Царское наследство - Мария Жукова-Гладкова

Я хотела заметить, что, по мнению британцев, характер значит больше, чем интеллект, но воздержалась. Тем более я не считала Вики дурой.

Клавдия Степановна опять наступила мне на ногу.

В это мгновение у меня зазвонил мобильник. Я взглянула на экран. Звонил Сигизмунд Сигизмундович Доброчинский. Интересно, еще из больницы или уже вылечился?

Я нажала на зеленую кнопочку, а мать Юрочки тем временем смешивала себе очередной коктейль – примерно десять частей джина на одну тоника.

– Бонни, твою мать! – заорал в трубке Сигизмунд Сигизмундович так, что дернулась даже сидевшая рядом Клавдия Степановна. В трубке тем временем звучала длинная и витиеватая матерная тирада.

– Успокойтесь, а то обширный инфаркт заработаете, – спокойно сказала я, врываясь в поток мата. – Или кондрашка хватит.

Сигизмунд Сигизмундович в трубке тяжело дышал.

– Ну что случилось? – спросила я. – Коллекция нашлась? Или ведра украли?

– Борька звонил, – выдохнул Сигизмунд Сигизмундович. – У него ваших телефонов нет. Ни твоего, ни Клавдии Степановны. В общем, он просил, чтобы вы немедленно ехали обратно.

– Что случилось?! – воскликнула я, вскакивая с места. Клавдия Степановна последовала моему примеру. Юрочкина мать тупо смотрела в высокий бокал.

– Всех деталей я не знаю, – вздохнул Доброчинский. – Но Борька сказал, что вы справитесь. Моих ребят не нужно посылать. Но срочно возвращайтесь. Бонни, почему ты мне не позвонила, что Борька жив? Ну неужели ты думала, что я брата предам? В общем, заезжай в больницу, когда сможешь. И говори, какая помощь нужна. Что бы ни потребовалось.

Глава 23

– Что могло случиться в моей квартире?! – недоумевала Клавдия Степановна, садясь в машину.

Я быстро тронулась с места.

– Бонни, я сейчас ему позвоню…

– Куда? На ваш домашний? Вы думаете, Борис Сигизмундович трубку снимет?

– Ах да… Но как же мы ему не оставили номера телефонов? И ведь его трубка где-то потеряна… Но кто же мог подумать, что в моей квартире что-то случится? Как ты думаешь, что?

– По-моему, вам лучше знать, что может случиться в вашей квартире, – заметила я. – Но наверное, пришла ваша дочь. Кстати, у кого есть ключи?

– У дочери. Но ты же знаешь мою Ленку! Ее появление не стало бы проблемой.

Я хмыкнула. Думала, как раз наоборот.

– Да Ленка бы за меня порадовалась! Мать олигарха прихватила. Его вся страна ищет, во всем мире гадают, куда подевался, а он у меня на кухне кашу ест. Ленка бы мной только гордилась!

– Он мог затопить соседей снизу. А у вас девятый этаж. Что, если вода дошла до первого?

– Ну как бы он кого-то затопил?! Подумай сама, Бонни.

– А если по закону подлости трубу прорвало? Мы же в России находимся. И Борис Сигизмундович ее сейчас рукой держит? Или телом дыру затыкает? Или воду с пола собирает всеми возможными тряпками? То есть вашей одеждой?

Мне, признаться, хотелось бы увидеть олигарха-диссидента за этим занятием.

– Вообще-то в этой стране кого угодно могло принести… – задумчиво произнесла Клавдия Степановна.

Я была с ней абсолютно согласна. Но не думала, что Борис Сигизмундович станет кому-то открывать дверь.

Наконец мы подъехали к дому моей русской знакомой, я быстро закрыла машину, и мы рванули в подъезд.

Клавдия Степановна открыла своим ключом дверь, мы ворвались в квартиру – и нам навстречу из кухни вышел Борис Сигизмундович.

У олигарха-диссидента тряслись руки.

– Что случилось?! – спросили мы в два голоса.

Он только безвольным жестом махнул в сторону комнаты.

Мы рванули туда.

На ковре под обеденным столом лежал мужик средних лет в одних трусах. В первое мгновение я не поняла, жив он или мертв.

– Так это Валерка из соседнего подъезда, – облегченно выдохнула Клавдия Степановна. – А я-то думала…

– А я что мог подумать, когда увидел на балконе босого мужика в одних трусах?! – завопил олигарх-диссидент. – Девятый же этаж!

– Ты просто в России давно не был, Боря, – невозмутимо заметила Клавдия Степановна и пояснила, что пьяного Валерку жена с тещей иногда запирают в комнате, чтобы под ногами не мешался, а он взял моду к Клавдии Степановне перебираться. Она его выпускает на улицу, и он идет дальше пьянствовать с друзьями. За такое содействие Валерка все чинит в квартире русской сердобольной дамы.

Я спросила у Бориса Сигизмундовича, что именно произошло.

По его словам, при виде босого и почти голого мужика на балконе девятого этажа Борис Сигизмундович чуть не получил сердечный приступ. В голове проносились разные мысли, и первой была: органы выследили. Потом он решил, что это человек Суравейкина. Потом – что это те, кто выкрал его изначально. В общем, мысль о соседе в голову пришла последней. Мужик тем временем жестами просил пустить его внутрь.

Борис Сигизмундович пустил.

– Ты не волнуйся, я не Клавин любовник, – первым делом сказал мужик и предложил выпить за знакомство. Он точно знал, где у Клавдии Степановны стоит.

Пил один мужик – и много говорил, в основном о жене и теще. О таких, как они, один русский классик очень точно сказал: «Коня на скаку остановит». Я подумала, что на Руси встречала много таких женщин, и в квартире одной из них находилась в эти минуты. Мне казалось, что при желании Клавдия Степановна могла бы остановить на скаку бешеного боевого слона, которого использовали в военных операциях в древности. Хотя могла бы и современный танк. Сосед Клавдии Степановны, правда, предлагал выставить своих женщин против братьев Кличко и заработать денег на тотализаторе. Он точно знал, на кого поставил бы в этих боях, и не сомневался в победе родственниц.

Правда, он не успел рассказать обо всех их талантах – и просто рухнул под стол.

– И что было паниковать? – посмотрела на Доброчинского Клавдия Степановна.

– Так проснуться же может – и меня узнает. Я же не в курсе, сколько ему времени нужно, чтобы проспаться и протрезветь. А если он потом своим жене и теще или собутыльникам будет рассказать, что я тут прячусь?

– А кто поверит-то? – Клавдия Степановна была абсолютно спокойна. – У нас во дворе всем известно, что у Валерки белая горячка.

– А если все-таки кто-то его послушает? – не унимался олигарх-диссидент.

– Что вы хотите, Борис Сигизмундович? – спросила я.

– Бонни, удали его из квартиры, – умоляюще посмотрел на меня Доброчинский.

– Вообще-то можно его домой проводить… – задумчиво произнесла Клавдия Степановна. – Бабы знают, что он ко мне иногда забирается. Скажем, что нашли спящим на балконе. Пошли, Бонни. Ты его с одной стороны подхватывай, я – с другой. Вдруг за русского замуж выйдешь? Надо заранее готовиться. У нас-то девочки мастерству обращения с пьяными отцами семейств с детства обучаются под руководством мамы и бабушки, а у тебя такой подготовки нет.

Мне ничего не оставалось делать, кроме как подставить плечо, на которое Клавдия Степановна ловко закинула руку пьяного соседа. Во всех ее действиях чувствовался немалый опыт. Правда, я помогала ей не из-за приобретения этого самого опыта, а потому, что считала, что Валерку на самом деле нужно удалить из квартиры, пока он не пришел в себя.

На лавочке перед подъездом уже сидели две бабули, которые, естественно, прекрасно знали и Клавдию Степановну, и Валерку.

– Опять?! – воскликнули они хором.

Клавдия Степановна кивнула с трагическим видом.

– И ведь ни разу не свалился! – пораженно покачала головой одна бабуля.

Вторая предложила нас проводить. Ведь нам неудобно с такой ношей дверь открывать. В результате к Валеркиной квартире в соседнем подъезде мы подходили делегацией из пяти человек, или четырех, и почти неодушевленного груза.

Одна из бабок надавила на звонок. Нам не открыли. Тогда она заявила, что запасной ключ имеется у соседки, которая сидит с маленьким ребенком, позвонила туда, ключ получила. Молодая соседка тоже вышла посмотреть на возвращение тела в квартиру.

Меня же интересовало, куда подевались жена с тещей.

Дверь открывала одна из бабок. Но она не успела ее распахнуть. Это сделали изнутри.

Расталкивая собравшихся на лестничной площадке женщин, из квартиры вылетело некое чудище и, издавая странные звуки, рвануло вниз по лестнице. Женщины истошно орали. Упали все, кроме меня и молодой мамаши, которая стояла с краю. Я же, бросив пьяного Валерку, успела отскочить в сторону.

Потом я рванула к лестничному окну, чтобы распахнуть его.

Из квартиры шел знакомый мне запах.

Дверь стояла нараспашку, и я, открыв окно на лестнице, бросилась оттягивать женщин.

– Помогай! – заорала я молодой мамаше, впавшей в ступор.

Клавдия Степановна сообразила сама и кубарем скатилась этажом ниже.

– Окно раскрывайте! – рявкнула я, и она тут же повиновалась.

Нервно-паралитический газ, запах которого я узнала, конечно, уже подвыветрился и сейчас уйдет вообще, но на площадке находились пожилые женщины, и на них он все еще мог оказать сильное действие.