Повседневная жизнь русского гусара в царствование императора Александра I - Алла Бегунова

«Тяжелая и легкая кавалерия по роду их службы и предназначения, — говорилось в указе, — необходимо должны иметь и различие в лошадях. Первая, предназначенная для сильного удара и натиска, должна иметь лошадей больших; напротив того, превосходство легкой кавалерии зависит от быстроты и поворотливости, почему лошади ея должны быть быстры, сильны и легки. Но армейские полки легкой кавалерии обратились ныне к покупке больших заводских лошадей, отступя тем от цели своего предназначения, почему Его Императорское Величество повелевает дозволить приобретать заводских лошадей только всей гвардейской кавалерии и кирасирским полкам, а легким полкам строго запрещается покупать других лошадей, кроме степных заводов, ростом не выше двух аршин и двух с половиной вершков и не меньше двух аршин и одного вершка… Предоставив им (гусарским и уланским полкам. — А.Б.) единственно по флангам взводов и под унтер-офицерами иметь заводских лошадей, но не выше двух аршин и трех вершков, о чем и объявить по армии для сведения и надлежащего исполнения»{10}…

Гусарская лошадь

Обычно ремонтных лошадей в полки доставляли в мае. Каждому гусарскому полку десятиэскадронного состава при одном запасном эскадроне требовалось примерно 100–120 верховых лошадей в год для замены отслуживших свой срок, по той или иной причине отбракованных или заболевших. В брак шли лошади, получившие какие-либо травмы на учениях или в бою (отрубленное ухо, выколотый глаз, перебитые сухожилия на ногах). Распространенными конскими болезнями той эпохи были сап и мыт, при которых лошадей просто пристреливали.

Начальник ремонтной команды должен был сдать ремонт комиссии, состоявшей из полкового командира, ветеринара, берейтора и командира запасного эскадрона. За лошадьми наблюдали несколько дней, гоняли на корде, обсуждали их достоинства и недостатки. Если ремонт принимался полностью, то офицер-ремонтер получал благодарность в приказе. Но, как правило, несколько голов из ремонтного табуна браковали, потому что перегнать лошадей от конного завода до полка за много сотен верст без урона было трудно, не все они выдерживали этот путь.

Трудна была и должность начальника ремонтной команды. Обычно его выбирали сами полковые офицеры. Ремонтер должен был обладать немалым опытом наездника и специальными знаниями по коневодству, а кроме того, быть честным и ответственным человеком, так как он получал на руки крупную сумму наличными для расчета с продавцами лошадей. Тут бывали и непредвиденные случаи.

Так, сорокалетний подполковник Павлоградского гусарского полка, кавалер двух орденов, заслуженных в боях с французами, Григорий Иванович Нечволодов в 1820 году был послан за ремонтными лошадьми на Дон. По дороге, в одном из южно-русских городов, он сел в трактире играть в карты с незнакомыми людьми и за день проиграл 17 тысяч рублей — всю ремонтную сумму, полученную им в полковой кассе перед отъездом. После этого приключения Нечволодов явился в полк с повинной. Он был разжалован в рядовые, лишен орденов и отправлен на Кавказ, в Нижегородский драгунский полк. Через два года за отличие в боях с горцами Нечволодов получил чин прапорщика. Впоследствии бывший гусар дослужился до майора, ему вернули старые ордена и несколько лет он командовал эскадроном{11}…

Павловский Устав весьма подробно описывает, как нужно работать с ремонтом: «Ремонтных молодых лошадей, которые большею часть степные быть должны, отучать от их дикости не скоропостижно, но исподволь… Седлать их сперва при бытности эскадронных офицеров два раза в сутки, объезжать тихо и как скоро станут потеть, тотчас слезать с нея и проваживать, пока простынет, потом ввесть в конюшню, ласкать, отпустить подпруги, порядочно кормить и поить. С молодыми лошадьми, а особливо в первый год поступать весьма осторожно: ибо не выждав времени и не приспособя, их легко испортить можно, и лучше первый год в строй их не употреблять…»{12}

Из описания можно заключить, что на выездку молодых ремонтных лошадей в полках отводилось не менее двенадцати месяцев, что работали с ними очень бережно и обращались ласково. Однако эту идиллию, нарисованную авторами Устава, разрушают воспоминания гусарского офицера.

«Вот приемы выездки, — пишет граф Д. Остен-Сакен, служивший в начале XIX века в Елисаветградском гусарском полку. — На дикую лошадь накладывали с великим трудом, иногда валяя ее, мешок в виде саков с песком весом от 5–6 пудов, и гоняли на корде с тяжелым капцуном, не только до усталости, но до изнеможения, с целью скорее усмирить лошадь… Дня через два накладывали на лошадь седло и опять мешок с песком, и та же проделка. После этого следовала окончательная выездка: лошадь выводили на выгон, и лихой всадник, одаренный огромною силою и вооруженный нагайкою, мгновенно вспрыгивал на лошадь и, подняв ей голову, не давая опомниться, ужасными ударами нагайки пускал лошадь вскачь во весь опор огромною, версты на три, вольтою. Скачка продолжалась до изнурения сил. Тогда всадник уменьшал вольту (круг, поворот. — А.Б.) по направлению к конюшне, не переставая действовать нагайкою; лошадь, потеряв последнюю бодрость и силы, переходила на рысцу и шаг, и всадник, дотащившись до конюшни, слезал с присталой лошади. Этим оканчивалась выездка, и лошадь поступала во фронт. Иногда проделка повторялась на другой день, с меньшим сопротивлением лошади. Выездка сопровождалась иногда разбитием лошади, но большей частью — надорванием и запалом. В полках было много разбитых, но более надорванных и запаленых лошадей. Кроме того, большая часть лошадей носила, а некоторые опрокидывались. Каждое ученье сопровождалось увечьями…»{13}

Исправить пороки дурноезжей лошади очень трудно, практически невозможно. При этом лошадь, соответствующая стандарту по своему росту, телосложению и масти, купленная ремонтером, пригнанная в полк и прошедшая первоначальную заездку, подобную той, что описал Остен-Сакен, становилась полковым, казенным имуществом и главным оружием кавалерии. Списывать, браковать строевую лошадь, которая носит, опрокидывается, кусается или не дает на себя садиться со стремени, не разрешалось.

Но управлять такими лошадьми, подчинять их своей воле могли только очень хорошо подготовленные, сильные и смелые наездники. Потому обучению рекрутов верховой езде в запасных эскадронах гусарских полков уделяли очень много внимания.

«Езде на лошадях учить сперва без стремян, не давая ему поводов мундштучных, но трензельные, и чаще рысью, чрез что рекрут скорее шлюс (умение держаться на лошади, сжимая ее бока бедрами. — А.Б.) и позитуру получить может…» — советует Устав в главе «Общие правила учения на конях». К этому можно прибавить несколько штрихов из воспоминаний кавалерийских офицеров.

Обычно рекрута сажали на старую, хорошо выезженную и добронравную лошадь. Ее брали на корду и гоняли по кругу около часа. Если рекрут начинал терять «позитуру», то рысь усиливали, и он падал на землю. Боль от удара служила наказанием за нерадение. Для того чтобы молодой солдат быстрее выработал в себе рефлексы, нужные всаднику, ему под локти и колени подкладывали прутики. Локти следовало крепко прижимать к телу, колени — к бокам лошади, и когда начинающий менял положение рук или ног, прутики падали. За это тоже наказывали.

Вообще сама кавалерийская посадка казалась военным теоретикам той эпохи настолько важным делом, что они описали ее в Уставе наравне с правилами полевой и караульной службы, организации учений, построением полков на марше и в бою и т. д. Эта посадка была глубокой, со слегка согнутыми коленями и сильно опущенными вниз каблуками. «Сидеть на лошади так, чтоб глаз, колено и носки в перпендикулярной линии были, выворотя шпоры, и отнюдь не на задней пуговке седла, но на самой середине седла… Когда седок станет на стремена, то между ним и седлом пустоты не должно быть более, как на одну ладонь, и для сего стремена привешивать по шпорному винту…»{14}

Однако эти наставления павловской эпохи о посадке показались инспектору кавалерии цесаревичу Константину Павловичу недостаточными, и в октябре 1808 года он издал приказ, в котором более подробно изложил требования к армейским конникам:

«Чтобы люди, сидя верхом, имели вид непринужденный, чтобы руки держали правильно… и при всех поворотах ворочали бы правильно… чтобы локти всегда были прижаты к телу и от оного ни под каким видом не отделяли… чтобы стремена были ровны и не были бы ни слишком длинны или коротки… чтобы каждый человек умел порядочно ехать в тот аллюр, как будет приказано, не теряя позитуры… чтобы во фронте не бросаться, не жаться и плеч не заваливать… чтобы лошадиные плечи, глаза, уши и задние ноги были параллельны с глазами, ушами, плечами, локтями, ногами и коленками сидящего, и следственно — со стременами… чтобы галопируя, ехав рысью и в скачке, задницы от седла не отделять и ног не оттопыривать, но напротив того, как можно крепче прижаться к седлу и к лошади, и тело вперед не заваливать, а всегда иметь оное назад…»{15}