Английская лирика первой половины XVII века - неизвестен Автор

Были?

Что, словно мошка, человечье тело

В любовном пламени сгорело?

Да, и теперь останки той

Любви земной

Не могут обрести покой.

Перевод В. В. Лунина

МОЙ ПОРТРЕТ, ОСТАВЛЕННЫЙ В ШОТЛАНДИИ

Видать, глазаст Амур, да слухом слаб.

Иначе та, кого

Всего

Сильней люблю я, сердца моего

Отвергнуть не могла б.

Уверен, стих мой, обращенный к ней,

Был нежного нежней

И всех моих стихов сильней.

Так не споет влюбленно

И юноша у древа Аполлона.

Но страхи между тем,

От коих мысль устала,

Кричат - она видала,

Что я уж сед совсем,

Что мне уж - сорок семь...

Моя любовь была ей не слышна,

Зато солидный мой живот она

Заметила, увы, и... осуждала.

Перевод В. В. Лунина

ПОСЛАНИЕ К ДРУГУ, УБЕЖДАЮЩЕЕ ЕГО ОТПРАВИТЬСЯ НА ВОЙНУ

Очнись от сна, мой друг! Ты слышишь, бьет

Набат войны в Европе и зовет

Прервать досуг греховный! Иль меж нас

Уж нет таких, кто в скверне не погряз?

Он кличет тех, кому постыло гнить

Без дела, кто хотел бы оживить

Мужскую честь, почившую в гробу,

Восстав на благородную борьбу.

Иным заботам смертных - грош цена.

Все их затеи рухнут, как одна.

Взгляни на честолюбца, что хвалу

Готов, как нищий, клянчить на углу

И лесть скупать за деньги, но в миру

Заслужит лишь бесславье и хулу!

А вот обманщик ловкий, что не чтим

Никем и никого не чтит - каким

Путем в своих он плутнях не пойди,

А все овраг змеиный впереди!

Вот гордый сэр, что важен и тяжел

На вид, а гол, на деле, как сокол.

Откроется, каков его доход,

И вмиг его от злобы разорвет!

А тот, кого зовет счастливцем свет,

Всеобщей тайной зависти предмет,

И все его чернят, кто испокон

Мечтали сами быть в чести, как он.

Повсюду ложь, на что ни бросишь взгляд.

Бежать, бежать, куда глаза глядят!

Велит нам разум. Уж честней бежать,

Чем в этой жиже смрадной погрязать.

Весь здешний мир замешан на дрожжах

Безумства, и царит в его садах

Безудержное буйство сорных трав,

Учение Создателя поправ.

Мир закоснел в распутстве и грехах,

И чужд ему небесной кары страх.

Все доброе опошлено. На всем

Печать двуличья. То, что мы зовем

Сегодня дружбой, - скрытая вражда.

Нет ни стыда, ни правого суда.

Молчит закон. Утехи лишь одни

Желанны тем, для коих честь сродни

Игрушке. Шутовства и чванства смесь

Вот их величье. И в почете здесь

Обжора, франт да толстая мошна,

Что похоть их обслуживать должна.

Почем платил придворный жеребец

За ленты и крахмал, чтоб наконец

Стал вид его кобылке светской люб

И та ему подставила свой круп,

Пылая вожделеньем оттого,

Что лорд пред ней? И пакостней всего,

Что ей нельзя иначе поступить

(Днесь неучтиво шлюхою не быть):

Коль знатен он и вхож в высокий свет,

То с ним блудить - урону чести нет.

Что мы клеймим в лачуге как разврат,

То в замке - томной негой окрестят.

О, эти твари! Кто постиг вполне

Повадки их бесстыдные и не

Был возмущен! Коль голос чести тих,

Пусть смех и злоба сложат гневный стих

О тех, что пред нарциссовым стеклом

Рядят, кого им выставить ослом,

Сплетают в сеть цветки да завитки,

И чтобы уд мужской завлечь в силки,

Ему всечасно ставят западни.

А меж собой - как мелочны они!

Коль на подруге бант не так сидит,

Вмиг заклюют. Зато, забыв про стыд,

Едва завидят модный пикардил,

Визжат, как будто слепень укусил.

Ревнуют, и бранятся, и юлят,

И бедрами виляют, и скулят

Выделывают сотни мерзких штук,

Как свора исходящих течкой сук.

А с виду - лед. Ведь если им порой

Поклонник и подбросит фунт-другой

На сласти - разве ж это неспроста!

О, нынче нашим дамам не чета

Питс, Райт, Моде - сегодня стиль не тот.

Им леди сто очков дадут вперед.

Народ наш горд, но уважает знать

И потону им склонен позволять

Жить в блуде, не таясь и на виду.

Здесь, как на бирже, их товар в ходу.

Кто похотью к чужой жене влеком,

Тот и свою не держит под замком.

Муж нынче грубым скрягою слывет,

Коль не пустил супругу в оборот

И не сумел всех средств употребить,

Чтоб с честного пути бедняжку сбить.

Сестрой торгует брат, а лорда друг

С его же леди делит свой досуг.

Не принято и думать ни о чем,

Кроме любовниц. Будет наречен

Пажом служанки тот, кто грубый пыл

Ни с кем из знатных шлюх не разделил

Иль не бывал бессчетно ублажен

Щедротами примерных наших жен.

Вот каковы дела и нравы их.

Достойны ли они, чтоб ради них

Терять здоровье? Разум? Сердце? Честь?

Швырять на ветер тысячи и сесть

Во Флит иль в Каунтерс? Не в угоду ль им

Несется франт по людным мостовым,

В пух разодет, в карете иль верхом,

Чтоб из Гайд-парка въехать прямиком

На те подмостки, где, как говорят,

Не принят слишком вычурный наряд,

Где гребни, склянки, пудры и духи,

Как, впрочем, и любовные стихи,

Уж не спасут. Не ради ль них, мой друг,

Себя мы обрекаем на недуг?

Безумства? Ссоры? Не за них ли пьем

Сверх меры, чтобы выблевать потом

С проклятьем? Отчего с недавних пор

В гостях напиться пьяным - не позор?

Что за геройство - прочих перепить,

Когда героя впору выносить

Проветриться? Таким предстал для нас

Мир немощный и дряблый. Всякий час

Пороки наши множатся. Они

В движенье постоянном (что сродни

Погоне), по телам и головам

Друг друга заползают в души к нам,

Переполняя чувства и умы,

Пока под грузом их не рухнем мы.

Я говорю: беги, мой друг, беги

От гибельных сих пропастей, где зги

Не разглядишь. Уж короток и день

Стал для игры - так нам и ночь не лень.

На то потратить, чтоб одним броском

Себя навек связать с ростовщиком.

Старик уже не в силах сам поднять

Стакан игральный - ну так он нанять

Того, кто б за него сыграл, спешит

И взором стекленеющим следит,

Как тот бросает. Так развратник рад

Хоть поглядеть под старость на разврат.

Нас червь азарта точит. Мы же с ним

Не можем сладить или не хотим.

Иль так тщеславье в нас раздражено?

(Хоть это нам не оправданье.) Но

Уж лучше так, чем вовсе потерять

Достоинство и честь и восхвалять

Их светлости любой удачный шар,

Крича, что лорда выдает удар,

Хоть, кажется, какое дело мне,

Раз я стою спокойно в стороне?

Ведь хоть охрипни я, хваля его,

Их светлость не вернут мне и того,

Что мне потом придется уплатить,

Чтоб сорванное горло подлечить.

Лесть лорду дешева, поскольку он

Такой толпой лакеев окружен,

Которым их лакейство не претит,

Что жалкий одиночка-льстец, кто льстит

Без низости, пред этой бандой слаб.

Зато продажный шут и подлый раб

Возлюблен и в чести. О, времена!

Беги, мой друг! Пусть строк моих волна

Тебя умчит из ада, где льстецы,

Завистники, фискалы, гордецы,

Наушники, шпионы, шептуны

(Чьи руки кровью тех обагрены,

Кто их не раскусил), где мастаки

В искусстве лжи, ханжи, клеветники,

Бахвалы, лжесвидетели кишат

Несметною толпой. И этот ряд

(Ведь род людской плодит повсюду грех)

Длить много легче, чем прервать иль всех

Пересчитать на первый и второй,

Хоть будь фельдфебель ты над всей землей.

Простимся ж, Колби. В свой опасный путь

Возьми с собой заветы друга: будь

Столь безупречен, чтобы дел своих

Ты мог не устыдиться в смертный миг;

Ищи не славы на полях войны,

Но истины единой; без вины

Не виноваться; властвуй над собой

И сможешь одолеть в борьбе любой;

Не сетуй на судьбу, и, что она

Тебе ни шлет, - верни ей все сполна;

Какой она тебе ни кажет лик,

Смирись, но будь себе равновелик.

Знай: удостоит высшая хвала

Не доблести, а добрые дела.

Я верю, друг мой: мертвый иль живой,

Ты не уронишь чести родовой.

Еще последний мой тебе совет:

Не богохульствуй. Среди смертных нет

Такого, в ком бы чтили храбреца,

За то, что он дерзнул хулить Творца.

Теперь ступай искать покой в бою.

Кто пал за веру, быть тому в раю.

Перевод М. И. Фрейдкина

ЭЛЕГИЯ

Не будь, о госпожа моя, строга,

Когда тобой покинутый слуга

Тебе опишет, каково ему

С тобой расстаться; так в ночную тьму

Внезапно канет полдня светлый луч,

И солнца лик сокроется меж туч

На долгие полгода, что должны

Прожить мы врозь, той тьмой разведены.

В житейских бурях каждый день и час

С теченьем лет подтачивают нас.

Увы, нет в сердце прежнего тепла

Безвременно зима моя пришла.

Я телом слаб, а без тебя, мой друг,

Кто исцелит души моей недуг?

Ты мне ее вернешь? О, нет, тогда