Сравнительное Богословие Книга 5 - Внутренний СССР

4. Здесь от Духа от Святого разбегаются злокозненные,

О Мудрый, — не так причастные Истине:

Малого ведь муж причастному Истине мил -

Злокозненному же плох будет и многоимущий.

5. Так Святым Духом, о Мудрый Господь,

Преподал [ты] причастному Истине, что же есть наилучшее, —

Противу твоего одобрения наделяет злокозненный

Этот [мир] делами, он, живущий по Злой Мысли.

6. Так Святым установил [ты] Духом, о Мудрый Господь,

Огнем, во благо, раздачу [= воздаяние] обоим ранам [= обеим половинам]

Под знаком благочестия и Истины:

[Грядущее воздаяние] ведь многих взыскующих обратит.

В этом Гате сказано о «Святом Духе» и «Мудром Господе», но нет «Бога-Сына» (помощника). Его “христианским” прообразом стал Митра.[184] Если объединить это гатовское «благообилие» с зороастрийским «Символом Веры» (Младшая Ясна, XII глава: мы её приводили ранее в главе «Авеста»), который является клятвой верности Ахура-Мазде и всему, что он поддерживает — то получится смысл близкий к “христианскому” «Символу Веры». Митра в древнеиранской мифологии выступал как посредник, контролирующий Договор, клятвы, соглашения, дружбу. По легенде Митра поражает всех, кого обвиняют в клятвопреступлении, разрушает дома, страны, где живут клятвопреступники, упорядочивает жизнь (то есть следит за порядком — концепцией), охраняет страну, наказывает врагов[185] — при активной жизненной позиции людей. Перенося в “христианство” все эти и другие функции Митры и наделяя ими Христа, «мировая закулиса» убрала активную пожизненную позицию людей-“христиан”, а выделенные нами курсивом функции Митры в предыдущем предложении в основном взялась творить церковь именем Христа и под страхом посмертного воздаяния.

Митра в древней индоиранской и позднее зороастрийской религиозных системах — выступал в качестве «второго лица» после “Бога”-творца, которым был Ахура-Мазда. Христос в библейском христианстве тоже выступает в качестве «второго лица»: по смерти заступается за души или карает их, а также заведует процедурой «Страшного Суда» (взять хотя бы библейский Апокалипсис). Упор на «второе лицо» после “Бога”, принятый «мировой закулисой» в деле формирования библейского христианства не удивителен: показать Бога толпе она не могла (слишком большие чудеса надо было предъявлять в случае желания проимитировать Бога: именно поэтому с «сияющим» “Богом” общаются обычно «пророки» вне поля зрения толпы), а показать «второе лицо» или «воплощение Бога» было гораздо проще, обратившись к многовековому опыту культа Митры.

Митра, по преданию, брат богов Рашну (правосудие) и Сраоши (религиозное послушание и порядок). Последнему посвящён «Срош-яшт» и 57 глава «Ясны» в Авесте. Сраоши — посланец Ахура-Мазды, который призван предотвращать заблуждения, ложные помыслы, стеречь от нечистой силы и духов. Стоит ли говорить, что в “христианстве” все эти функции приписаны Христу,[186] а церковь учит обращаться «ко Христу»[187] за помощью от «нечистой силы»: видимо выражение «нечистая сила» вошло в “христианство” (особо в церковную культуру) из восточного дуалистического понимания мироустройства.[188] Обращаясь «ко Христу», люди попадают под власть церковного «Духа» и “священников”.

Митра, согласно легенде, вместе с Рашну и Сраоши выступает судьёй над душами мёртвых на судейском мосту Чинват. Рашну взвешивает на весах хорошие и дурные поступки человека. На одну чашу весов помещаются «благие» мысли, на другую — «дурные» мысли, слова, дела.[189] Если первых больше — душа устремляется в рай, в светлую обитель Ахура-Мазды; в противном случае — душа низвергается вниз в преисподнюю, где подвергается мучениям в обществе дэвов и Анхра-Майнью. Считалось, что этот суд происходит в первые три дня после смерти.[190]

В некоторых источниках сообщается, что Митру изображали как воинственного храброго война, который по небу во время битвы разъезжает на колеснице, запряжённой четырьмя белыми конями и становится богом победы[191] и войны. Колесницей Митры правит Аши — персонификация удачи, аналогичная римской Фортуне.

Имя Митридат («Данный Митре» — как бы «в помощь Митре» осуществлять наместничество в царстве именем Митры)[192] было очень распространено в древности среди восточных царей, что свидетельствует о высоком значении Митры. Дарий Гистасп отвёл одинаково почётные места эмблемам Ахура-Мазды и Митры на скульптурной доске своей усыпальницы (485 г. до н. э.).

Свойства, которые приписывали Митре в зороастризме, были и физического и нравственного характера. В физическом смысле он — светоносец и животворящая сила природы. В нравственном плане он — носитель «добра», олицетворяющий и поддерживающий «светоносный» порядок «добра».[193]

Митра и библейско-церковный Христос

Мы уже не раз подчёркивали, что зороастризму (а до него древнему индоиранскому политеизму) были свойственны следующие основные религиозные иллюзии, возникшие в основном «естественным» образом вследствие психической и нравственной незрелости людей: эсхатология конца света, дуалистическая картина мира и доктрина посмертного воздаяния (“справедливости”). Если первые две иллюзии можно в той или иной мере найти во многих древних национально-государственных религиозных системах, существовавших до зороастризма, то доктрина посмертного воздаяния, пожалуй, была впервые чётко сформулирована Заратуштрой.[194]

Новизна и коварство этой доктрины в том, что в ней людям подсунули чётко сформулированную иллюзию справедливости (оставив и все остальные иллюзии Востока), которая была впервые обращена лично к каждому, но одновременно представляла собой новейшую доктрину религиозного прикрытия социологии рабовладельческого порядка (древнего топло-“элитаризма”). У людей создавалась иллюзия, что они, соблюдая “каноны” «добра» и борясь с “каноническим” «злом», в своей личной земной жизни таким образом лично «общаются с Богом» — и одновременно заслуживают райский удел после смерти. То есть, доктрина посмертной “справедливости” замкнула собой порочный круг религиозных иллюзий: кто лично поверил в неё, оказался включен в иллюзию «общения с Богом» (по сути в пожизненную личностную эгрегориальную “мистерию” самообольщения). Но при этом, поскольку для всех были “канонически” закреплены одни и те же религиозные правила что «добро», а что «зло» — то все люди, пребывая в иллюзии личностного «общения с Богом» к тому же ещё были включены в общую социологическую доктрину земной жизни.

Обратимся к некоторым этапам становления библейского христианства и библейским канонам. Начнём с той темы, которую мы подробно разбирали в третьей книге настоящего курса, когда рассматривали религиозную систему библейского христианства. Эта тема — Кумранская община и её религиозная доктрина. Напомним, что религиозный кризис, в котором оказалось римское общество в конце I тысячелетия до н. э. (в том числе и кризис иудаизма) способствовал не только развитию эсхатологических настроений (ожидания «конца света») и исполнения множества “пророчеств” о «Боге-Спасителе», который будет «Судьёй» после “светопредставления” — но и поиска выхода из религиозного тупика в среде неримских и неиудейских религий. Такой “передовой” религиозной системой был зороастризм — дающий лично каждому иллюзию “справедливости”.

Самыми большими религиозными фанатами в римской империи были, конечно же, иудеи. К тому же, как мы уже говорили, иудейская общность переживала раскол и кризис. Скорее всего часть иудеев первыми приняли большинство положений зороастризма[195] и этой “передовой” группой иудеев была секта кумраитов. На ёе базе, как мы писали в третьей книге курса, и прорепетировали возможный приход в мир очередного праведника, которым стал Иисус Христос. После такой репетиции из Христа легко сделали библейский аналог Митры.

Напомним, что община кумраитов ещё до Христа именовалась «Новым Заветом»[196] («Новым Союзом»), её члены проповедовали иудаизм, но порвали с официальными культами Иерусалимского Храма и удалились в пустыню. В основу религиозной догматики кумраитов содержательновошли основные положения зороастрийской веры, что было весьма ново для иудаизма, но «перспективно» для «мировой закулисы». Идея индивидуального, а не племенного (государственного) избранничества и возможности обретения лично каждым «спасения по смерти» — впервые (не в зороастрийской вере) практически моделируется в среде иудеев-кумраитов. С той лишь разницей, что кумраиты (в отличие от зороастрийцев) проповедовали крайний аскетизм, всеобщее «равенство»[197] и нестяжательство, что и стало основой библейского христианства.