах, передвинутый на поясе за спину, чтобы не мешал передвигаться, и круглый, слегка выгнутый деревянный щит, обтянутый кожей и обитый металлическими пластинами – украшениями и защитой.

Гас, в отличие от франка, предпочел почти не менять вооружение, считая, что привычка к чему-то бывает в бою полезнее, чем оружие более сильное, которым, однако, ты владеешь хуже. На нем была все та же короткая, чуть ниже пояса кольчужная рубашка с рукавами до локтя. Металлические кольца крепили на запястьях толстые кожаные поручи. На кожаные штаны только по бокам бедра и спереди нашито по металлической пластине, которые не мешают передвигаться, однако защищают только от рубящих ударов и не способны спасти от удара той же куза. Грудь Гаса в дополнение к кольчуге защищала голова волка, шкура которого, на манер римского плаща, была переброшена через плечо и каким-то невидимым образом прикреплена к кольчуге. Старинный меч в красивых резных ножнах, что привлек внимание к Гасу во время ссоры, сакс на бой не взял, вооружившись в дополнение к фрамее привычным каждому воину его народа двуручным скрамасаксом. Кожаный шлем, усиленный металлическими пластинами, и щит, почти такой же, как у франка, только совершенно плоский, довершали экипировку.

Ни тот, ни другой не желали откровенно броситься в атаку, зная, что на карту поставлена не только их собственная жизнь, но исход боя вдохновит или, наоборот, погасит боевой дух партии. Они осторожно передвигались по кругу, выискивая момент для удара и время от времени демонстрируя ложные выпады, которые заставляли каждого из соперников реагировать и предпринимать ответные защитные действия. Зрителям подобная осторожность не могла прийтись по душе, они желали быстрейшего развития событий, не понимая самого напряжения боя и не умея любоваться им. Только опытные воины смотрели одобрительно, чувствуя, что первый же промах может обернуться для любого из соперников смертью, и откровенно восхищаясь напряжением.

– Я начинаю думать, что игра будет интереснее, чем можно было ожидать, – сказал граф Оливье. – Оба противника прошли немало схваток перед тем, как показать нам свое мастерство.

– Странно, – сказал король, слегка повернувшись через плечо, чтобы стало понятно, к кому он обращается, – я сижу вдалеке от схватки, а каждая мышца моего тела повторяет движения бойцов. Такое впечатление, что я сам участвую в поединке.