Слишком дружелюбный незнакомец - Мюссо Валентен

Голоса смешиваются друг с другом, звучат одновременно, прерывают друг друга, образуя некий беспорядочный балет, непонятное смешение звуков.

Модуляции голосов принялись медленно соединяться друг с другом, пока не слились в волну, которая несла его куда-то.

Пока он окончательно не растворился в ней.

Пока звук не превратился в обычное покачивание. Движение, которое его убаюкивало.

И снова тишина.

Его пальцы заскребли по чему-то влажному и холодному.

Земля. Не паркет и не плитка.

Голая земля. Жесткая утоптанная земля. Но это было не снаружи. В этом было уверено то, что еще оставалось от его сознания. Тишина вокруг него была мягкой, приглушенной, явно принадлежащей закрытому пространству.

Он открыл один глаз, но свет буравчиком ввинтился в его мозг, вынудив снова зажмуриться.

Перед ним снова упала толстая завеса.

Гнетущая темнота.

Услышав прерывистое свистящее дыхание, он в конце концов понял, что дышит сам. Он сильно втянул воздух носом. Это он тоже мог сделать, почти не прилагая усилий.

В его носовые полости проникла струя чистого воздуха, принеся с собой резковатый запах. Его он уже ощущал; в нейронах сохранился похожий след.

И тут боль снова навалилась на него.

Внезапно, без предупреждения.

Его голову будто зажало металлическим обручем — это был единственный образ, который приходил на ум. Как если бы черепная коробка была сжата чем-то, пробуждавшим все нервные окончания его мозга одновременно.

Ооооооох…

Обычный жалобный стон.

Он не кричал. На это он был еще не способен.

Уши пронзил тихий, но непрерывный свист.

От боли глаза его наполнились слезами, но он все равно должен был поднять себе веки. Он ждал, что свет окажется мучительным, но на самом деле он оказался едва ощутимым, и боль немного отступила. Совсем немного.

Он сделал усилие, чтобы поднять лицо. Стекающая с губ нить слюны оторвалась и приклеилась к подбородку.

Его череп все еще напоминал кипящую кастрюлю, но кому-то хватило благоразумия убавить огонь.

Из глаз полились слезы.

Зрение стало чуть более четким.

Маленькие, симметрично расположенные прямоугольники.

Ткань матраса.

Мой матрас, подумал он. Это была первая разумная мысль, которую выдал его мозг.

Матрас из его комнаты… Тот матрас, который у него где-то когда-то был. Но где и когда, по-прежнему оставалось неясным.

Единственная проблема состояла в том, что он находился не в комнате.

Ему удалось опереться на локоть, но он не смог узнать этого места.

Слишком темно, слишком странно…

Брайан, что с тобой происходит?

То, что он вдруг вспомнил, кто он такой, принесло ему неожиданное облегчение, но вслед за этим пришел настоящий страх.

Он ничего не мог вспомнить… или мог, но очень смутно.

На поверхность поднимались какие-то обрывки, еще слишком запутанные, чтобы его размягченный мозг смог их проанализировать.

Теперь вся боль сосредоточилась в верхней части лба. Будто тяжелый брус.

В глазах щипало, и, чтобы это прекратилось, он был вынужден много раз моргнуть.

Ему хотелось спать. Ужасно хотелось. Сознание немного прояснилось, и вот уже тело и разум начали ему подчиняться. Почему он борется? Не лучше ли позволить, чтобы все шло, как идет… Чтобы избежать боли… Чтобы выйти из этого томительного состояния…

Он повернул голову направо, и это простое движение отдалось в затылке целым залпом боли.

С этой стороны проникал свет. Отраженный и рассеянный.

За то время, пока его глаза привыкали к изменению освещенности, он различил горизонтальные линии, заполняющие почти все его поле зрения.

— Я рада, что вы снова с нами.

Голос… Приглушенный, будто проходящий сквозь ватную стену.

Он проглотил слюну, при этом непроизвольно свистнув.

Решетка… Параллельные линии перед его глазами были не чем иным, как прутьями решетки, едва видневшимися на тусклом сером фоне.

За ним тоже были прутья решетки, он их ясно видел.

А по другую сторону решетки он увидел ее.

Она была совершенно неподвижна. Без сомнения, она находилась здесь уже давно, но не обнаруживала своего присутствия.

— Мадам Вассер…

Почему-то это имя само сорвалось с его языка, но в то же время он не мог точно сказать, кто она такая.

Его рот был как будто наполнен клейким тестом. Вместо языка там еле шевелилась огромная личинка.

— Что?..

Он не был уверен, что его губы пошевелились.

— Тсс… Вы слишком много выпили вчера вечером, вы упали. Но успокойтесь, ничего серьезного. Всего лишь небольшая рана на голове. Я ее обработала.

Женщина говорила слишком быстро. Его мозг был не способен воспринимать кучу долетавшей до него информации.

Слишком много выпил? Рана?

Поднеся руку к волосам, он почувствовал под пальцами полоску ткани, повязанную вокруг головы.

— Не делайте усилий… Все будет хорошо. Здесь вы в безопасности.

Это неодолимое желание спать, снова погрузиться в сумерки…

Боль, давящая на глаза…

И в то же время ему хотелось бороться. Бодрствовать как можно дольше. Понять, что с ним происходит.

— Я хотела быть здесь, когда вы проснетесь, чтобы вы не испугались. Но вы нуждаетесь в отдыхе. Позже мы сможем поговорить.

Не спать… Понять, что происходит… не спать, по…

Его голова бессильно опустилась на матрас.

Он был уже наполовину поглощен покрывающей его непроглядной темнотой, когда до его сознания дошла последняя фраза:

— Мы как следует вами займемся…

2

Когда он по-настоящему проснулся — несколько минут или часов спустя, — что-то изменилось. А точнее, исчезло.

Боль…

По его личной шкале Рихтера она уменьшилась от состояния опустошительного потрясения до слабого подземного толчка. При обычном стечении обстоятельств он, возможно, почувствовал бы недомогание, но в связи с тем, что он вынес, это было нечто большее, чем просто неудобство, обычная головная боль, которая может застать врасплох при пробуждении после слишком короткой ночи.

Брайан чувствовал себя заледеневшим, продрогшим насквозь.

Обострившемуся от холода разуму не понадобилось много времени, чтобы окончательно проясниться, и воспоминания начали возвращаться с ужасающей четкостью. Вассеры, дом, ужин, опустошенные им бутылки пива, столовая, которая начала раскачиваться, пол, равномерно пошатывающийся у него под ногами…

А затем все его существо охватила паника.

Он лежал, вытянувшись на матрасе, ноги были прикрыты шерстяным одеялом. Тоже из его комнаты: он безошибочно узнал этот узор из черточек. Вокруг были стены погреба, погруженные в полумрак.

Лампы дневного света не горели, и Брайан спросил себя, откуда этот слабый свет, позволяющий ему рассмотреть, что рядом с ним.

Он находился в пространстве два на три метра, похожем на то, где месье Вассер держал бутылки вина. За тем исключением, что здесь не было ни одной бутылки. Только стена из голого камня, покрытая паутиной, где выделялись более светлые квадраты — места, где находились ящики.

У матраса бутылка воды. Той марки, которую он всегда находил на столе во время обеда и ужина.

И недалеко от бутылки голубое ведро.

Положив руку на лоб, он ощутил, как та непроизвольно дрожит.

Да что же это за?..

Даже особенно этого не желая, он повернулся и подергал решетку. Она была закрыта. Заперто или всего лишь закрыто на щеколду?

Ну и вопрос!

В тот единственный раз, когда он спускался в этот погреб, его заинтриговали эти мощные прутья. Ему показалось странным, что такую громоздкую решетку поставили, чтобы охранять несколько бутылок вина…

Инстинктивно или, может быть, от страха он свернулся клубком на матрасе, сложив вместе локти и колени.

Мумусс.

Он подумал о Мумусс, своей кошке.

Вспышка…

Сперва ему показалось, что в ней нет никакого смысла.