Личный враг императора (СИ) - Василий Иванович Сахаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот такие мысли крутились в моей голове. Однако, в конце концов, я устал вести интеллектуальную битву с самим собой. Правду, если патриарх действует в связке с императором, мне никто не скажет. А если я попытаюсь задать Максиму Петровичу прямой вопрос, он придумает правдоподобную отмазку и скажет, что я надумал много лишнего. Поэтому, будь, что будет. Стану действовать по обстановке. В Москву поеду, но больше ни на кого оглядываться не стану. Оторвусь по полной, с драками, поединками, веселыми девками и кутежами. В прошлой жизни вдоволь повеселиться не дали и юность мою угробили, зато в этой погуляю так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы.
Определившись с дальнейшими действиями, я покинул библиотеку и дальше вечер покатился по привычной колее. А на следующий день позвонила Анна Федоровна и пригласила сопроводить ее на аукцион. Что я с радостью и сделал.
Честно говоря, представляя себе современные аукционы, я полностью полагался на кинофильмы и книги. По этой причине, когда мы приехали в Ростов и вошли в Торговый дом братьев Морозовых, ожидал увидеть роскошный зал, подиум с аукционером, редкие товары баснословной стоимости и потенциальных покупателей, солидных людей с табличками в руках. Но все оказалось гораздо проще. Обычное помещение, вроде небольшого кинотеатра. Всего десять покупателей, включая нас. И выставленные на продажу предметы из Отстойника: холодное оружие, черепа монстров, простенькие артефакты, монеты и грубые украшения. Так что я был разочарован и ничего не приобрел. А вот Анна Федоровна нашла кое-что интересное, слитки серебристого металла, которые купила за две тысячи рублей. И когда торги закончились, мы пообедали в кафе, поговорили обо всем и ни о чем, а затем вернулись домой.
Глава 15
История локации, в которой я оказался во время очередного рейда в Отстойник, на начальном этапе мало чем отличалась от историй миллионов других осколков иных миров, оказавшихся в этой странной реальности.
Был город. Произошел катаклизм и от него остался кусок микрорайона, четыре жилых пятиэтажных дома, парк и часть какого-то военного завода. Кусок территории оказался оторван от своего погибающего мира и уцелел. В первую очередь за счет того, что микрорайон был построен на месте захоронения героев древней битвы. Об этом знали археологи, которые убеждали чиновников не возводить на костях дома, а отдать территорию для раскопок. Но их никто не слушал, город расширялся, и требовались новые жилища. Целесообразность победила и про древнее захоронение благополучно забыли. А после Апокалипсиса, когда локация перенеслась в Отстойник, сначала об этом никто не думал. Людям было все равно. Главное — в локации относительно безопасно. А потом им повезло в том, что нашелся вождь, который смог их организовать. Это был офицер, который оказался в локации не один, а вместе с несколькими вооруженными солдатами. Он осмотрелся и быстро сориентировался, а потом взял на себя руководство выжившими и создал отряд ополчения. По мере сил он и его бойцы отстреливали забредающих из соседних локаций монстров, добывали продовольствие, вели разведку и руководили строительством вокруг поселка стены. А потом, захватив в плен одного системщика, допросили его и смогли понять, благодаря чему существуют их локация.
Первый вождь погиб через несколько лет. В темном переулке неизвестный злоумышленник раскроил ему ломом череп. Поселение, которое к тому времени уже стали называть Оплотом, осталось без руководителя, и началась борьба за власть. Имелось несколько претендентов и люди были готовы убивать соперников. Но, к счастью, обошлось без жертв. Самые умные и сильные договорились между собой, смогли выдавить тех, кто пришелся не ко двору, и образовали Совет.
Шли годы. Люди привыкали к новым жизненным реалиям и адаптировались. Поселок понемногу разрастался, и происходили разные события, как плохие, так и хорошие. Рождались дети. Болели и умирали старики. Нападали бандиты и монстры. Однако, худо-бедно, поселок существовал. Стену достроили. В безопасной зоне стали выращивать грибы и даже какую-то неприхотливую живность, больших тараканов и всеядных молочных слизней. Появлялись системщики, вроде меня, и они воспринимались, как основные враги. По этой причине их старались уничтожить сразу, не считаясь с потерями. Группы охотников и вольных бродяг выходили в соседние локации, отстреливали диких зверей, грабили соседей и тащили в Оплот хабар. В том числе и реликвии с элементами святости. Поэтому локация постоянно расширялась.
Со временем Совет отошел от дел, ибо появился новый авторитетный вожак, проповедник Мошан, который развел жителей поселка на религию и задурил им головы. Он стал главой Оплота и поначалу жизнь при нем заметно улучшилась. Население росло, а боевики поселка, наслушавшись речей своего лидера, без страха совершали все более дальние рейды и стали добывать не только необходимые ресурсы, продовольствие и реликвии, но и захватывать рабов.
Оплот богател и, можно сказать, что все было хорошо. Однако в какой-то момент, пару месяцев назад, когда боевики в качестве трофеев притащили в поселок очередные реликвии, у проповедника резко поехала крыша, и он стал продвигать в массы суицидальную пропаганду. В общем-то, ничего нового. Кто читал Екклесиаст, тот может вспомнить знаменитые слова: «Из праха вышли и в прах возвратимся» или «Все суета сует, тщета и ловля ветра». Ну и прочее подобное: «Жизнь — боль и страдания», «Лучшая жизнь только после смерти», «Бороться грешно и бесполезно», «Смерть близка и она принесет избавление» или «Мы в аду и обретем покой, когда пройдем жестокий обряд очищения и все умрем». А поскольку проповедник Мошан обладал даром убеждения и непререкаемым авторитетом, ему верили и к нему прислушивались. После чего народ опустил руки. Матери переставали кормить детей, а отцы пьянствовали. Воины прекратили ходить в походы. Домашние животные погибли от голода. А когда в поселке начался пожар, его просто никто не стал тушить. Люди погрузились в апатию и хотели только одного — как можно скорее умереть. Незримая черная пелена из боли, отчаяния, бессилия, депрессии и тоски, опустилась на Оплот, и поселение стало вымирать.
Об этом я узнал от местного жителя, которого обнаружил невдалеке от стен. Это был крепкий мужик, который сидел на невысоком холмике, пил из глиняного кувшина брагу и с полнейшим равнодушием смотрел на серое небо Отстойника. А когда я прекратил задавать ему вопросы, он попросил его убить. Ну а мне чего? Исполнил его просьбу и без мучений, ударив всего один раз ножом в сердце, отправил его туда, куда он так стремился, на перерождение.
Ворота поселка были открыты и, уже понимая, что происходит в Оплоте, я прошел через них и довольно спокойно направился в центр, к пятиэтажкам, в одной из которых в окружении похищенных из иных локаций реликвий находился проповедник Моршан.
Я двигался спокойно, но полностью, конечно же, не расслаблялся. Поэтому посматривал по сторонам и то, что видел, мне не нравилось. Да, я пришел сюда с конкретной целью — уничтожить хранилища святых элементов. И добра местным жителям это действие не принесло бы. Локация стала бы разрушаться. Если не полностью, то размер территории все равно значительно бы уменьшился, и они, скорее всего, погибли бы или испытали трудности. Хотя некоторые, в случае необратимого разрушения локации, имели шанс быстро перебраться в соседний сектор и попытать счастье там. Неважно. Главное, что я им не друг и судьба аборигенов меня не волновала от слова «совсем». Однако, узнав их историю и, став свидетелем того, как они опустились, невольно, я стал им сопереживать. Понимал, что это неправильно, но ничего с собой поделать не мог.
Вот на голой земле рядом с дорогой сидит красивая женщина в хорошем темно-синем платье. Она смотрит перед собой невидящим взглядом. А рядом с ней ползает грязный трехлетний ребенок, совершенно голый и худой настолько, что видны ребра, но при этом у него большой вздувшийся живот. У малыша явные признаки белково-калорийной недостаточности. Его ослабленный голодом организм не справляется с выведением вредных жидкостей, и живот опух из-за газов, которые выделяют отходы жизнедеятельности. Но при этом его матери все равно, ибо ее разум далеко от этого места.
А дальше, поджав под себя ноги, на ковриках, в одних трусах сидят два мужика. Они
