Твердые орешки - Ефим Петрович Чеповецкий

— Идемте, — согласились Венька и Павлик.

Когда мы выходили из домика, в дверях торчало десятка два голов. Оказывается, часовые и болельщики все время смотрели и слушали, а нам было не до них. Демьян Захарович тут же вернулся в домик и забрал с собой пакет с ракетами.

— Вы уж не обижайтесь, но этого я оставить не могу, — сказал он. — Пусть у меня побудут.

«Ракетодром» решили делать на стадионе, на краю поля.

— Придется увеличить охрану и добавить строителей, — с очень серьезным видом начал Венька. — Надо ведь ограду сделать.

— Безусловно, — кивнул головой Демьян Захарович. — И места отхватите побольше.

Венька тут же сообщил мне, кого он думает привлечь для этой работы. Насчитал шесть человек, хотя сделать это могли двое.

— Пожалуйста, — сказал я, — бери. Проволоку для ограды я видел возле кухни.

Павлик побежал за красками, и все разошлись.

Перед ужином, во время аттракционов, прибыла почта. Среди писем лежала открытка от отца. Наконец-то! Я десять раз перечитал ее.

«…Дорогой Митя, не кисни! Ты ведь мужчина! В жизни надо быть готовым ко всему. Мы с тобой всегда будем вместе! На днях заеду. Целую. Отец».

Открытка была написана поспешно, как видно, прямо на почте, но у меня на душе сразу стало легче. «Мы с тобой всегда будем вместе!» — значит, дома все в порядке. Иначе этого понимать нельзя. Я стал думать об отце: все-таки я его очень люблю и скучаю по нему. С ним всегда спокойно, потому что он сильный и решительный. Мне бы очень хотелось во всем быть похожим на него. А может быть, я и похож на него… Интересно бы сейчас посмотреть в зеркало. Но я тут же подумал, что не в сходстве дело — дело в поступках. И раз я «мужчина», то «киснуть» действительно не годится!

Мои мысли прервали чьи-то шаги. Я поднял голову и увидел Маю. Взъерошенная, раскрасневшаяся, с ножницами в руках, она вопросительно смотрела на меня. Я показал ей сложенную вдвое открытку и тут же спрятал ее в карман.

Мая тихо сказала:

— Я за тебя очень рада! — И побежала срезать конфеты.

Засыпая, я видел нашу семейную фотографию, которая лежит под стеклом на письменном столе. Я сижу рядом с мамой, а папа, чуть склонившись, стоит позади и обнимает нас. Родители улыбаются, а я сижу очень важный. Внизу на белой кромке чернилами написано: «Союз нерушимый!» Это написал сам папа… И я опять подумал: «Значит, все в порядке…»

Неожиданный визит

Нина Васильевна с каждым днем все больше волнуется. Почти на каждой линейке напоминает, что мы должны организовать достойную встречу секретарю обкома. Поэтому вот уже три дня, как мы занимаемся оформлением территории лагеря. Центральная аллея уже не похожа на лес — столько плакатов и звезд навешано на деревьях. Дворики убираются дважды на день, усиленно разучиваются отрядные песни в строю. Мы выбрали себе песню «Учил Суворов…». Девчонки сопротивлялись, но наша взяла. Они ее теперь поют даже за вышиванием.

Нине Васильевне не понравилось, как ребята сделали фотомонтаж «Наш «Лесной», и она его сама переделывает. В столовой появились ложки из нержавеющей стали и даже вилки. Венька назвал их «сервиз «сила критики». Теперь, когда дежурные готовят столы к завтраку или обеду, слышна команда: «Раскладывай «силу-критики»!»

Кружком верховой езды руководит Демьян Захарович. Желающих вначале было очень много, но оставили только шестнадцать человек: тринадцать мальчиков и три девочки. На занятиях на коня надевают седло со стременами и сбрую. Когда на стадионе начинается тренировка, Нина Васильевна уходит, чтобы не видеть, как мы «рискуем жизнью».

А сегодня во время зарядки она впервые увидела ограду, приготовленную для запуска ракеты.

— Чижевский, что это значит? — спросила она у Веньки, который проверял прочность столбиков ограды.

Венька ответил:

— Это ракетодром. Вы же знаете…

— Но зачем понадобилась ограда?

— А как же?! Дело связано с порохом!

— С порохом?! — всплеснула руками Нина Васильевна. — Ладно, посмотрим… Но вы хоть уберите эту ограду, когда приедет секретарь, а то стадион потерял свой вид.

Стадион ни чуточки не потерял своего вида, но Венька, чтобы не ссориться с Ниной Васильевной, пообещал ограду убрать.

В общем из-за подготовки к встрече решили дальний поход с игрой провести через четыре дня, то есть после визита секретаря. Нина Васильевна пригласила ее на воскресенье, а сегодня только четверг.

Все шло хорошо, но в конце «тихого часа» дежурная разыскала Нину Васильевну и сказала, что в лагерь просится какая-то женщина и говорит, что ее пригласила старшая вожатая.

Нина Васильевна помчалась к воротам, и мы поняли: гость очень важный!

Когда они проходили по главной аллее, половина ребят высунула головы из палаток и наблюдала. Нин-Вас шла в обнимку с молодой женщиной. Видно было, что обе они рады встрече. Все решили, что это, должно быть, ее сестра или подруга, потому что с секретарем обкома обниматься и целоваться не положено, и снова залезли в палатки. А перед самым подъемом все отряды обежала дежурная и объявила, чтобы мы обязательно надели белые рубахи и выгладили галстуки.

Валерий Николаевич велел нам после подъема оставаться во дворике. Мая и Оля Мацейко собрали у всех галстуки и побежали на хозяйственный двор гладить их.

Когда прозвучал горн, мы уже стояли в строю. Пришел Валерий, сообщил, что к нам в гости приехала секретарь обкома Екатерина Ильинична Лебедева. Но жизнь в лагере, как он считает, должна идти своим чередом.

Мы в своем дворике простояли еще минут пятнадцать. Потом из столовой вышли Демьян Захарович, Нина Васильевна и секретарь. Старшая вожатая была в белой шелковой блузе и новом галстуке. Она все время показывала руками то в одну, то в другую сторону.

Мы все, конечно, уставились на секретаря. Такой гость — не шуточки — большая фигура! Зинка Дорохова не выдержала и вскрикнула:

— Ой, какая хорошенькая!

Я вспомнил, что Нина Васильевна не раз рассказывала нашим девочкам о своей дружбе с Катей Лебедевой, и поэтому нисколько не удивлялся, что она так обрадовалась приезду подруги.

Через минуту прибежала дежурная и сообщила, чтобы мы готовились к торжественной линейке.

— Нужно повторить рапорт, чтобы не сбиваться, и строем пройти образцово! Это приказ старшей! — запыхавшись, протараторила она и побежала дальше.

Нина Васильевна все время