Монологи о наслаждении, апатии и смерти (сборник) - Рю Мураками
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Обычно они являли вам мужчин в зрелом возрасте или молодую пару, желавших увеличить собственное возбуждение, введя в свои любовные игры кого-то третьего. В главной роли часто выступали гомосексуалы или лесбиянки, несомненно, для того, чтобы как можно ощутимее передать эту беспрестанную, напряженную погоню за удовольствием. Подобный мотив можно было обнаружить в большинстве порнографических фильмов, в том числе и в этих ужасных копиях кассет датских порнушек: одна пара молодых богатых любовников, отказавшись от этого мира, решает уединиться в каком-нибудь замке и снимает себе смазливую нимфетку или юного красавчика. Или еще, и даже чаще, какие-нибудь смутьяны или люди вне закона, или, скажем, глава подрывной организации покупают мужчин или женщин, чтобы располагать ими в сексуальном плане, как им заблагорассудится.
Она верно говорила, все так и было. Этот тип персонажей существовал на самом деле, и она не раз сама это испробовала. Ее часто снимали подобные люди. Десятки раз ей случалось в компании других девушек, которых она знала по клубам, приезжать на вызов к садистам или мазохистам и участвовать в тайных оргиях с политиками или бизнесменами. Обычно оргии начинались после более или менее официального банкета или приема, происходило это в маленьких комнатах, где они устраивали небольшой бедлам на три-четыре персоны. Случалось, что ее вызывали женатые пары или группы друзей. Чем же все это отличалось от того, чему решили предаться Кейко Катаока с бомжом? В то время они не задавались подобным вопросом. Они никогда не интересовались другими сексуальными «авантюристами», даже когда поняли, что достигли предела возможного физического удовольствия. Она продолжала говорить от первого лица. «Я», – говорила Кейко, обращаясь к Миясите, превратившемуся в ножки кресла, на котором она сидела.
– Мы не строили никаких иллюзий, и, несомненно, именно это отличало нас от тех людей, которые любят развлекаться втроем или вчетвером. Другими словами, мы не были закоренелыми адептами подобных оргий, даже если ему не раз случалось вызывать пару-тройку, даже четырех девушек, когда он открыл для себя прелести игр садомазо, я хочу сказать, что это было моим товаром, и я употребляю слово «иллюзии» именно в этом смысле. Миру известны лишь крайние удовольствия и люди, желающие их получить. Это тоже увлекало меня, и мне следовало, наверное, удовлетвориться тем, чтобы притворяться, будто я и в самом деле их получаю. Сейчас я могу это признать. Посмотрите, скажем, что выдает вам пресса в разделе «частная жизнь»: история мужа, который залез в постель к подруге или сестре своей жены – уж не знаю там, к кому, – приехавшей к ним погостить, жена застает их в самый пикантный момент, и все трое столь возбуждены подобной ситуацией, что тут же затевают игру втроем. Не думаю, что вам необходимо представлять данную проблему в развернутом виде. Не так ли, господин Миясита? Вы, кажется, эксперт по сбору и анализу информации, и того, что я вам сказала, должно быть достаточно, поэтому совершенно бесполезно развивать эту тему, даже если неотступное желание рассказать все это кому-нибудь преследует меня так давно, что, как говорится, в яйцах засело. Я не утверждаю, что то, чем мы вместе занимались, я и этот человек, сильно отличается от того, что делают люди, извращенные своими желаниями, нет, мы не были ни чище, ни порочнее, и в большинстве случаев это сводилось к обычному групповому акту втроем. Лучше я расскажу вам, что конкретно мы делали. Норико работала в салоне итальянской одежды, расположенном в квартале Минами Аояма. Она была продавщицей в женском отделе огромного магазина, «Сейбу» или «Такасимайя», я точно не помню. Норико была хорошенькая и сметливая, так что ей поручили заведование складами.
– И какая она, эта девушка? – спросила я.
– Приличная, – ответил он. – Я встречаюсь только с приличными.
Они находились в апартаментах, которые он обычно бронировал в одном Гранд-отеле в Акасаке. Из окна номера открывался вид почти на весь Токио. Ему нравилось высыпать очень длинные бороздки кокаина на стеклянном столике. Солнце садилось, но в небе еще кое-где на горизонте проблескивала синева, и огни Токийской башни только что начали перемигиваться. Он втянул половину полоски и выпил бутылку «Хайнекен» или немного шампанского «Крюгг», затем сказал Кейко Катаоке:
– Смотри. – Он кивнул в сторону огромного окна. – Посмотри на Токио, на этот Токио, насколько хватает глаз, на последнем дыхании.
Он всегда повторял эту фразу. «Непонятно, кто это – Токио на последнем дыхании или это он сам?» – хотелось спросить ей. Она чувствовала, что не будет уже ничего выше того удовольствия, которое они испытали вместе, что они достигли предела, что если предел уже был достигнут, лучше уже было ничего не предпринимать, чтобы не разрушить их отношения. Лучше было утопить реальность этой связи в наркотиках или пригласить кого-то третьего.
– Приличная девушка. Что ты под этим понимаешь? Все мои подруги приличные девушки…
Кейко Катаока прекрасно понимала, что мужчина обычно подразумевает под этим «приличная девушка», и задала этот вопрос уверенным тоном. Ей казалось, что она ходит по краю пропасти. У нее всегда появлялось это ощущение, с того самого дня, когда она почувствовала, как желание струится у нее между ног; это было еще в детском саду, именно эта дрожь толкала ее, совсем еще маленькую, склоняться, глядя вниз, в пустоту, и именно это позволило ей жить дальше.
– Может, я была не совсем нормальной, что думала об этом? Может, я была чокнутая, что мочилась в штаны, каждый раз думая об этом? Как будто еще вчера моя соседка, старуха, спросила меня, не являюсь ли я сексуально озабоченной. Я не знала, что это значит – «сек-су-аль-но-о-за-бо-чен-ная», но поняла, она хотела сказать, что мужчины с их членами погубят меня, когда я вырасту. Я всегда жила в этом
