Умри ты сегодня, а я завтра или Мужчины для досуга - Светлана Бестужева-Лада

Мне внезапно стало дурно. Колю Токмачева нашли на рассвете мертвым на набережной. Именно там, где сегодня обнаружили труп моего бывшего родственника Игоря Урманиса!

Глава одиннадцатая. Поминки на Ордынке

Он сохранял на лице маску отрешенного спокойствия, которая для окружающих могла значить все, что угодно, но в душе у него все пело. Сделано! Чисто, быстро, без малейшего сомнения в успехе. И на сей раз это оказалось до смешного легко: избавиться от еще одного надоедливого персонажа, который посмел осложнить его жизнь. Его жизнь! Да никто просто права не имеет на такое.

Как он и предвидел, убедить Игоря прийти на встречу оказалось легче легкого. Достаточно было произнести заветную фразу: «Выгодный заказ», и этот безмозглый инженеришко примчался на указанное место, опережая звук собственного визга. Ему даже не пришлось объяснять, почему на сей раз встреча происходит не в кафе или в парке, а на пустынной в полночь набережной. Еще бы: деньгами запахло.

И потом все прошло без малейших накладок. Он просто спросил: «Ты случайно одну капсулу не использовал в личных, так сказать, целях?» И то, как побелел Игорь, как задрожал — буквально, а не в переносном смысле слова, стоило десятка страниц чистосердечных признаний, исписанных мелким почерком. Он не ошибся — Игорь пошел на поводу у собственной супруги и собственной же жадности. Убил своего зятя за пачку долларов. Дурак, он и в Африке дурак. Неужели не понимал, насколько велик риск? В таком случае убивают всех, а не оставляют неизвестно зачем свидетелей.

— Почему вы не забрали капсулу, когда все было кончено? — только и спросил он.

Не потому, что его интересовали детали, просто нужно было как-то протянуть несколько минут в спокойной беседе и подвести ее к необходимости выпить.

— Не было возможности. Там все время колготился какой-то народ, а потом Нина точно узнала, что диван останется на месте и его обязательно выкинут. Ну мы и успокоились.

— Понятно. Успокоились. Теперь вот только придется побеспокоиться, ну да ладно, бог не выдаст, свинья не съест. Бывшая ваша родственница тоже умрет от этого излучения?

— Если начнет лечиться, то не должна. Тут ведь главное было — прямое излучение. Если она на этом диване спала…

— Тоже понятно. Ну, ладно, помянем усопших, пожелаем самим себе удачи. Она нам не помешает. Много вам перепало с этой затеи?

— Двадцать тысяч. Долларов. А сколько Нининым родственникам, точно не знаю. У ее племянника какие-то фантастические долги были, его чуть ли на «на счетчик» поставили…

— Ну это не наше дело. Поехали.

Он сделал из фляжки небольшой глоток и передал ее Игорю. Тот жадно схватил, хлебнул несколько раз и вроде бы порозовел. Во всяком случае, слегка успокоился.

— Ну, а теперь к делу, — спокойно произнес он.

И действительно перешел от слов к делу, невероятно удачному. Испытать сейчас полное облегчение от пройденного этапа ему мешала одна крохотная мыслишка, навязчиво возвращавшаяся к нему: откуда он взял эту историю с набережной у Киевского метромоста? Безотказная память на сей раз никак не желала слушаться и пробуксовывала. Поэтому ощущение какой-то досадной неопределенности все-таки оставалось. И — в связи с этим — чувство легкой тревоги.

Хотя о чем, собственно, теперь можно было тревожиться?

— Что с вами? — спросил меня Павел, по-видимому не в первый раз. — Вам плохо? Дать лекарство?

Я могла только что-то промычать в ответ. Колька Токмачев! Парень из нашей группы, весельчак и задира, с румяными, похожими на рязанские яблочки щеками. Однажды он не пришел на занятия, а потом прошел слух, что Колька погиб, но никто не знал никаких подробностей. Погиб, убит, в общем пропал молодой парень, скорее всего, из-за своей излишней задиристости. Он слегка за мной ухаживал, но скорее на публику, чем серьезно, во всяком случае, я именно так это и воспринимала.

Родом он был из Крыма, из Судака, куда то ли в шутку, то ли всерьез и приглашал меня приехать летом отдохнуть. Судьбе было угодно, чтобы именно в то лето я и попала в Крым, в спортивный лагерь неподалеку от Судака. И специально заехала к Колиной матери: адрес у меня был. Мне хотелось рассказать ей о том, как жил ее сын в Москве, как все его любили, как нам всем его теперь не хватает. Просто — поговорить с ней о сыне, мне почему-то казалось, что ей это будет нужно.

И я не ошиблась. Мать Коли, показавшаяся мне тогда столетней старухой, обрадовалась возможности вспомнить любимого и единственного сына не одной, а с кем-то, кто знал его. Боже мой, ведь ей тогда было немногим больше лет, чем мне сейчас!

Она рассказала мне, каким образом погиб Коля. Его тело нашли утром в реке у пустынной набережной возле Киевского метромоста. На той стороне реки не было жилых домов, и непонятно было, почему Коля там оказался. Дело происходило слякотной мартовской ночью, Коля был в куртке, но без шапки и почему-то без ботинок, а руки у него были содраны до крови. Пытался выползти наверх, вновь и вновь соскальзывая по обледеневшему граниту, изгиб которого этого все равно не позволял? Ободрал руки, отбиваясь от кого-то? Умер от ушиба при падении или просто замерз? На все эти вопросы ответов следствие не нашло и дело, что называется, «повисло».

На меня рассказ произвел жуткое впечатление, я пребывала под его воздействием остаток поездки и никак не могла выбросить его из головы. А когда вернулась в полупустую летнюю Москву, то единственным знакомым человеком там был Володя, с которым только-только начинался наш замечательный недолгий роман. Но тогда все еще было безмятежно-ясно, и я помчалась к возлюбленному просто чтобы выговориться, избавиться от кошмара.

Прекрасно помню, как все это происходило. Мы сидели в его комнате, я в кресле, он — на диване. Я говорила и говорила, а Володя морщился все больше и больше и наконец не выдержал:

— Зачем ты мне рассказываешь эти ужасы? Мы месяц не виделись, и тебе больше не о чем говорить? Или ты все-таки была неравнодушна к этому, как его, румянчику вашему?

Я тогда обиделась, правда, ненадолго. Но с тех пор, стоило мне оказаться на той, киевской, ветке или, тем более, проезжать по метромосту, как на память неизменно приходил Коля и я даже невольно скашивала глаза вниз, к поверхности реки у кромки набережной. И вот сейчас это все всплыло снова. Но испугалась я не того, что вспомнила, а того, что всю эту историю знали только двое: Володя и я. Больше я никому и никогда ее не рассказывала, даже ребятам из группы, помня о том, какую реакцию вызвал мой рассказ у Володи.

— Наташа, — снова затеребил меня Павел, — да очнитесь же! Что с вами?

— Скорее всего, очередной приступ сумасшествия, — попыталась я усмехнуться, но попытка не удалась, губы у меня дрожали, а страх накатывал изнутри противными липкими волнами. — Я вспомнила…

И, не давая себе ни секунды, чтобы не передумать, рассказала Павлу о том, что только что осознала. Конечно, подсознательно я ждала, что Павел пожмет плечами и скажет что-нибудь насчет самых невероятных совпадений и особенностей моей фантазии, то есть примерно то, что накануне говорил мне Андрей. Но мой спутник молчал и не пытался меня разубедить. Молчал он и еще какое-то время, пока мы выбирались с кладбища, садились в его машину, чтобы ехать на поминки, выезжали из узкого проезда. И лишь на нормальной улице Павел произнес:

— Прошу вас, забудьте сейчас о том, что мне рассказали. Это очень важно, это многое объясняет, но вам лучше держаться от всего этого в стороне… по мере возможности.

— Почему? — тупо спросила я.

Действие утренней таблетки, по-видимому, прошло, у меня тупо болела голова, щемило сердце и вообще хотелось только одного: лечь. Куда угодно, только лечь и ничего не видеть, не слышать и не ощущать. У меня, как у котенка из моего любимого анекдота, кончился бензин.

— Потому, что потому кончается на «у», — потерял терпение Павел. Пошевелите мозгами, напрягите извилины. Вы же оказались в непосредственной близости от убийцы, неужели это непонятно? Извините за резкость, Наташа, но порой вы ведете себя как дитя малое, а не как взрослая разумная женщина.

Господи помилуй, он почти дословно повторил то, что любил говорить Валерий, когда я окончательно выводила его из себя. Правда, муж на меня в этих случаях не кричал, наверное, потому, что любил. Ну, а посторонний человек в подобной ситуации просто не может сохранять олимпийское спокойствие, видя такую непроходимую тупость.

— Простите, пожалуйста, у меня страшно болит голова, я почти ничего не соображаю. Наверное, это реакция…

— Не наверное, а точно, — уже гораздо менее сердито отозвался Павел. Сейчас я вам дам еще одну таблетку, должно стать полегче. А может быть, вам не стоит ездить на поминки? Свалитесь — кто ухаживать станет?

— Андрей, наверное, — попыталась я пошутить. — Он вроде как начинал этот процесс, да капсула помешала.