На днях землетрясение в Лигоне - Кир Булычев

– Я останусь здесь и буду ждать грузовика, который вытянет машину на дорогу и отбуксирует наверх.

– Я предпочел бы отвезти вас в госпиталь.

– Ни в коем случае. Я уже почти пришел в себя.

В доказательство этого Матур притопнул и готов был пуститься в присядку. Я удержал его. Все-таки человек в шоке.

– Если я уеду от машины, какой-нибудь хулиган наверняка столкнет ее вниз. Вы совершенно не знаете местных дикарей. Я попрошу вашего шофера, и он вызовет грузовик.

Матур обратился к шоферу со страстной речью, всовывая ему в руку какую-то купюру. Шофер отказывался. Я отвернулся, чтобы не смущать собеседников. Когда я вновь взглянул на них, шофер был уже совращен, купюра исчезла, а Матур оперся о свою покореженную машину и поднял руку, благословляя меня в путь.

– Я буду ждать, мой друг, – сказал он с чувством. – Я никогда не забуду бескорыстной помощи советского гражданина.

Забираясь в машину, я посмотрел на часы. Была половина девятого. Мы потеряли на спасательных операциях около получаса.

– Поехали, – сказал я шоферу и обернулся к заднему сиденью, чтобы забрать портфель. Но портфеля не было.

ЮРИЙ СИДОРОВИЧ ВСПОЛЬНЫЙ

Проводив Володю, я собрался в горы. Я должен был снять ленты с датчика в сосновой роще, затем вернуться на остров и проделать там такую же операцию. Более того, я должен был лично проглядеть ленты и, если пики на них пересекут красную линию, дозвониться в город и сообщить Отару Давидовичу.

Утро было прекрасное, свежее, правда, меня смущали тяжелые облака, вновь нависшие над хребтом. Двухдневная поросль на щеках зудела, и я некоторое время обдумывал, не сбрить ли мне щетину, однако отказался от этой мысли, потому что надеялся на защиту дополнительного волосяного покрова от докучавших мне комаров.

– Я пойду в гору, – сказал я новому лейтенанту.

– Подождите, сэр, – ответил мне лейтенант, который уже допросил старосту и нескольких поселян и ничего от них не добился. – Сейчас мы починим «джип» и отвезем вас.

Я посмотрел на шофера нашего старого «джипа», который с помощью сержанта Лаво, отстраненного от командования, латал камеры. На мой взгляд, они лишь приступили к работе я не завершат ее раньше обеда.

– Благодарю за внимание, – сказал я лейтенанту. – Я пройду пешком. Это недалеко, три мили, а утро очень хорошее.

– Слушаюсь, сэр, – сказал лейтенант, но когда я прошел десять шагов, то услышал топот. Это был сержант Лаво. Я понял, что без эскорта мне не обойтись, и послушно пошел рядом с сержантом, пользуясь случаем, чтобы попрактиковаться в лигонском языке.

Минут пятнадцать мы шли деревней и садом, пока, наконец, не поравнялись с оградой монастыря. Я вспомнил о своем обещании Володе навестить Лами и узнать, как она живет. Но в монастыре было пустынно, лишь из-за деревьев доносился нестройный речитатив монахов, распевавших сутры. Я не стал нарушать их дневной распорядок, отложив визит на возвращение.

КНЯЗЬ УРАО КАО

Я отправил мать в летний дом. Мать настаивала на том, чтобы ее сопровождал отец Фредерик. Но тот наотрез отказался, потому что считал, что в случае землетрясения его помощь может понадобиться. При миссии была небольшая начальная школа.

Проводив мать, я стал рассуждать о последовательности необходимых действий.

Главное – сделать так, чтобы русские не смогли предсказать землетрясение. К этому было два пути: первый – вывести из строя их приборы. Путь наиболее простой и логичный. К сожалению, перестаравшийся идиот Па Пуо закрыл этот путь. Повредив «джип», он взбесил майора, и тот, чтобы спасти лицо, окружил датчики такой стеной охраны, что для выведения их из строя пришлось бы начать небольшую войну, которая не входила в мои планы. Второй путь заключался в том, чтобы лишить русских документов, на основании которых они делают свои расчеты. В этом мне помог капитан Боро. Я знал и о карте, и о том, что они утром с озера повезут необходимые им данные.

С картой ничего не вышло. Зато Матур, который понимает, что, если им удастся эвакуировать предприятия, наша страховка улетучится как дым, постарался на славу. Он так сыграл роль погибающего в автомобильной катастрофе, что русский геолог и его шофер оставили машину без присмотра, и унести оттуда портфель было делом несложным. Спасибо отважному Матуру – и назовем его отважным, ибо отвага свойственна лишь робкому сердцу. Что за цена храбрости, если носитель ее не осознает опасностей, связанных с его поступком. Воспоем же славу трусливому Матуру!

Поистине во мне погиб полководец. Я люблю и умею представлять мир, как поле боя, людей, как солдат, обыденные действия – разведку боем. Облачившись в привезенный из Лондона халат, взяв в зубы трубку из шотландского вереска, я планирую бои, тем более что противник мой также военный, но не по призванию, а по долгу службы.

Итак, мы выиграли время. Майор не сможет рапортовать в Лигон. Лигон, который завалил его телеграммами, потому что для них этот вопрос престижный, не даст санкции на эвакуацию.

Я строю свой расчет на том, что чиновник остается чиновником, даже если он одет в мундир. Чиновнику нужны письменные основания для действий. Представляю, как сейчас буйствует Тильви, как растерянны его русские советники. Небольшая тактическая вылазка с моей стороны лишила их возможности дать лигонскому чиновнику в руки бумажку с точной датой.

Подумаем, каковы резервы у противника. Чем он может ответить на мой удар? Объявить эвакуацию собственной властью майор не в силах. Он сейчас разрывается на части. Я знаю, что подполковник Кенг, командующий колонной грузовиков, многим мне обязан, и потому он забыл взять запасные бочки с горючим. Я знаю, что капитан Боро, хоть и страшно боится разоблачения, еще с ночи отправил два взвода на своих машинах на рубиновые копи (оправдательную телеграмму мы ему сделали), на которые якобы напал вождь Вао. Этим он обескровил маленький гарнизон Танги. Пускай же майор останется без людей, без помощи из Лигона. Я не позволю себе насильственных действий – оставим их на крайний случай. Я буду действовать осторожно и разумно, не привлекая к себе внимания…

ЮРИЙ СИДОРОВИЧ ВСПОЛЬНЫЙ

Я заглянул в палатку. Датчик работал. Нагнувшись, я услышал шорох. До десяти, когда нужно сменить ленты, оставалось чуть больше часа. Мы пришли рано.

Чайник закипел, один из солдат достал банку сгущенного молока и примерился ножом, чтобы вспороть ее.

Ощущение внутренней тревоги не покидало меня. Час, который мне предстояло провести здесь, казался бесконечным. Я представил, как Отар Давидович и Володя сейчас уже склонились над привезенными лентами, высчитывают дату. Сколько дней, часов, минут отделяют нас от трагедии? Ответ таился в лентах, которые медленно перематываются в датчике… Не в силах выдерживать напряжения, я медленно пошел вверх по склону, к отвесным скалам.