Приключения человека в шляпе - Ярослав Бабкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, но сначала я скажу пару слов нашему гостеприимному хозяину, подождите секундочку на улице.
Я вошел. Метеоролог посмотрел на мое лицо, вздрогнул и начал судорожно открывать выдвижной ящик в правой тумбочке.
– Сейчас я пойду за инструментами, – начал я, – и если когда я вернусь, с моим пилотом что-то будет не так…
– На что вы намекаете? – метеоролог, наконец, справился с ящиком, сунул туда руку и загромыхал чем-то металлическим.
– Ни на что, просто я, на всякий случай, исключительно на всякий случай, вас предупреждаю…
– Не надо меня ни о чем предупреждать! И вообще, что это за угрозы… – металлический предмет никак не извлекался из ящика, цепляясь за стенки.
– Понимаете ли, я был солдатом, я прошел Дунайскую войну. В пехоте. И в штурмовом батальоне. У меня в послужном списке 21 учтенная рукопашная. И всю войну я убивал людей. Я убивал их из винтовки, пулемета и огнемета, гранатами, штыком, ножом, кастетом и голыми руками… Я не знаю точно, сколько людей я убил, хотя многие из них до сих пор являются мне по ночам. И я полагаю, что когда, в конце концов, я предстану перед апостолом Петром, то наличие в этом списке убитых еще и одного метеоролога ни на что существенное уже не повлияет…
Он выронил револьвер, который, наконец-то, смог вытащить из ящика, и его побледневшее лицо густо покрылось испариной.
– Думаю, мы друг друга поняли, – я вышел из домика и пошел к самолету.
Когда я вернулся, Эрика сидела на скамейке рядом с приборами.
– Что вы сказали этому бедняге? Он все это время шарахался от меня как от заразной…
– Да решительно ничего такого. Что с рацией?
– Она заработала. Но бензин мы сможем получить не раньше, чем послезавтра…
Я подсчитал в уме. В Капштадт я опоздаю минимум на сутки… Я ошибся. Я опоздал на двое суток. "Эйр Африка" задержалась на день с доставкой топлива на остров. Но я не сожалел об этом. Три дня проведенные на заброшенном в Мозамбикском проливе островке были единственными, которые можно было бы считать отпускными. Я все же формально был в отпуске… Правда в южном полушарии, в полном соответствии с законами природы, была зима, но море оказалось достаточно теплым, а погода достаточно солнечной. А уж какие были пляжи на острове Хуан ди Нова!
Но вернемся к делу. Капштадт встретил меня уже вполне зимней погодой. Низкие облака нависли над городом, навалившись на возвышавшуюся над ним Столовую гору. С моря тянул пронизывающий ветер. Моросил противный мелкий дождик.
Мы стояли в ангаре. Механик со скрипом подвинчивал какую-то деталь в стоявшем рядом механизме, в углу радиоприемник пел голосом Веры Линн что-то меланхоличное.
Я заговорил первым.
– Спасибо, за помощь. Я должен вернуть тебе куртку…
– Оставь ее себе, в Южной Африке все же зима. А "Эйр Африка" как-нибудь переживет…
Я точно знал, что должен что-то сказать. Только вот понятия не имел что именно.
– Мы когда-нибудь еще встретимся, – Эрика улыбнулась, – не знаю где, и не знаю когда, но встретимся. И в этот день будет светить солнце… Обязательно.
Она поправила свой летный шлем, повернулась и пошла к сине-белому силуэту "Ванессы" проступавшему сквозь пелену дождя. А я так и стоял как истукан и молчал…
Механик оторвался от своей работы, глянул на меня, хмыкнул и продолжил завинчивать свою гайку.
– А что я должен был сказать!? "Это может стать началом прекрасной дружбы"? – я махнул рукой и тоже пошел в дождь, искать Томаша Мильвовского и его путевые заметки…
Глава 10
Капштадт совершенно не напоминал то что обычно представляют при словах "африканский город". Лишь пальмы, заменявшие вдоль улиц традиционные липы и вязы, указывали, что я не в Европе. Правильные шеренги каменных зданий, безупречно асфальтированные улицы, полицейские в двубортных темно-зеленых шинелях и черных кожаных касках, неспешно выхаживающие по тротуарам. И над всем этим, низкие серые тучи, зацепившиеся за Столовую гору.
Когда-то давно она была островом, отделенным от материка небольшим проливом. Со временем пролив занесло песком, и остров стал мысом, соединенным с Африкой песчаной грядой. Первые колонисты обосновались у подножия горы, но город рос и шаг за шагом занял сначала перешеек, соединявший его с материком, а затем стал понемногу выползать и на обширную плоскую равнину, лежавшую восточнее – Зандплатт.
Мой путь лежал в деловой центр города, заполнявший середину большой котловины в северной части бывшего острова, и окаймленную Столовой горой и еще несколькими холмами и скалами. За последние десятилетия здесь выросли многочисленные небоскребы, ставшие одним из символов южноафриканской столицы. Положение ведущего порта на пути в азиатские колонии и одновременно ворот в Африку сделали Капштадт крупнейшим городом южного полушария.
Мильвовского я обнаружил в отеле "Ритц". Портье с явным подозрением осмотрел мою потрепанную фигуру в кожаной куртке, но ничего не сказав, отнес визитку наверх. Да, да, во всей этой кутерьме у меня уцелело несколько визиток.
Великий первооткрыватель и географ оказался среднего роста мужчиной вполне обыденного вида – твидовый пиджак, шелковый шарф, воинственно торчащие нафабренные усы. Он о чем-то беседовал с худощавым англичанином в мундире полковника.
– Господин Танкред Бронн?
– К вашим услугам, – я по возможности старался не выдать одолевавшей меня легкой робости.
– Разрешите мне представить вам моего коллегу Персиваля. Он представляет британскую делегацию.
Англичанин ровно на два дюйма приподнял фуражку.
– Я немного слышал о ваших изысканиях в области археологии, и с удовольствием бы выслушал ваше мнение по некоторым вопросам. Особенно касающимся археологии Нового Света.
– Всегда буду рад помочь, мистер Фосетт.
Мильвовский достал из жилетного кармана часы.
– К моему величайшему огорчению мы должны срочно ехать на внеочередное заседание комиссии. Вы можете пока побеседовать с моим секретарем и назначить время для новой встречи. Прошу еще раз меня извинить.
Они двинулись прочь по коридору.
– Чем могу помочь?
Я обернулся. Передо мной стояла обаятельная темноволосая девушка в белой блузке с блокнотом и карандашом в руках.
– Вы и есть секретарь господина Мильвовского? – поинтересовался я, хотя особых сомнений в этом не возникало.
– Именно. Меня зовут Катрана Штильрайм. Чем я могу вам помочь?
– Мне нужно побеседовать с господином Томашем об одном крайне важном деле.
– Если вы подождете пару минут, то я смогу назначить вам время для визита.
Она определенно произнесла "подождеде"…
– Извините, можно задать вам личный вопрос?
Девушка удивленно подняла взгляд. Хм-м… один глаз у нее карий, а другой – зеленый…
– Мне? Личный?
– Вы, случайно, не из Баварии?
– Нет, из Будвайз… – она осеклась, – неужели это так заметно?
– Ну что вы. Почти незаметно. Уничтожить акцент вообще очень трудно, и вам почти это удалось. Просто мы с вами в какой-то мере соотечественники. По крайней мере, когда-то ими были. До того как распалась империя…
Мне показалось, что она отчего-то смутилась.
– Думаю, вы сможете переговорить с господином Томашем завтра в шесть.
– А раньше, никак?
– Разве что только сегодня совещание быстро закончится.
– У меня просто океан свободного времени. Я могу его здесь подождать?
– Конечно, располагайтесь…
Я воспользовался приглашением и расположился. Отель был отделан по последнему слову дизайнерского искусства – полированное желтое дерево, таинственно мерцающий хром. Голубовато-белые светильники матового стекла воздели к терявшемуся в высоте потолку угловатые плафоны… Конструктивизм во всей своей красе. Вообще-то я не очень большой поклонник нового стиля, но здесь надо было отдать должное декоратору, все это смотрелось не так устрашающе как обычно.
Время тянулось удручающе неспешно, и я постепенно разговорился с фрейлейн Штильрайм. Она была на редкость мила. Мы немного повспоминали родные пенаты – горы Австрии и замки Трансильвании, равнины Венгрии и леса Богемии, и, конечно же, вечный голубой Дунай… Потом побеседовали о географии и заслугах Мильвовского в стирании с карты мира белых пятен.
– А я чем-нибудь могу вам помочь? – поинтересовалась Катрана.
– Не думаю. Меня интересует несколько подробностей его экспедиции на Верхний Нил около десяти лет назад.
Мне показалось, что в ее разноцветных глазах мелькнуло удивление или даже настороженность. Но тут же потухло, и я не обратил на это внимания.
– Увы, я не сопровождаю господина Мильвовского в его путешествиях. Он всегда утверждал, что это решительно не женское дело. Да и тогда я еще была слишком юна.