Безголовое дитё - Светлана Георгиевна Семёнова

— Ой, смотри, там битюги, — обращаюсь к Жоржу, хочу хоть как то выразить ему благодарность за то, что он не стал пить эту вонючую водку.

За окном только зелёная степь, битюгов я выдумала.

— Где? Я не вижу никаких битюгов, — Жорж пытается охватить взглядом пространство за окном.

— Там, там, далеко, на просторье, — я протягиваю палец в окно, боясь разоблачения, — аж там, где кончается земля и начинается небо.

— Какой глазастик, а у папки, наверно плохо со зрением… Просторье ты моё, — гладит меня по головке.

Протяжные гудки паровоза и нескончаемый стук колёс укачали меня. Я уснула. И снилась мне Бабуня. Она бежала по жёлтой траве к нашему поезду, размахивала красной косынкой и кричала сиплым голосом: «Стийтэ, стийтэ, бисовы диты! Там же ж моя Ветуня!" А я высовывалась в открытое окно и пыталась ей кричать, чтоб она села на другой поезд, который догонит нас. Но голос меня не слушался, из горла вырывались тихие рычащие звуки.

— Просыпайся, доченька, просыпайся. Мы приехали, — Жорж стаскивал меня с полки, я сопротивлялась и сквозь сон бормотала:

— Не надо, не надо, там моя Бабуня, мы подождём её, а я пока посплю.

Но Жорж уже снял меня с полки и поставил на ноги.

— Держись за ручку чемодана и иди со мной. Мы выходим.

Я не хотела просыпаться. Держась за ручку чемодана, пыталась возвратиться в сон, в нём была Бабуня. Но Жорж тащил меня вместе с чемоданом куда-то в темноту. Ноги мои заплетались, глаза не хотели открываться. Наконец мы оказались на земле. Жорж поставил чемоданы. Я уселась на маленький чемоданчик и опять закрыла глаза. Может Бабуня ещё не ушла из сна, и я успею всё же сказать ей, что я не одна, что я с папой еду в гости к его родителям. Но сон пропал, и мы с Жоржем смотрим вслед уходящему поезду. Вскоре он исчез в темноте, издав на прощанье грустный, протяжный гудок.

— А теперь, Светочка, нужно искать какой-нибудь транспорт. До бабушки и дедушки ещё ехать и ехать. Если повезёт, то к утру доберёмся, — Жорж со скрипом почесал щетину и оглянулся вокруг. Вдалеке, в слабом освещении одинокой лампочки, висящей над дверью полуразрушенного дома, маячила фигура дядьки в ватнике, с кнутом в руке. Кнутом он стегал себя по голенищу сапога и громко, хрипло матерился.

— Тудыт твою, растудыт, пошёл ты … Хрен заставишь меня ещё раз сюды ехать!

— Товарищ, можно вас на минутку? — крикнул Жорж дядьке.

Дядька, хромая и шаркая по перрону сапогами, подошёл к нам. От него воняло водкой и навозом. На пиджаке поблёскивала медаль.

— Уважаемый, не подскажете, как нам добраться до дальних хуторов, что за Семёновкой? — вежливо спросил Жорж.

— От чего ж не подсказать? Вам как раз повезло! — прохрипел он, — Чай, в Семёновку счас и поеду. За бутылёк довезу. К утру будем в Семёновке. А дальше уж пёхом сами. Там всего-то переть километров семь. Согласные? А мне к шести на работу. Вот так, твою мать, не спамши совсем.

— А какой у вас транспорт?

— Чай, такой как у всех, тут таксей сроду не было. Кобыла Катька да телега. Места мягкие, на сене, — голос у дядьки был сиплый, с присвистом.

— Так поехали, чего ждём. А то на работу опоздаете.

— Сперва надо бы аванец, а то, заснувши не доеду.

— У меня с собой нет. Могу только деньгами, — растерялся Жорж.

— Вот и хорошо, что деньгами. Видишь бабу, куняет над своей драгоценной кошёлкой? — дядька ткнул пальцем в темноту, — Так в этой кошелке, небось, что-нибудь да осталось. Иначе, какого хрена ей тут кунять? Давай рассчитаемся и сразу по коням, — у дядьки поднялось настроение.

Жорж достал из кармана брюк деньги, отсчитал несколько бумажек по рублю и протянул дядьке.

— Этого хватит?

— За глаза, больше ей и было б, не дал. Небось, из дерьма гонит, — и он, прихрамывая, танцующей походкой двинулся в сторону дремлющей тётки.

— Повезло нам, доченька, к утру будем на месте.

— На каком месте? — сонно промямлила я.

— На хуторе, у бабушки и дедушки.

— А хутор — это что? Такой дом?

— Да, дом, который стоит в поле.

— Совсем один?

— Нет, там неподалёку есть ещё хутора. Может, их немцы не разбомбили. Твой дед написал, что наш хутор бог миловал, а про соседей не знаю. Посмотрим… — Жорж поскрёб свою щетину и улыбнулся, — Ну как, уважаемый, затоварился? Может, двинемся в путь? — крикнул он подошедшему дядьке.

— А то… — весело ответил дядька, в руке он держал бутылку с мутной жидкостью, — Пошли.

Обойдя полуразрушенное здание вокзала, мы оказались на большой площади, освещённой единственным фонарём, возле которого стояла небольшая телега, запряжённая белой лошадкой. Жорж закинул в телегу наши чемоданы, подсадил меня, и я рухнула на дно телеги в сухое сено. Жорж умостился рядом.

— Катька, милая, трогай, чай, дорогу знаешь. Кончилась наша командировка, теперь домой, — и телега рывком тронулась с места.

Всю дорогу я крепко спала. Жорж разбудил меня, когда солнце уже взошло. Мы слезли с телеги, забрали чемоданы и, поблагодарив совершенно пьяного дядьку, огляделись вокруг. Телега стояла на перекрёстке двух дорог. Справа был виден старый обшарпанный, заросший кустами отцветшей сирени, двухэтажный дом, над дверями которого висела табличка.

— Я в правление, нужно отчитаться. А вам туда, не заблудитесь, чай. Всё время прямо, — дядька спрятал в кустах пустую бутылку и, спотыкаясь, пошёл к дому.

— Э, уважаемый, а тут молочка можно у кого-нибудь попросить? — остановил его Жорж.

— Это вам нужно на ферму. У людей коров пока нетуть. Только козы. А ферма как раз вам по пути. Тама, в конце посёлка. Может доярка Любовь Ивановна — запомните, Любовь Ивановна, угостит ребёнка.

ДОРОГА НА ХУТОР

До фермы шли по пыльной улице, вдоль уцелевших домиков,