Похождения авантюриста Гуго фон Хабенихта - Мор Йокаи

— Будь ты сто раз проклята, вонючая грязная скотина! — в сердцах выругался я, позабыв о смирении анахорета.

(— Volum violatum! — продиктовал советник. — Нарушение обета. Blasphemia. Capite plectetur.[27]

— При таких обстоятельствах я бы и сам не удержался от проклятий, — возразил ему князь. — Qui bene distinguit, bene docet.[28] Перечитайте параграф о проклятьях. «Кто оскорбит ближнего своего…» и так далее. Но ведь нигде не написано, «кто медведя своего оскорбит — наказанию подлежит». Кроме того, o votum roptum[29] речь идти не может, так как нарушение обета случилось не по вине обвиняемого, а по вине медведя.

— Стало быть, медведь и есть преступник, — ехидно заметил советник. — «Ursus comburatur». Сжечь должно медведя. Перейдем к следующему пункту — ограблению церкви. Интересно, как преступник отмоется от греха в данном казусе. А я уверен, ему это удастся, готов заранее написать это на бумаге и скрепить печатью.)

— Что было делать, — продолжил Гуго нить повествования. — Пошел снег, и я вынужден был уйти из леса. Отшельника из меня не получилось, зато нищий будет, что надо. К такому образу жизни у меня имелось все необходимое. Отправляясь в путь, я с полным правом мог процитировать: «Все мое ношу с собой». В Польше с голоду не умирают, коли язык повернется сказать: «Дай кусок хлеба» и «Вознагради тебя господь».

Железный ошейник мне в пользу обернулся, дав преимущество перед другими попрошайками. Если кто интересовался происхождением моего ошейника, я объяснял так: я возвращался из Святой земли, из Иерусалима, сарацины взяли меня в плен и навесили железный обруч; освободился я чудом господним и теперь стану носить это железо в покаяние до самой смерти. Верили мне добрые люди. Немало грошей поймал я на эту железную приманку и благополучно пронищенствовал через всю Польшу. Так пересек я границу Бранденбурга, задумав вернуться на родину, в отчий дом, и продолжить ремесло отца — был он честным кожевником. Но в первом же городе обступила меня толпа. И не для того, чтобы накормить, но подвергнуть меня допросу: кто я да что я, и почему дерзаю милостыню просить. Я ответил — честь, мол, вам оказал, нищим в город явившись; извольте принять паломника из Святой земли с веригой железной на шее. Но водится за немцами крупный недостаток: вечно они себя умнее других считают. В толпу на рыночной площади протиснулся городской фогт и давай выпытывать:

— Имя? Как зовут?

— Не зовут меня вовсе, никто принимать не хочет.

— Что делаешь?

— Голодаю.

— Откуда пожаловал?

— Из Иерусалима.

— Не лги, я туда дорогу знаю. Назови, через какие страны шел!

— Маркоманией и Скифией, Бессарабией, Аравийской пустыней, Бактрией и Месопотамией, а сюда прямо из Кольрабии.

— Неправда и ложь! Я знаю, где лежит Палестина, меня тебе не обмануть. В Палестину можно попасть только через Зингарию и Пафлагонию, Каппадокию и Ближнюю Индию. У нас в Бранденбурге карта имеется.

— Через те края я ночью проходил, вот и не смог прочесть названий.

— Откуда у тебя железо на шее?

— От его черного величества султана Сагахриста, у которого я находился в плену ровно пятьдесят два года и три дня.

— Но ведь тебе не больше тридцати!

— Да, но в Абиссинии солнце слишком печет. От жары время сжимается, и шесть лет превращаются в один год.

— Быть того не может, враль ты бессовестный! Напротив, от теплоты все расширяется, потому летние дни длиннее зимних. Нам в Бранденбурге это хорошо ведомо. — И возмущенный фогт схватил меня за ошейник, намереваясь отправить в каталажку.

— Ложь? — в свою очередь возмутился я. — Оседлай-ка горячую печку в своих штанах из козьей шкуры и увидишь, как они сожмутся.

В толпе одобрительно засмеялись. Но я бы провалился на экзамене, не пошли мне случай некоего рыцаря в помощь — тот, верхом на коне, проезжал по рыночной площади. Его украшал шлем с перьями, кираса из буйволовой кожи, с плечей ниспадал красный плащ с большим белым крестом. У седла — щит в форме сердца, на щите был изображен точно такой же рыцарь, как он сам, а позади него на лошади сидел сорванец вроде меня.

(— Ха-ха-ха, — засмеялся советник, — теперь тебя уличу я, а не фогт. Ведь это герб тамплиеров, а орден, как известно, упразднили еще в четырнадцатом веке!)

— Я знаю, орден был уничтожен, однако некоторые из уцелевших бежали в Бранденбург и, сохранив герб тамплиеров, здравствуют и по сей день под именем «рыцарей терния», о чем речь пойдет далее.

И Гуго продолжил свой рассказ.

Появление рыцаря произвело шум в толпе, женщины старались пролезть поближе, самым удачливым посчастливилось поцеловать край его плаща. Рыцаря чуть не стащили с лошади. Сей господин носил ярко-рыжую бороду, пылал ярко-рыжей шевелюрой, и даже если б мне не сказали, я бы и сам догадался, что имею дело с «красным братом».

— А вот и красный брат, — возгласил фогт. — Попробуй солгать тому, кто дважды побывал в Палестине, пройдя по суше и морем, кто уничтожил двести неверных и освободил тысячу паломников. Поговори с ним, пусть он тебя повыспросит.

Я испугался не на шутку: если тамплиер начнет меня экзаменовать, вряд ли мне потянуть с моими познаниями географии. Он остановил коня прямо перед моим носом и, узнав из говора толпы, что я хвастаюсь возвращением из Святой земли, решительно пригладил ладонью роскошную бороду и вопросил зловещим, низким голосом:

— Чем ты докажешь пребывание свое в Святой Земле?

И вдруг меня озарила спасительная мысль: доказательство у меня буквально под рукой. Я приподнял костыль, унаследованный от благочестивого мусульманина — его поперечина была сплошь инкрустирована затейливым узором из медной проволоки.

— Взгляни, рыцарь, ты ведь знаешь арабский язык. Здесь начертана история моих злоключений в плену у неверных и моего чудесного вызволения.

Рыцарю стало явно не по себе. Даже борода в замешательстве задрожала. Теперь он испугался, как бы я его не разоблачил: сроду, дескать, он не был в Святой земле и ни с одним турком не разговаривал.

Взял он посох, сосредоточенно повел глазами справа налево, словно и впрямь читая по-восточному, и внушительно изрек:

— Это действительно письмена арабские, к тому же сарацинские, вдобавок туркоманские, здесь подробно рассказано, что с тобой случилось в плену у неверных. Следуй за мной, благочестивый паломник, будешь гостем в моем замке.

Городской фогт враз исчез, будто его тут и не было вовсе, а ликующая чернь понесла меня на плечах за рыцарем через весь город в обитель красных братьев. Обитель располагалась на холме, окруженном рвом и частоколом, внутрь проникали через подъемный мост. Рыцарь поручил меня стражникам, которые тотчас раздели, вымыли меня с мылом, причесали, выбрили тонзуру на макушке и переодели в грубую красную рясу — по размерам судя, носил ее в свое время человек, которому куда больше повезло в жизни, чем мне.