Закон парности (Гардемарины, вперед - 4) - Нина Соротокина

Он нервно вздохнул, ударил кулаком в дверь и столкнулся с Генрихом, который нес трехрожковый шандал с ярко горящими свечами.

- А у меня погасла,- глухо сказал Сакромбзо, и камердинер посмотрел на него с удивлением, услышав в голосе хозяина не раздражение, а дребезжащий испуг.- Принеси еще свечей,- сказал Сакромозо,- и поживей.

Страхи его кончились в один миг. Толстый ночной мотылек с неослабевающим рвением бился в стекло. Форточка была приоткрыта, но кто сможет проникнуть в комнату через столь малое отверстие?

Ужин он съел с удовольствием. Явившийся Ведель- его правая рука в банковских делах, и не только банковских, поздравил с приездом и сказал, что все денежные операции закончились благополучно.

- Успех, конечно, переменный, ваше сиятельство, но ведь война. По другим каналам,- он многозначительно изогнул бровь,- новостей нет.

- Это уже хорошо. Новости могут быть и плохими,- сказал Сакромозо,Я уезжаю. Когда вернусь, не знаю. Передай трем моим... ну, ты знаешь, о ком я говорю, чтоб легли на дно и носа не казали. А лучше, если бы они вообще уехали на время из Кенигсберга.

Речь шла о трех, строго законспирированных прусских офицерах, используемых Сакромозо в качестве связных.

- Блюм попался,- продолжал Сакромозо, страдальчески морщась.

- О!

- Я надеюсь, что он выпутается. Улик никаких, одни подозрения. Да и подозрения ни на чем не основаны. Весь вопрос в том, как барон себя поведет.

- Он поведет себя безобразно.- Старческие глаза Веделя умно блеснули.

- Не скажи... Я обещал, что если он будет молчать, то непременно вызволю его из беды. Просто мне сейчас не до него.

Ведель почтительно кивну л

- По счастью, о тебе не знает ни одна живая душа. Банковский служащий, не более... Но будь на всякий случай готов к неприятностям... И еще... мне нужен паспорт для проезда по всей территории, занятой русскими. Срочно!

- За день они не сделают такой паспорт.

- А если заплатить?

- Нельзя платить слишком много, русские становятся подозрительными. Такие паспорта они оформляют неделю. Но может быть, мне удастся сжать этот срок до трех дней.

Потом они говорили о банковских делах, о Торговом доме Малина, и опять возвращались к уехавшему Цейхелго и попавшемуся Блюму.

- О девчонке Репнинской ни слуху ни духу,- сказал перед уходом Ведель.

- Она сама даст о себе знать. Второй раз Цейхель ее не упустит.

- Ну так я пошел?

Какое счастье, что судьба посылает нам людей, подобных Веделю преданных, честных и безотказных. Со стариком он был связан еще с тех лет, когда личина рыцаря Мальтийского ордена была главной в его жизни.

Сидя по шею в горячей воде, Сакромозо позволил себе, наконец, расслабиться, и даже с некоторой жалостью подумал о Блюме, вспомнился его собачий, преданный взгляд и как он по-школярски одергивал свой яркий сюртучок и тряс дорогими кружевами. Приняв жалость за угрызения совести, Сакромозо отогнал их без сожаления. "Сейчас война, а мы солдаты Великого Фридриха. Надо быть мужественным!" - подумал он высокомерно и принялся намыливать голову.

Сакромозо должен был оставить Кенигсберг не только из соображений личной безопасности. В его дорожной сумке лежала тайная депеша из Англии королю Фридриху, он сам ее шифровал. На первый взгляд депеша не обнадеживала. Английское морское министерство подтверждало свои намерения относительно высылки эскадры в Балтийское море, но в связи с активными действиями русского и шведского флотов решила несколько отложить, то есть отодвинуть дату выхода эскадры. А куда отодвинуть, если сейчас середина августа? Понятно, что на следующий год. Но можно утешиться тем, что Англия подтвердила свою лояльность. Оставалось только надеяться, что Фридрих правильно поймет смысл депеши и не обрушит на Сакромозо свой гнев.

По иронии судьбы то же самое донесение, но подписанное послом князем Голицыным, вез в Мемель Корсак. Весть эта была благом для России, но сколько было потрачено сил и денег, чтобы очевидное было названо очевидным. Хорошо, что наши герои не знали всю подоплеку этого дела, не видели ухмылки судьбы, а то жизнь показалась бы им глупым фарсом, и только.

Уже в спальне, заранее уверенный в отрицательном ответе, Сакромозо спросил:

- В мое отсутствие не было неожиданных визитов?

- Был, ваша светлость.

К удивлению Сакромозо, Генрих принес визитную карточку. "Князь Никита Оленев".- золотое тиснение русскими и немецкими литерами. В отдаленном уголке памяти что-то промелькнуло серой мышью, зацепившись более за имя, чем за фамилию. Нет, не может быть... Если это тот самый князь, то он вовсе не хочет с ним встречаться. Знать бы только, какого черта понадобилось от него этому князю?

Десять лет назад он уехал из России, зная, что вместо него в крепости сидит русский. Ни его имени, ни смысла этой истории он тогда не знал, и много позднее, уже после ареста Лестока один из прусских агентов, сидящих в Тайной канцелярии в Петербурге, сообщил фамилию человека, взявшего на себя добровольно крест заточения. Они, оказывается, перепутали кареты, бросив на сиденье сфабрикованную записку от великой княгини. Ну и пусть его сидит! Сакромозо хохотал, словно паяц в какой-нибудь итальянской комедии. История давняя, забытая, зачем беспокоить тени? Ему вовсе не хотелось встречаться с этим русским князем. Он хотел было позвать Генриха, чтобы сказать, что никогда, ни при каких обстоятельствах... Но передумал. Еще неизвестно, вернется ли он когда-нибудь в этот дом. Спать, спать...

Ведель сделал невозможное. На следующий день к ужину он принес оформленный по всем правилам паспорт и увесистый мешок золота, которого так ждала армия Фридриха.

- Разрешите совет, ваше сиятельство.

- Разумеется.

- Я оформил паспорта на вас и на Генриха, но потеряйте день, пока оформят документы на вашу охрану. Я нашел двух достойных телохранителей, на них можно положиться. Про зверства казаков рассказывают такие ужасы, что кровь стынет в жилах.

- Угу... казаков я, может быть, и не встречу, а два верных телохранителя ограбят меня в первый же день,- рассмеялся Сакромозо.- И добро бы меня, а то великую Германию!

Ведель только покачал укоризненно головой.

- Нет, кучера мне хватит с избытком,- заключил Сакромозо.- Мой экипаж с секретом. Я положу под, сиденья столько оружия и пороху, что смогу сражаться с целым отрядом русских. Но надеюсь, в этом не будет необходимости. По документам я скромный торговец, еду через Логув по делам в Познань, оттуда в Кистрин.

- Кистрин сожжен,- хмуро сказал Ведель,- газеты пишут, что в городе не осталось ни одного целого дома.

- Газеты всегда врут. Крепость не пала, а значит, хотя бы один целый дом в городе остался. В нем и переночую.

- Вы все шутите...

- А что мне остается? Я еду искать армию Фридриха, и я ее найду. После победы при Цорндорфе у короля должно быть хорошее настроение и большая нехватка денег. Спасибо, Ведель!

Через час с небольшим от дома банкира Бромберга отъехала тяжело груженная карета. Генрих без лишних слов понял, что от него требуется. Камердинер был запаслив, и в доме бытовала присказка: "Еду налегке, без чемодана и Генриха". Сейчас надо было приготовиться к опасной и длительной поездке. Ни один квадратный дюйм площади в карете не пропал зря. Обширное второе дно вмещало в себя целый арсенал: открой узкий лючок под ногами, и можешь отстреливаться хоть от целой роты. В большой сундук был уложен почти весь гардероб хозяина, под козлами умостился дорожный погребец со столовыми принадлежностями, в карманах на дверцах кареты покоились складные вилка и нож в обоймице, фляга с вином, а также дорожный несессер. Хозяин осмотрел работу камердинера и сказал со смехом: "Ковчег!".

Сакромозо уезжал в самом прекрасном расположении духа. Хорошо, что смертные не могут знать своего будущего! В противном случае они пребывали бы в состоянии постоянной мрачности и бессмысленной суеты, пытаясь избегнуть капканов, расставленных неумолимой судьбой.

Сакромозо не мог знать, что вслед за нанятой им рыбачьей лодкой в Кенигсберг прибыл иол, то есть малая канонерская лодка, на борту которой находился матрос с фрегата "Св. Николай". Перед тем как перейти вслед за Сакромозо на прусский галиот, матрос получил от капитана Корсака письмо. Его следовало передать по адресу, который капитан не доверил бумаге. Матрос целый час твердил его наизусть, и только когда выговорил без запинки и дом, и улицу в Кенигсберге, Корсак назвал ему и фамилию адресата: некто Почкин, в собственные руки.

Дорожная случайность

Когда карета перевернулась, Сакромозо думал о высоком, а именно об Неннии Арториусе, названном потомками королем Артуром, о его рыцарях круглого стола, о самоотвержении и чаше Грааля, и вдруг огромный дуб на обочине рванул навстречу, яро заржали лошади, деревянная ось хрустнула с сухим, словно выстрел, звуком. И вот уже роскошный экипаж- воплощенная гордость и тщеславие хозяина - лежит на боку, а его обитое бежевым бархатом нутро стало перевернутой на попа клеткой.